Александр Власов: «Больше экспертов, хороших и разных…»

Гость нашей редакции ученый — директор Научно-исследовательского института судебной экспертизы «СТЭЛС», профессор Российской Академии Естествознания Александр Власов. Нас заинтересовало его мнение о том, что у правительства и Минюста возникла тенденция по ограничению возможности выполнения негосударственными экспертными учреждениями целого ряда экспертиз. Да собственно говоря, по множеству специальностей…

— Ну, в отношении судебно-медицинской экспертизы это уже достаточно давно существовало. Да и психиатрической тоже… И в какой-то мере это можно было считать оправданным. А по многим другим, я считаю, что это решение является недостаточно корректным. По целому ряду обстоятельств.

Мы родом из страны советов

— Александр Юрьевич, в чем состоит принципиальная разница между государственным судебным экспертом и не государственным?

— Да в том, что не государственный эксперт по закону должен непременно иметь высшее образование, а для государственного эксперта такое образование не требуется. Прямо со школьной скамьи ему можно сесть в служебное кресло и автоматически получить полномочия и высокий статус государственного судебного эксперта.

— И это все?

— У многих государственных экспертов отсутствует настоящая творческая мотивация к этому процессу. А ведь по большому счету каждая экспертиза соизмерима с научным исследованием. И вот вам живой пример: через наше учреждение за последние пятнадцать лет прошло много экспертов по специальности почерковеда. Они все выходцы из государственных экспертных учреждений.

И первая проблема, с которой мы сталкиваемся в их работе, это то, что у них побудительный мотив при производстве любой экспертизы состоит в том, чтобы найти возможность и какие-то основания для того, чтобы отказаться от ее производства. На профессиональном сленге это называется НПВ — не предоставляется возможным. И это касается не только почерковедческих экспертиз. Сплошь и рядом в свидетельствах о смерти в качестве диагноза фигурирует та же самая формулировка — «причина смерти не установлена». И это ни к чему экспертов не обязывает.

Тем более что эксперт находится в специфической экологической нише. Он не несет ответственности ни за что. Чисто формально считается, конечно, что есть ответственность за дачу заведомо ложного заключения. Но на самом деле это исключительно теория. Привлечь эксперта за это нереально. Он всегда может выставить в качестве контраргумента такой довод, мол, вот я так думаю. И все. Отчасти это тоже является стимулом для формирования специфичной экспертной среды. Работа не столь обременительная, как во многих других практических специальностях.

Александр Власов

Правда и мифы об экспертах

— Вы так думаете? Бытует мнение, что эксперты просто завалены сложной и ответственной работой. Об этом даже сериалы снимают…

— Тут показательно сопоставление с работами органов предварительного следствия. Если следователь, к примеру, в суде потерпит оглушительное фиаско, и дело завершится оправдательным приговором, то для этого следователя, да и не только для него одного — это настоящая катастрофа. В лучшем случае — барьер для карьерного роста. В худшем — увольнение. Что встречается сплошь и рядом…

Сейчас экспертиз стало на два порядка больше, чем было лет 20 — 30 назад. Экспертизы назначаются и органами предварительного следствия, и судом, по поводу и без повода. Почти не существует дел, ни гражданских, ни уголовных, ни арбитражных, которые не были бы обременены множеством самых разнообразных экспертиз. И соответственно, увеличение объема вызывает потребность в увеличении числа исполнителей. А в рамках государственных экспертных учреждений выполнение этого громадного объема работы сегодня совершенно не реально. Именно это вызвало необходимость появления множества негосударственных экспертных учреждений.

— А сейчас, что-то изменилось, и наступление на права негосударственных экспертных учреждений пройдет безболезненно?

— Я думаю, что, наверное, по какому-то трезвому размышлению эта непродуманная ситуация в конечном итоге изменится. Хотя бы по той простой причине, что не могут государственные экспертные учреждения освоить весь этот гигантский объем работы, который существует сейчас в рамках судопроизводства и предварительного следствия. Вот, скажем, есть у нас Республиканское бюро судебно-медицинской экспертизы, которому назначают преимущественно повторные экспертизы после экспертов всей страны. И они сейчас принимают в работу экспертизу, сразу оговаривая предварительные условия, что приступят к изучению материалов только через полтора года. В порядке очередности. Ну, и еще примерно месяцев восемь-десять минимум — на само исполнение.

Между тем УПК РФ никто не отменял: сроки расследования и особенно сроки содержания под стражей сегодня тоже существуют. И когда эксперты формируют такую свою позицию, абсолютно наплевав на существование этих сроков, то и следствие, и суд, оказываются, грубо говоря, в дурацкой ситуации.

Не зная дела, не суди

— Вроде бы, и без экспертизы вопрос решить нельзя, и экспертизу выполнить невозможно, не нарушая отведенных сроков.

— И если сейчас исключить из рамок производства негосударственных экспертов целый ряд экспертиз по нескольким специальностям, то государственные экспертные учреждения просто захлебнутся. Они будут не в состоянии переварить этот объем…

Я думаю, что как только эта проблема достигнет достаточной социальной остроты, то нынешние тенденции, касающиеся ограничений возможности производства негосударственными учреждениями тех или иных видов экспертиз, получат обратное развитие.

— Но наверное, и у негосударственных учреждений есть какие-то недостатки. Не зря же авторы проекта рассуждают об их некомпетентности. 

Оставим на их совести эти рассуждения. У нас действительно есть отдельные недостатки. Например, определенная слабость в аппаратурной оснащенности. Из-за их дороговизны.

Но у нас, например, практически исключено такое понятие, как НПВ — почти по всем экспертизам. Если не представляется возможным провести исследование, то это просто означает для нас, что надо применить какую-то другую методику. Допустим, эта методика может не входить в число рекомендованных Министерством юстиции, но она же существует. Она разработана. И нас никто не ограничивает в ее применении.

Сравнительно недавно я участвовал в судебном процессе в Самарской области. И это уголовное дело закончилось, отчасти благодаря нашему заключению, плачевно для следственных органов. Хотя и расследовалось оно три года. Вместо десяти лет лишения свободы, которое запрашивало обвинение, суд ограничился наложением судебного штрафа в размере 40 тысяч рублей. Совсем невиновным признать человека нельзя.

Судили женщину за причинение тяжкого вреда здоровью сразу восьми потерпевшим, путем дистанционного волевого психологического воздействия. А они находились на расстоянии многих тысяч километров от места дислокации источника этого мистического излучения. По этому делу было проведено множество экспертиз, в том числе и комиссионных психиатрических, с авторитетными по формальным признакам членами комиссии, которые пришли к удивительному выводу, что такое возможно. Почему бы и нет. Вот Кашпировский же мог в свое время по телевизору оказывать на людей колоссальное гипнотическое воздействие. Почему бы и здесь не могли существовать какие-то физические процессы. Нам, правда, не известные на современном уровне развития науки. Но почему бы не предположить, что такие процессы существовать могут…

И если не противодействовать подобным обвинениям, в первую очередь интеллектуально, то установление истины может скатиться до методов, которые применялись в XV веке, чтобы определить ведьма женщина или нет, бросая ее в реку с тяжелым камнем на шее.

— И последнее, негосударственные экспертные органы составляют определенную конкуренцию государственным. Ведь конкуренция — это всеобщий двигатель прогресса в любых формах своих проявлений. А отсутствие конкуренции автоматически означает застой и деградацию.