Имя подполковника запаса, ветерана ФСБ Владимира Саломатина не сходит со страниц СМИ. Председатель совета ветеранов боевых действий челябинского регионального отделения «Офицеры России», он автор и организатор многих патриотических проектов, флешмобов, социальных акций: «С молитвой о Пальмире», «Мы с тобой, Магнитогорск», «Офицерские балы», концертов во дворах для ветеранов. Владимир Аркадьевич — создатель нового информационного проекта — «Живые и мертвые», посвященного жителям Южного Урала, выполнявшим боевой долг и погибшим в локальных войнах. Пенсионер ФСБ, к тому же автор детского патриотического киножурнала «Белый журавлик». Кроме всего он пишет сценарий полномасштабного художественного фильма о капитане госбезопасности, отправленном на войну. И о том, что в ее горниле его спасает от смерти — любовь…
С этим незаурядным человеком и встретился наш корреспондент.
Я люблю не себя в искусстве, а искусство в себе
— Владимир Аркадьевич, как вы пришли в искусство. И с чего начинался ваш творческий путь?
— Все школьные годы я провел в драмкружках. В 1974 году поступил в Челябинский политехнический институт на автотракторный факультет, специальность «Автомобили и автомобильное хозяйство». И конечно же, с первого дня учебы пошел заниматься в театральный коллектив «Манекен». Был актером и сценаристом, выполнял различную техническую работу. Участвовал во всех капустниках и непременно всех обсуждениях. Так получилось, что я не умел ни петь, ни плясать, но зато умел выразительно читать. Как чтец находил самые интересные стихи и читал их со сцены. Ставил миниатюры. Старался придумывать, какие-либо интересные номера. Был ведущим концертов. В общем, все попробовал…
— Для студентов типично увлекаться помимо учебы чем-нибудь еще. Но после окончания института им обычно уже не до того: семья, работа…
— Я закончил ВУЗ в 1981 году. Два года работал в ЧПАТО-2 механиком. И продолжал творческую деятельность. А дальше был призван в органы государственной безопасности. Поехал на учебу в Минск. А затем работал в челябинском управлении. Продолжая, в той степени, в какой это было возможно, свое увлечение театром. Мои способности на работе увидели и использовали в интересах службы. К примеру, я был страшным угонщиком самолета во время учений. Проникал на все особо охраняемые, закрытые объекты. Уже не на сцене, но играл различные роли. Проверял таким образом систему их охраны. Коллеги меня знали как театрала и часто использовали это…
— Вы побывали и на войне?
— Да. В августе 2000 года был откомандирован в Чечню. А 26 декабря по дороге в Социн-юрт, на подписание мирного соглашения со старейшинами, был подорван на придорожном фугасе. Офицер, который сидел со мной в УАЗике погиб. Шапка у него была тонкая, а он получил осколок в голову. А я сидел в шапке ушанке. Холодно было. Это меня и спасло. В тяжелом состоянии, нафаршированного осколками, вертолетом — вывезли на базу федеральных войск в Ханкалу. Выжил я чудом. Оперировали в палатке, под местной анестезией, потому что условия не позволяли применять наркоз… Дальше провезли по госпиталям Ростова-на-Дону, Москвы. И везде оперировали. Из бедра извлекли огромный осколок. Долго не мог двигаться. Было время подумать обо всем…
— Вас комиссовали по ранению?
— Нет. С помощью врачей я восстановился. Продолжал служить в Челябинске. Четыре года после ранения прослужил. А уволился из системы по выслуге лет, пошел работать в бизнес. Кое-чему там научился. И сейчас могу кое-какие свои деньги, заработанные, вкладывать в творческую деятельность. Небольшие совсем. Но мне не надо все же думать, что вот сейчас я свою пенсию израсходую на искусство, и мне не на что будет жить…
Детям надо говорить правду
— Как случилось, что израненный подполковник ФСБ начал работать с детьми? Казалось бы, после всего пережитого должен был замкнуться. Посттравматическое стрессовое расстройство — вещь серьезная…
— Случилось так, что я посмотрел детские киножурналы наших коллективов и понял, что им зачастую не хватает глубины идеи. И поэтому они готовы снимать кино, на самые незначительные темы: про кошечек, про собачек, например… Придумывают, конечно, и что-то про патриотизм. Но для меня это все было очень слабенько и наигранно. Актеры не совсем понимали, о чем они говорят. Сам предмет разговора. Но пытались ставить подобное. И я просто решил им помочь. Предложить им свои решения. Написать свои сценарии.
