Иркутские истории. Бегство комиссаров

«И в Иннокентьевском один ловкий товарищ, член исполкома местного совета, очистил поселковую кассу. Так что теперь остальные члены изо всех сил доказывают, что он не был большевиком». Как же во все времена — и в смутные, и в сытные — льнут государственные денежки к вороватым чиновничьим ручкам всех мастей, а сотоварищи изо всех сил стараются от уличенных откреститься. Вот что об этом феномене человеческой натуры накопала наблюдательная Валентина Рекунова и не без доброй иронии рассказала нам в своих «Иркутских историях».

А книги хорошо бы вернуть. И желательно вместе со шкафом

К концу июня 1918-го и до тюремного замка докатилось, что чехословаки уже на станции Зима, а иркутские большевики собираются в эвакуацию. Политические (или как говорили теперь, «постоянные обитатели камер») тут же принялись рассуждать, где именно их расстреляют совдеповцы — тут, во дворе, или всё-таки отвезут от города и там уже пустят в расход. Арестанты из новеньких усмехались: властям, мол, сейчас не до нас — затовариваются в дорогу. Разве не слыхали? Помощник комиссара Александровской каторжной тюрьмы Ульмис вызвался съездить в Иркутское казначейство, за июньским жалованием служащих, а обратно уже не вернулся — сбежал с полученными деньгами. И Максименко, комиссар губернского акцизного ведомства, подался в бега, прихватив 400 тысяч казённых денег. И в Иннокентьевском один ловкий товарищ, член исполкома местного совета, очистил поселковую кассу. Так что теперь остальные члены изо всех сил доказывают, что он не был большевиком.

А вот какая история приключилась в Забитуйской конторе Московско-Сибирского горнопромышленного товарищества. В марте прошлого, 1917-го, народился здесь свой профсоюз, и со взносов (заработки были хорошие) удалось прикупить одну домашнюю библиотеку на 400 с лишним томов вместе с книжным шкафом из нескольких секций. Поставили его в комнате, отведённой профкому на станции Забитуй. Получать книги здесь было очень удобно — и так продолжалось целый год, пока совдепы не стали эвакуироваться на восток. Большевики из правления Забитуйской конторы получили четыре вагона в эшелоне для отъезжающих — и кроме домашней мебели прихватили и шкаф с профсоюзными книгами, без всякого, как говорится, стеснения. А месяца через три до Забитуя дошёл слух, что часть эшелонов была перехвачена войсками Временного правительства… Тогда председатель профкома Нестеров разослал по редакциям коротенький текст с отчётливо выраженным желанием «получить свои книги, и желательно вместе со шкафом».

Из газеты «Нижнеудинские бюллетени» от 24.07.1918 года:

Бегство комиссаров. С 3 июля уже началось из Иркутска бегство комиссаров за Байкал. Первыми стали члены Центросибири. Затем скрылись из города Посталовский, Парняков, Янсон, Постышев, Рютин, Лыткин, Трилиссер и губернский нарком Гаврилов. Бежавшими комиссарами захвачено из государственного банка золота на 20 миллионов; столь же предусмотрительно были опустошены ими казначейство и золотосплавня. Ежедневно целыми нарядами отправлялись за Байкал значительные запасы муки и продуктов первой необходимости.

Из газеты «Сибирский курьер» от 24.07.1918 года:

Сбежал министр народного просвещения Понька. За ним, уложив в чемодан монатки, стремительно последовал его соратник, нарком Лебедев. С этого момента школа перестала вдохновляться детски-наивными педагогическими настроениями фантазёра Поньки, нормироваться громкими филькиными грамотами.

Из газеты «Новая Сибирь» от 14.11.1918 года:

Комиссары за границей. Вожди советской власти в Сибири растаяли на Дальнем Востоке как дым. Передают, что пресловутый «Понька» Парняков, его отец Клейман и Трилиссер, дав солидную взятку чистым золотом, пробрались через Монголию в Китай. По другой версии, Парняков находится в глухих углах Сибири.

Из газеты «Дело» от 24.09.1918 года:

Полуторамиллионный памятник комиссародержавия. Губернская ликвидационная комиссия установила список лиц, с которых большевиками был взыскан «революционный налог» на 10 мая с.г. Всего обложению подверглось 506 местных жителей, из которых внесли: по 100 руб. и свыше — 23; по 200 руб. и свыше — 52; по 300 руб. и свыше — 32; по 400 руб. и свыше — 16; по 500 руб. и свыше — 65 чел.; по 600 руб. и свыше — 14; по 700 руб. и свыше — 7; по 800 руб. — 8; по 900 руб. — 4, по 1000 руб. — 70; по 2000 руб. — 39; по 3000 руб. — 18; по 4000 руб. — 11; по 5000 руб. — 26; по 6000 руб. — 5; по 7000 руб. — 5; по 8000 руб. — 4; по 9000 руб. — 1; от 10000 до 20000 руб. — 24; от 20000 до 30000 руб. — 6; от 30000 до 40000–5; по 50000 руб. — Т-во А. Ф. Второва, Т-во «Караван», С. Н. Родионов; 75000 руб. — Я. Д. Фризер. Всего комиссарами взято 1.548.203 руб. 39 коп. Предполагалось устроить побор до 3-х миллионов руб., но не хватило времени.

