Служба без права на ошибку

Наш сегодняшний собеседник – Герой России, контр-адмирал Всеволод Леонидович Хмыров.

– Всеволод Леонидович, в Указе Президента России о награждении вас Золотой звездой Героя России есть такие слова: «…за мужество и героизм, проявленные при испытании новой военно-морской техники в условиях, сопряжённых с риском для жизни». Известно, что вы были не только председателем Государственной комиссии по приёмке атомного глубоководного комплекса, но и лично руководили его испытаниями, будучи командиром экипажа. Более того, вы не раз опускались на глубины, которые до сих пор недоступны самым современным подводным крейсерам. Скажите, какие чувства вы испытывали в момент награждения вас Золотой звездой Героя России?

– Указ президента вышел спустя два года после успешного завершения всех глубоководных испытаний и государственной приёмки этого уникального комплекса в состав нашего флота. Грандиозная работа нескольких лет великого множества самых разных людей: рабочих и инженеров уникальных предприятий, учёных, военных моряков-подводников была завершена в 1996 году. Вот в тот миг я испытал, как модно теперь говорить, потрясающий кайф! Мы это сделали! Какое было счастье и чувство гордости за Родину, которая стала обладать потрясающим глубоководным комплексом.

К званию Героя России я был представлен почти сразу после завершения этой работы, а вот указ вышел только в январе 1998-го. Два года начальник нашего главка адмирал Иван Никитович Литвинов «пробивал» моё награждение. Почему-то в наградном департаменте АП, бытовало мнение, что на флоте подвиги совершают матросы и офицеры, а командиры, тем более адмиралы… им и так, мол, по должности руководить положено. Вручение Звёзды было будничным, в кабинете министра обороны. Помню, вышли мы из кабинета Сергеева в приёмную вместе с адмиралом Литвиновым, и тут Иван Никитович заметил, что Звезда, приколотая министром, висит как-то не очень ровно. Решил поправить и… уколол палец! Заметив кровь, улыбнулся: «Как-то нелегко, Всеволод, даётся мне твоя Звезда…»

– Всеволод Леонидович, а какую роль играют глубоководные комплексы в освоении глубин морей и океанов?

– Догадаться несложно: огромную! Скажу лишь, что глубина погружения может достигать более километра, а это уже подводный космос – среда агрессивная и крайне опасная для человеческой жизни. Космонавтам всегда придёт на помощь ЦУП, космос уже хорошо обжит человеком, а вот работа гидронавтов полна опасности и неизвестности. Кстати, гидронавтов у нас в стане подготовлено в несколько раз меньше, чем тех, кто побывал в космосе.

Сохраняющийся по сей день приоритет России в этой области до сих пор обязан исключительно закрытости этой темы. Я не могу и не буду обсуждать бродящие в Интернете ролики, где мелькают различные предположения о том, для чего всё это нужно, или уточняющие вопросы о названиях, технических характеристиках. Конкретные вопросы о том, насколько далеко продвинулись российские инженеры и учёные в проектировании подводных атомных станций, может задать только шпион НАТО. Мы должны оставаться в этой области первыми.

Меня как-то спросили начитавшиеся Интернета школьницы: «А правда, что «малышок», который вы испытывали на глубинах, в нужный район приводит АПЛ и «выпускает из своих объятий», а дальше станция уже самостоятельно продолжает дальнейшее погружение?» «В общих чертах так», – ответил я тогда школьницам. Вообще, нынешние школьники, а меня приглашают встречаться с ребятами довольно часто, научились задавать довольно-таки взрослые вопросы. Например, о «Курске». И я не имею права на них не ответить.

– Вы были на месте его гибели?

– Да, ровно через сутки после взрыва. Я был одним из тех, кто обследовал его и всё место вокруг. Увидеть своими глазами ужас этой трагедии было страшно. Смерть твоих друзей-подводников потрясала. Эмоции буквально захлёстывали, и это было трудно, предстояло работать, делать то, что должен был делать. Лежащий на дне крейсер был буквально разорван. Зрелище чудовищное, мы вошли буквально в разорванную рану лежащего на дне подводного крейсера. Ясно было, что шансы у экипажа лодки остаться живыми равнялись нулю. А операция якобы по спасению экипажа шла наверху полным ходом… Причина гибели «Курска» была в самом «Курске». Причина была связана с торпедой. Что привело к нарушениям, кто эти нарушения должен был предотвратить? Не надо искать ссылок на обстоятельства. Причины можно было бы предотвратить ещё до выхода в море, но этого сделано не было. Не нашли опасность, не докопались, не предотвратили… Это, знаете, как с порожком при входе, болтающимся под ногами… Один раз споткнёшься, второй… А потом грохнешься и голову разобьёшь! А закрепи порожек вовремя? Это непредусмотрительность. Не быть равнодушным не тяжело, а последствия равнодушия – тяжёлые. Мои доклады наверх в августе 2000-го получали весьма неоднозначную реакцию.

– Тогда, обследуя «Курск», изменилось ли ваше отношение к чувству страха?

– На подводной лодке нельзя не бояться. Если потерял страх – ты самоубийца. Должно быть понимание опасности. Я, будучи командиром крейсера, испытывал страх, граничащий с ужасом. В такой ситуации требуется умение подавить страх, а не боязнь его испытать. Без опаски человек может принять неправильные решения, а это под водой может привести к трагедии. Ведь гидронавт должен работать без права на ошибку. Цена её очень высока.