— Заметно, что пережитое вами отражается и на вашем творчестве.
— Да. Сейчас уже стал таким человеком, который может на все смотреть с пониманием. Для меня все дети, даже взрослые, которые ими командуют: в силу своего возраста я уже смотрю на всех как на детей. И понимаю, все, что они делают, — просто балуются. И я захотел предложить им свои сценарии. Выстраданные мной. В которых, мне кажется, можно в том же формате, в котором сейчас дети работают, к примеру всем известном «Ералаше», выразить многое.
Но понятно, что никакого Бориса Грачевского я не повторю. Правда, я могу, мне так кажется, сильнее даже Грачевского организовать патриотический подход к детскому тележурналу сегодняшнего времени. Почему? Да потому, что ни Грачевский, ни кто-то из его команды не имел такой судьбы, какая выпала мне, такого жизненного опыта, как доставшийся мне. Плюс наложение творческой подготовки на мою судьбу…
Надо меньше говорить…
— Владимир Аркадьевич, слово патриотизм сегодня несколько затерто. Его употребляют все, кому не лень…
— Вот это и пугает. С чем я и столкнулся. Как сделать правдивый киносюжет про героев России? Как снять киножурнал о погибших? Об уважении к старшему поколению. О любви к Родине. Вот эти детские коллективы, которые я встретил у нас в Челябинске, мне показалось, они делают это неумело, надуманно, я бы даже сказал придумано. Специально наворочено у них что-то сверху. И без необходимого понимания.
На мой взгляд, с точки зрения патриотизма я хотел предложить свое решение. То есть, все это нужно, что вы хотите снимать, интуитивно вы правильно понимаете идею. Но вы идете немножко не той дорогой. И поэтому ведете людей не к тому. И я проложил, своими сценариями, свою дорогу. И свое видение того, как есть на самом деле.
Как мне сказали, как-то раз, этот подход весьма неординарный. Он, возможно, даже не самый правильный, не самый умный, не самый талантливый — просто неординарный. И вот этой неординарностью я и хотел привлечь внимание, показать для детей, для их окружения какую-то потаенную частицу души фронтовиков. Все рассчитано у меня не столько на детей, сколько и на взрослых тоже. И здесь нужно что-то правильно им сказать. Не тогда, когда ты говоришь: «Вот, детки, это все только для вас». Это, дети, действительно, для вас, но и взрослые в этом увидят свое. А преподавая, преподнося, тему очень взрослую, разговаривая сильно по-взрослому, я считаю, ей обязательно заинтересуешь, услышат ее и дети. Потому что, если прийти и сказать: «вот это все только ваше, вот мы здесь в детский кружок играем, вот больше мы никуда от этого не отходим», то это будет такой сомнительный подход… А если мы говорим им, что у нас взрослый разговор, а вы при нем присутствуете — то дети обязательно повернутся, посмотрят и прислушаются к нему.
— Так все же, что для вас патриотизм? Что вы хотите показать своим творчеством?
— Патриотизм для меня — это, прежде всего, оставаться человеком. Это — иметь мужество жить в тех условиях, в которых вы оказались. Можно самого себя предать, можно предать всех остальных ради какой-то своей мелкой цели, выгодной для вас или для кого-то еще. А можно, сжав зубы, оставаться человеком, честным человеком. Быть самим собой. Для меня вот это — патриотизм. При этом уметь в этой системе, среди этого окружения, которое сегодня есть — жить. Единственная у меня цель в этом плане — донести до людей, что патриотизм — это, чтобы тебя уважали. Самый, наверное, правильный и непростой подход, чтобы, то, что ты делаешь, вызывало уважение. Уважение окружающих, тех, кто вокруг тебя живет. Тогда ты патриот для тех людей, с которыми живешь. Это касается и руководителей страны.