К середине сентября следствие установило, что окружной интендант статский советник Капитонов и член хозяйственного комитета полковник Айвазов напрямую содействовали получению из Иркутского казначейства более 17 миллионов рублей в пользу большевиков. А вот деньги местной татарской диаспоры уцелели, потому что председатель правления Шафигуллин заблаговременно спрятал всё, и в надёжном месте. Не найдя ни рубля в мусульманской кассе, раздосадованные красногвардейцы опечатали все бумаги и зачем-то взяли их в эвакуацию, вместе с печатями. Это было так странно, тем более что бежали с семьями, а, значит, со скарбом, продуктами, и места решительно не хватало.

Жертва собственной пунктуальности

С началом большевистской эвакуации домовладельцы стали припрятывать лошадей, а извозчики — экипажи. Тут бы и местному тюремному инспектору призадуматься и с разъездами повременить, но пунктуальный чиновник не позволил себе отказаться от планового осмотра Александровского централа — и велел запрягать. И тут же, на выезде со двора, был замечен одним влиятельным чином. Собственно, товарищ обратил внимание на внушительные колёса. Никелированные. Инспектор раздобыл их ещё в апреле 1917-го, когда из тюремного замка буквально не выводились члены краевого Комитета общественных организаций. Сами в недавнем прошлом сидельцы, они обустраивали этот «дом» как могли. И, между прочим, привезли патентованные колёса для экипажа, а вслед за ними и замечательный короб. С рессорами, правда, вышла заминка, но со временем отыскали и их. А мягчайшая кожаная обивка появилась уже при большевиках, из которых тоже было много сидельцев.

Но обкатать новенький экипаж всё же не удалось: жалко было гонять его по грязи, а распогодилось лишь в июне. И вот плановая поездка в Александровское, торжественный выезд, возвращение — и реквизиция прямо в тюремном дворе.

Инспектор выглядел совершенно растерянным, а надзиратель, ставший свидетелем этого позора, подумал мстительно: «Вот, требовал от нас бережливости, пунктуальности, а сам на них же и попался!»

Под большевистскую реквизицию попали и несколько вагонов бумаги, предназначенной для Китайско-Восточной железной дороги. Их ловко перехватили в Иркутске и отправили в Верхнеудинск. Но там уже взяли верх войска Сибирского правительства — и бумага вернулась в Иркутск. Новые власти арестовали её — и задумались, как справедливей распределить. На один из вагонов претендовал Штаб округа; пока же решалась судьба остальных, вездесущие спекулянты ловко вывели всю бумагу из-под ареста и немедля продали как свою.

Из газеты «Сибирский курьер» от 31.07.1918 года:

Управление милиции Забайкальской железной дороги извещает, что при нём находится масса ценных вещей, найденных и отобранных у семейств красногвардейцев за время с 11 июля. Заинтересованные лица должны подавать заявления с подробным указанием, какие вещи и при каких обстоятельствах были похищены. Вещи для опознания по описям будут предъявляться просителям с 10 до 12 часов ежедневно, кроме праздников, помощником начальника милиции Барсуковым при управлении милиции (Тихвинская, дом Громовой).

Из газеты «Дело» от 23.10.1918 года:

Большевики-расхитители. В Заиркутном городке большевиками продан некоему Г. Мальковскому казённый барак со всем имуществом за 9500 руб. Туда переезжает теперь 9-й полк, и ему приходится приобретать имущество, растраченное большевиками, у Г. Мальковского, но уже, минимум, за полсотни тысяч.

Из газеты «Новая Сибирь» от 07.02.1919 года:

Иркутское отделение государственного банка сообщило городской управе, что не может выплатить проценты по тем ценным бумагам, которые были захвачены большевиками при эвакуации ценностей летом 1918 г.

Из газеты «Наше дело» от 24.01.1919 года:

Господин Миронов и 150000 руб. «Сельхозсбыт» телеграммой на имя Иркутской городской управы сообщает, что в Благовещенске 21 января арестован бухгалтер Г. Миронов. Он обвиняется в растрате 150000 руб. из иркутских городских сумм. Имеет ли он к растрате отношение, «Сельхозсбыт» просит срочного сообщения. Заместитель Иркутского городского головы телеграфировал в Благовещенск, что растрата городских сумм произведена в то время, когда г. Миронов был председателем отдела Иркутского городского хозяйства, заменившего городскую управу после разгона иркутской думы большевиками. Финансами в то время ведал г. Быков, и дело о растрате после эвакуации большевиков передано прокурору.