– Всеволод Леонидович, в одном из интервью, вы рассказывали, что в детстве мечтали о белом пароходе…

– Да… было такое, я же в Одесской области родился, в городке Рени. Чёрное море, белый пароход… Мальчишеские мечты! А вот видите, случилось так, что проплавал всю жизнь на чёрных монстрах… Значит, видимо, решение поступать в Нахимовское было вполне сознательно. Даже родителям поначалу об этом не сказал, они узнали о моём выборе, когда уже из училища пришло письмо с приглашением приехать на экзамены. Отец меня поддержал, с уважением отнёсся к моему выбору, за что и благодарен ему всю жизнь.

Условия в Нахимовском тогда были весьма суровые, учиться было нелегко. Однако не отступил. Почти все мои однокашники по училищу стали блестящими морскими офицерами. Сегодня нахимовцы живут в училище, как в дорогом отеле, со всеми возможными удобствами. Кубрики с кроватями в два яруса им неведомы, а приводят их родители по своему родительскому желанию. А спросите, какой процент ребят выбирает дальше военную стезю? Недавно это было около половины. Не очень оправданные расходы Министерства обороны. Наше же поколение самостоятельно делало свой выбор в возрасте от 15 лет.

– А своё первое боевое дежурство помните?

– И не только его, судьба подарила много памятных событий. После окончания Училища Фрунзе в 1974 году получил распределение на Северный флот, в Гаджиево. В первую боевую службу пошёл на К-241, где проходил курсантскую практику. В том походе был командиром электронавигационной группы. А через десять лет стал командиром этого корабля. Вообще, путь пройти довелось большой: от штурманёнка с двумя маленькими звёздочками на погонах до контр-адмирала, командира отряда гидронавтов.

– И все годы службы вам приходилось учиться и переучиваться?

– А без постижения новых знаний служба на флоте просто невозможна, если, конечно, не ставить перед собою значимые цели. Скажу для молодых: надо всё время стремиться идти вперёд. Поэтому я окончил Высшие специальные офицерские классы ВМФ, потом Военно-морскую академию имени Маршала Советского Союза Гречко, занимался научной работой, имею учёную степень кандидата технических наук. Много плавал. Мне довелось быть командиром АПЛ К-219, которую я передал для выполнения задач своему однокашнику. В 1986 году она затонула в результате аварии в Атлантике. История широко известна, даже фильм на её основе был снят. Что случилось? Напомню, на глубине 50 метров произошёл взрыв баллистической ракеты в шахте, погибло четыре человека, лодка всплыла, экипаж спасся. В результате дальнейших событий корабль погиб и лежит в Атлантическом океане на глубине 5,5 километра. Вспоминать это без боли нельзя.

– Как сложилась ваша биография после увольнения в запас в 2002 году?

– Предложение стать главой администрации Ломоносова я принял без особых раздумий. Город на берегу залива, рядом море. Было интересно. С головой окунулся в новую для себя работу. Потом получил назначение во Фрунзенский район города. Тут совсем иной масштаб. Проблем, которые нужно было решать, в районе было много, словом, объявил себе полное погружение! Шесть лет проработал. Смольный не отпускал. Стал заместителем председателя жилищного комитета – начальником Управления по обращению с отходами производства и потребления, пришлось отвечать и за запуск программы утилизации автомобилей. Жена сетовала: «Стоило в отставку уходить, дома тебя днём с огнём не сыскать…»

– А это правда, что вы с будущей женой познакомились, когда она в 9-м классе училась неподалёку от Нахимовского училища?

– Конечно! Я был на год старше, в 10-м! Вот уже и золотую свадьбу отметили. Две внучки у нас: младшая, Василиса, в шестой класс пошла, а старшая, Анастасия, окончила нынче институт. И знаете кем будет?! Конструктором судовых турбин! Бесконечно этому рад.

– Всеволод Леонидович, вам, как многим другим Героям, часто приходится выступать перед учащимися самых разных возрастов. Такие встречи учителя часто называют патриотическим воспитанием. А что для вас значат эти слова?

– Меня часто приглашают в разные учебные заведения, и я никогда не отказываюсь. Дело не в любви к общению. Это наша обязанность – передавать им традиционные ценности. Мне безумно интересно заглянуть детям в глаза, увидеть, как они загораются, дай бог, чтобы искренне. Убедить ребят, что в своей взрослой жизни они должны сделать что-то лучше, чем я. Патриотизм – это деятельность на благо семьи, города, Отечества.

Заходя в кабинет директора школы, я задаю педагогам вопрос: «Что такое патриотизм?» И, увы, в ответ слышу что-то не очень вразумительное о важности встречи школьников с ветеранами, о связи поколений, о том, как важно знать историю страны и её Героев, что такие встречи могут изменить их жизнь, о том, как важно по понедельникам приходить на полчаса раньше в школу, чтобы слушать гимн и знать его слова. О том, что Родину любить надо.

Но любовь – это эмоция. Эмоция не может быть патриотизмом. Патриотизм пестуется обществом, его пассионариями, не назидательством, а личным повседневным участием, совместным трудом. Патриоты вырастают не в прозябающих семьях, а в процветающих. Государственная забота о семье – важнейшее необходимое условие воспроизводства патриотов. Развитие культуры, образования, науки, социального статуса взрослых – необходимый климат рождения и воспитания патриотов. У не патриотов взрослых не бывает патриотов детей.