Тут нет никакой иронии: мир в самом деле достиг выдающегося прогресса в каждом отдельном показателе человеческого благополучия. Поразительно другое: об этом почти никто не знает. Чаще всего мы ошибочно принимаем негативные явления вокруг нас за знак того, что всё летит в тартарары, а не того, насколько поднялись наши стандарты. Мы сами виноваты, что наше неослабевающее внимание к плохому порождает устойчивый спрос на услуги профессиональных ворчунов, которые не дают нам пропустить ни одного неприятного факта. В итоге нам кажется, что наши деды жили богаче и качественнее нас, а потепление климата или терроризм вот-вот уничтожит и без того перенаселённую планету. А если Бог и помилует, то нас ждут голод и массовая безработица, поскольку наши места займут роботы, которые могут и власть захватить. Кто им помешает? Наши дети безнадёжно залипли в своих гаджетах, а без посторонней помощи не попадут пальцем в ухо.
На зависть Рокфеллерам
В середине XVIII века ожидаемая продолжительность жизни в Европе и Северной Америке составляла около 35 лет – как и в предшествующие два столетия, по которым у учёных есть данные. Скорее всего, охотники-собиратели жили ещё меньше. Но с XIX века мир начал так называемый «Великий побег» от наследия нищеты, болезней и ранней смерти. В передовых западных странах средняя продолжительность жизни нынче под 80 лет. В России до пандемии коронавируса было 72 года, но даже беднейшие страны демонстрируют прогресс. Родившийся сегодня африканец будет жить столько же, сколько американец в 1950-х.
Социолог Стивен Пинкер в своих книгах подробно рассказывает, что прогресс не был мгновенным. В середине XIX века в Швеции, одной из богатейших стран мира, от четверти до трети детей умирали, не дожив до 5 лет. Болезни не щадили ни богатых, ни знатных. В 1836 г. обладатель самого большого в мире состояния Натан Майер Ротшильд умер от инфекционного абсцесса. Семьи английских королей косили дизентерия, оспа, пневмония, тиф, туберкулёз и малярия. Даже в 1924 г. 16-летний сын действующего президента США Калвина Кулиджа умер от воспаления мозоли, полученной на теннисном корте. Век назад беременность представляла для американской женщины примерно такую же опасность, как сейчас – рак груди.
В этом нет ничего удивительного: европейские города до начала XX века утопали в отходах. Лондон был деловой столицей мира, но его жители пили и использовали для стирки вонючую коричневую жидкость. Причиной эпидемий считались «миазмы» (зловонный воздух), пока первый в мире эпидемиолог Джон Сноу не заложил основы гигиены. Сами врачи были угрозой здоровью пациента, когда болтались между прозекторской и смотровым кабинетом в чёрных от крови и гноя халатах, осматривали раны пациентов немытыми руками и зашивали их нитками, которые держали в петлицах. Да, до Игнаца Земмельвейса и Джозефа Листера врачам не приходило в голову дезинфицировать руки и инструменты.
Историк Фернан Бродель только в середине XX века доказал, что до начала Нового времени Европа страдала от голода чуть ли не каждое десятилетие, а народ ел траву и тела соседей. Сегодня ничего подобного нет ни в одном уголке мира. Даже в Китае с 1, 3-миллиардным населением на душу приходится 3300 килокалорий в день, что вполне соответствует потребностям высокоактивного молодого мужчины. В развивающихся странах сегодня 12% недоедающих людей, а в 1947 г. их было не менее половины. Это притом что само население ныне увеличилось в разы. Доля недоедающих детей с задержкой роста в Кении или Бангладеш всё ещё велика, но и она сократилась с 80 до 40% всего за 20 лет.
С тех пор как в 1909 г. Карл Бош доработал изобретённый Фрицем Габером процесс по вытягиванию азота из воздуха при помощи метана и водяного пара, массовый голод планете больше не грозит. Изобретение удобрений позволило этим химикам возглавить список учёных XX века, спасших наибольшее число жизней в истории – 2, 7 млрд человек. Конечно, шоумены-футурологи вроде Рэя Курцвелла пугают нас, что в будущем разросшееся до 11 млрд особей человечество сможет прокормиться разве что созданием огромных морских ферм по выращиванию водорослей, но это чистой воды хайп. С 1961 до 2009 г. территория под посевами увеличилась на 12%, тогда как объём произведённого продовольствия – на 300%. Какой может быть всеобщий голод даже при населении в 12 млрд человек, если только в США на помойке оказывается около 40% пищевых продуктов? А всего в мире ежегодно выбрасывают около миллиарда тонн продовольствия, которое слишком дёшево, чтобы его беречь.