Из газеты «Наше дело» от 08.02.1919 года:

В посёлке Иннокентьевском было оставлено местным совдепом и передано Иннокентьевскому кооперативу имущество, состоящее из приобретённой советской властью электрической станции с жилыми надворными постройками, а также товаров продовольственно-торгового отдела советских организаций. Из справки Иннокентьевского кооператива на 1 октября 1918 г. усматривается, что при комиссародержавии было передано от советских организаций наличными деньгами 26358 руб. 06 коп. и выручено от продажи советских товаров 56819 руб. 76 коп. Кроме того, имелось непроданных товаров на сумму 13421 руб. Такое положение вещей должно считаться слишком удачным и исключительным, так как в большинстве случаев комиссародержавие оставляло на память о себе лишь одни минусы. А. Кругосветов.

Исключением стал и Балаганский совет, оставивший в кассе полученный им кредит. Эти деньги Балаганская городская дума употребила на заготовку дров и продовольствия.

Ангелы иногда надевают форму железнодорожников

Слухи о том, что «комиссары тикают из Иркутска», вывели из подполья засидевшихся. 6 июля прапорщик Иван Лифанов прошёлся по мосту через Ангару (в сторону вокзала) и где-то на середине повстречался с красногвардейцем Ишаевым, который сразу распознал в нём белопогонника, заподозрил в шпионаже и отконвоировал в арестантский вагон. Вскоре туда подвезли и подпоручика Гугеля, лётчика Успенского, подъесаулов Шумана и Ахвеледиани, ещё несколько военных, с которыми Иван не успел познакомиться — потому что явился комендант Иркутска Шевцов и объявил о расстрельном приговоре для всех. Ни времени, ни сколько-нибудь подходящих условий для подготовки побега не было, но неожиданно в арестантский вагон вошёл человек в форме железнодорожника, внимательно всех оглядел и вышел уже вместе с Шевцовым. Разговора их не было слышно, но через час оба вернулись, и Шевцов недовольно бросил: «Свободны».

От неожиданности приговорённые не сразу двинулись к выходу, а Лифанов и вовсе задержался — узнать имя спасителя.

— Рейман, Лев Николаевич, — был короткий ответ.

Иван очень надеялся повидать его снова, но не случилось. А утром 16 октября он проснулся от неожиданной мысли, что Рейман, может быть, репрессирован, и некому его защитить. Добравшись до ближайшей редакции, составил текст и сделал приписку: «Прошу другие газеты перепечатать».

О смерти Шевцова уже было известно, но Лифанов поверить в неё не мог. Когда чехословаки уже заняли в городе прочное положение, красный комендант Шевцов появлялся в разных частях Иркутска на открытом автомобиле в сопровождении нескольких мадьяр. То ли завершал неоконченное, то ли вызов бросал… Однажды Иван столкнулся с ним прямо глаза в глаза: переходил дорогу на перекрёстке Большая—Амурская, и машина резко затормозила. Шевцов качнулся, но устоял. Лифанов неловко кивнул, но, кажется, тот не заметил: он смотрел словно бы сквозь людей и предметы.

Из газеты «Дело» от 28.08.1918 года:

Последние могикане. С Якутского тракта нам передают о том, что в последние дни стали показываться из окрестных лесов на дорогу и на крестьянские поля скрывшиеся (главным образом из Иркутска) большевики. Встречаясь с крестьянами, обессилевшие, измученные беглецы умоляют дать хлеба.

Из газеты «Дело» от 24.09.1918 года:

Начальник иркутской уездной милиции сообщает губернскому комиссару о движении преступности с 1 июля по 1 сентября. Задержано преступников 25 чел., среди которых помощник начальника красной гвардии, при котором обнаружено 500 тыс. руб.; начальник красной гвардии Бялынович, 6 анархистов, 5 чел. по обвинению в принадлежности к советской власти и Красной армии, 11 чел. по обвинению в разбоях и грабежах, 1 освобождённый из тюрьмы при отступлении анархистов.

Из газеты «Дело» от 26.09.1918 года:

В Иркутск из Жигалово ожидается на днях прибытие партии арестованных большевиков, собранных почти со всего Приленского края. Численность конвоируемых достигает 260 чел. Тут есть и председатели рабочих комитетов, большевистские руководители профсоюзов и др. Среди них выделяются: бывший инспектор училищ г. Бодайбо; бывший служащий Лензото, организатор Бодайбинской красной гвардии Поручиков, один из видных агентов Бодайбинской железной дороги, председатель исполкома Бодайбинского совета Мальцев, комиссар Якутского фронта Стояновых, оказавший сопротивление при его задержании и раненый.

Из газеты «Дело» от 08.10.1918 года:

В Иркутск доставлена партия арестованных большевиков, до двадцати человек. Все они были задержаны в Забайкалье, и предварительное следствие о них велось в Верхнеудинске. Но ввиду того, что деятельность их была в своё время сосредоточена в районе Иркутска, они перенаправлены в местную тюрьму для окончательного следствия и суда.

Реставрация иллюстраций: Александр Прейс