Более того, население Земли не будет расти темпами XX века. Как раз успехи медицины и массовое переселение людей в города сокращают количество детей в любых семьях – христианских, мусульманских или иудейских. За 30 последних лет в Иране это падение составило 70%, а в Бангладеш и семи арабских странах – 60%. Скорее всего, пиковые значения мирового населения – это 10, 5 млрд человек к 2050 г., после чего наступит снижение, а число жителей Италии и Китая сократится вдвое к началу XXII века. Учёный-эколог Джесси Осубел пришёл к выводу, что мир уже сейчас достиг пиковой площади сельскохозяйственных угодий и нам уже никогда не понадобится обрабатывать столько земли.
Нынешнее продовольствие также куда более качественное, чем 100–200 лет назад. Генно-модифицированные культуры имеют более высокую урожайность и содержат больше жизненно необходимых витаминов, они устойчивы к засухам, засолению почв, болезням, вредителям и гниению, им нужно меньше земли, удобрений и трудовых затрат. Более сотни нобелевских лауреатов засвидетельствовали их безопасность, хотя среди малообразованной публики распространена уверенность, что «настоящая еда» должна выращиваться на пасторальной ферме без «всяких добавок» (примерно половина из нас верит, что у обычных помидоров нет генов, а у генно-модифицированных есть). С типичной для «первого мира» неблагодарностью критики современного общества возмущаются эпидемией ожирения в богатых странах как будто это голод в Поволжье.
Бедные государства сегодня решают проблему голода даже без продовольственных поставок ООН. Сколько бы ни говорили о «цикличности» капиталистического развития, с 1995 г. в 30 из 109 развивающихся стран (таких несхожих, как Бангладеш, Сальвадор, Эфиопия, Грузия, Монголия, Мозамбик, Панама, Руанда, Узбекистан и Вьетнам) доходы населения удваиваются каждые 18 лет. В 2008 г. в Китае и Индии доход на душу населения был таким же, как в Швеции в 1950-м и 1920-м соответственно. Притом что каждая из этих стран в 130 раз больше Швеции по числу подданных. Все 7 млрд землян в 2008 г. имели такой же достаток, что и житель Западной Европы в не самом плохом 1964 году.
Впрочем, сравнивать уровень потребления сегодня и 200 лет назад – занятие бесперспективное. Одёжка образца 1800 г. могла представлять собой накидку из жёсткой, тяжёлой и протекающей промасленной ткани, а в 2000 г. это уже дождевик на молнии из лёгкой дышащей синтетики. Почувствуйте разницу: «стоматологические услуги» в 1800 г. подразумевали клещи и деревянные протезы, а две века спустя – новокаин и имплантаты. Раньше бедных называли «неимущими». Но сегодня более 95% американских семей, находящихся за статистической «чертой бедности», имеют у себя дома электричество, водопровод, унитаз, холодильник, плиту и цветной телевизор (в России не намного меньше). Полтора века назад ничего из этого не было ни у Ротшильдов, ни у Вандербильтов.
В 2022 г. только 11% россиян не пользовались Интернетом, а мобильный телефон был практически у всех. 100 лет назад Морганы и Рокфеллеры дорого заплатили бы за возможность позвонить по видеосвязи (для нас это бесплатно) за тысячу километров. Или хотя бы посидеть в жару под кондиционером, который обычный российский клерк может купить на зарплату за несколько дней.
Россия – вообще хороший пример того, что за ростом доходов и благополучие прирастает. В Москве, самом богатом российском регионе, продолжительность жизни достигла 77 лет – на уровне ведущих по этому показателю стран мира. К 2019 г. социологи обнаружили в России 74% счастливых людей. А в 1990‑е всё было ровно наоборот: на фоне распада СССР, галопирующей инфляции и бандосов в малиновых пиджаках неудовлетворёнными жизнью считали себя сразу 75% населения, а хорошее настроение было нормой лишь для 3% соотечественников. В 2000 г. мы оказались на третьем месте снизу по рейтингу «Журнала исследований счастья». Но именно рост доходов людей и появление новых возможностей вслед за экономическим ростом нулевых подняли народу настроение.
Впрочем, социологи выяснили, что рост возможностей у россиян связан не только с возможностью приобретать вещи, на которые в 1990-е большинство могло только глазеть в магазинах. Начало XXI века – это во всём мире время прихода Интернета в массы. И россияне оказались одними из лидеров по темпам, с которыми у населения росло количество мобильных телефонов и ноутбуков. Интернет сделал возможным и невиданный в мире прирост граждан, выезжающих на отдых за границу, – на 40–50% каждый год. Более того, уже к 2010-м годам оказалось, что и процент путешественников, самостоятельно бронирующих отели и перелёты, у нас выше, чем в некоторых западных странах. И кто после этого скажет, что компьютер с Интернетом лишил человечество активности, «приковав к дивану» вполне здоровых людей? На самом деле всё наоборот.
Широко закрытые глаза
В 1800 г. англичанин должен был потратить шестичасовой заработок, чтобы один час жечь над книгой сальную свечу. В 1880 г. ему нужно было 50 минут пахать за станком на час работы керосиновой лампы. В 1960-е не более 20% американцев летали на самолёте. Сегодня авиабилет на самолёт-лоукостер можно купить за несколько дней работы. И можно сидеть в кресле в небе, как герои греческих мифов.
Но пессимист всё равно скажет, что за деньги счастья не купишь. Ведь помимо тела у нас есть и душа. А она даже при наличии кондиционера задыхается в удушливой атмосфере каменных джунглей, где уже давно нет ни дружбы, ни любви, ни доблести. Зато власть государства и корпораций тотальна. Но это тоже взятый с потолка нарратив, не имеющий ничего общего с реальностью.
Нынче треть взрослых людей в Германии или Франции после школы обучались в университетах не менее 4 лет! Хотя 200 лет назад всё было иначе: трети младенцев так и не суждено было встать на ноги, а высшее образование получало менее 1% населения. Обычный современный европеец способен совершать действия, которые показались бы наполеоновскому солдату непосильно сложными: заполнить тест ЕГЭ, воспользоваться каршерингом, подобрать диету при повышенном холестерине.
В «блестящий век» Наполеона до широких масс только доходили идеи Просвещения, главным смыслом которых был переход от богобоязненности к самосознанию, от вопроса «Как мне спасти свою душу?» к более прагматичному: «Как мне стать счастливым?» Новая модель личного и социального взаимодействия включала в себя нормы приличий, бережливости и сдержанности, признание достоинства и престижа за торговцами и изобретателями, а не только за солдатами, священниками и придворными. Великий полководец Наполеон пренебрежительно называл «нацией лавочников» англичан, которые зарабатывали тогда на 83% больше французов, потребляли на треть больше калорий и победили французов при Ватерлоо. Мир не оставил незамеченным этот факт.
Правда, мрачные фабрики времён промышленной революции представлялись тогдашним романтикам от искусства дьявольским изобретением, а сельская скученность – райским садом. Но вот какое дело: почти нигде и никогда крестьян не сгоняли с земли в города штыками. С редким единодушием бедняки повсеместно бежали на фабрики, чтобы работать у станка по 12 часов с одним выходным. Зачем? Всё просто: в «райском саду» на самом деле было ещё хуже и беспросветнее. Даже в наши дни в беднейших азиатских странах люди в очередь выстраиваются на заводы за 10 долларов в день, только бы не стоять с утра до ночи на рисовых полях под палящим солнцем прямо в воде, страдая от пиявок и рискуя поймать малярию или энцефалит. Романтики не замечали, что город давал батракам куда больше шансов сделать карьеру, выучить детей, чем крестьянская община, стиснутая «клеткой норм». Недавнее исследование в Бангладеш подтвердило, что женщины-швеи зарабатывают больше денег, позже выходят замуж, имеют меньше детей и дают им более качественное образование.
Многие критики озабочены проблемой неравенства: якобы крестьяне и охотники-собиратели все были равны, а нынешняя глобализация – это неолиберальный заговор с целью обогатить кучку воротил за счёт народных масс. С этим даже как-то стыдно спорить: настолько очевиден прогресс, например, в области прав женщин, которые даже к началу XX века являлись собственностью мужа и голосовали на выборах в одной только Новой Зеландии.
До начала XX века европейские страны в среднем выделяли на помощь бедным, образование и прочие социальные нужды 1, 5% своего ВВП, а сейчас медианное значение социальных расходов в большой Европе в среднем составляет 22%. Но главное даже не в этом. Во-первых, имущественное равенство не относится к фундаментальным составляющим благополучия, таким как здоровье, достаток, безопасность или доступ к знаниям. Если человеку дана долгая, здоровая, счастливая, полная возможностей жизнь, то какая ему разница, сколько зарабатывают его соседи. Нежелательное явление – это бедность.
Во-вторых, социологи Джонатан Келли и Мэрайя Эванс на протяжении 30 лет исследовали 200 тыс. человек из 69 стран и доказали, что в развивающихся странах неравенство не погружает людей в уныние, а, наоборот, воодушевляет. Тревогу по поводу своего статуса с лихвой перекрывает надежда, что у любого есть возможности «сделать себя». Разве что в бывших коммунистических странах неравенство тяжело переносится старшим поколением. А на Западе усиливается негативное отношение к тем, кто получает блага и статус незаслуженно: иммигрантам или детям элиты.
Поразительно, но сегодня в США больший процент населения хотел бы прихода к власти социалистов, чем в России. Подавляющее большинство россиян усвоили главный урок своей истории XX века и не хотели бы отмены рыночной экономики. Три четверти из нас согласны, что олигархи 1990-х нажили свои непомерные состояния путём не слишком законной приватизации, но это не значит, что нужно пересматривать её итоги. Среди молодых россиян до 30 лет до 80% считают предпринимателя двигателем прогресса. В США всё наоборот: там в основном пожилые помнят, кто сделал Америку первой экономикой мира, а молодёжь увлечена марксистскими идеями.
В-третьих, согласно гипотезе нобелевского лауреата по экономике Саймона Кузнеца, по мере того как страна богатеет, неравенство в ней и должно расти. Но в конечном итоге прилив поднимает все лодки: разбогатевшее правительство перераспределяет доходы через налоги на социальные программы. Этого мало? Что же, лучше всего справедливость восстанавливают, по выражению историка Вальтера Шайделя, «четыре всадника уравнивания»: война, революция, распад государства и летальные пандемии. Только с их помощью можно извести богатых.
Но даже когда гражданские права, еда и одежда богатых и бедных не слишком отличаются, жизнь способны отравить предчувствия экологической катастрофы, исчерпания ресурсов и «восстания машин», которые лишат нас рабочих мест. Почему-то мало кого оскорбляют свойственные экологическим сектам сравнения людей с паразитами, болезнетворными организмами или раковыми клетками на теле планеты. Однако, по свидетельству палеоклиматолога Уильяма Раддимена, человек железного века оказывал более разрушительное воздействие на земной ландшафт, чем мы сегодня. Например, изобретение 5 тыс. лет назад одного только поливного рисоводства привело к гниению растительности и выбросу в атмосферу таких объёмов метана, что из-за одного этого на планете мог измениться климат.
Конечно, у нас есть поводы для беспокойства за природу, но мы научились отвечать на вызовы заранее. За последние годы потребление энергии в мире вышло на плато, а выбросы углекислого газа даже начали снижаться. По мере роста эффективности сельского хозяйства давно распаханные угодья часто снова превращаются в леса, а вырубка джунглей Амазонии достигла пика в 1995 г., и всего за 10 лет сократилась на 80%. Теперь деревья чаще выращивают на плотно засаженных плантациях, где выход древесины с единицы площади превышает показатели естественных лесов в 5–10 раз.
О конечности природных ресурсов в мире зубоскалят ещё с 1960-х, однако мир не остался без алюминия, меди, хрома, золота, никеля, олова, вольфрама и нефти. И конца-края им не видно. В конце 1990-х Китай пробовал ограничить экспорт редкоземельных металлов вроде иттрия, скандия, европия и лантана, которые являлись важнейшими компонентами магнитов, ламп дневного света, видеомониторов, катализаторов, лазеров, конденсаторов, оптического стекла. Но никакого кризиса не случилось, потому что, например, на смену электронно-лучевым трубкам пришли жидкокристаллические экраны. И так было всегда. Каменный век завершился не потому, что в мире кончились камни. Лесов оставалось в избытке, когда мир перешёл на уголь. Угля вполне хватало, когда начало расти потребление нефти. Нефти у нас ещё много, но мы уже переходим на газ и возобновляемые источники.
Как пишет социолог Стивен Пинкер, технологический прогресс позволяет нам добиваться большего, располагая меньшим: «Мобильным телефонам не требуются столбы и километры проводов. Поток газетной бумаги, протекавший через мою квартиру, остановил один-единственный iPad. Наконец, только подумайте о пластике, металле и бумаге, сэкономленных на производстве сорока с лишним видов товаров, которые заменил обычный смартфон, – телефона, автоответчика, телефонной книжки, фотоаппарата, видеокамеры, радиоприёмника, будильника, калькулятора, словаря, ежедневника, календаря, атласа, фонарика, факса и компаса, а иногда ещё и метронома, наружного термометра и строительного уровня».
Всё это, конечно, прекрасно. Но, оглядываясь на тёмные века, из которых мы с трудом выползли, надо помнить, что прекрасно было не всегда. По сути, у всех нас независимо от наших вероисповеданий и этических систем есть только одна всеобщая обязанность перед цивилизацией. А именно: взять на себя труд разобраться (хотя бы в общих чертах), благодаря каким