В конце 1940-х интеллектуалы всего мира задавались вопросом: а можно ли относить Германию к Европе? Или она вечно будет выбирать себе фюреров и устраивать войны? Сегодня такой вопрос даже представить себе сложно.
А откуда тогда взялся пресловутый «комплекс вины», которым якобы измучены современные немцы за грехи национал-социализма? Если у поколения проигравших его не было, сколько бы англосаксы ни водили их на экскурсии в концлагеря? И почему сегодня в Германии нет ни малейшего запроса на борьбу за «жизненное пространство»? Ответ современных историков – из-за экономического роста. Бурный подъём, случившийся в ФРГ в 1950–1970-е годы, убедил немцев, что демократия и многопартийность – неплохая штука. И зачем нужны сплочение нации и новые походы с ружьём, если и так всё супер? Когда высокие зарплаты принесли комфортную жизнь, пришло понимание и варварства отцов-нацистов. Если бы Великая депрессия не добила Веймарскую республику экономически, то про Гитлера, возможно, и не слышали бы за пределами исторических факультетов.
Вряд ли американец Уильям Мак-Нил в 1960-е годы первым в истории понял, что именно раздробленность Европы лежала в основе её успеха. Но это он сформулировал столь чуждую русскому менталитету мысль: «Хронические войны, являющиеся результатом непрекращающегося политического многообразия, долго были весьма болезненной, но мощной основой жизнеспособности Запада». Проще говоря, отстающие были вынуждены перенимать успешные институты, позволяющие выстраивать сильную армию. И развивались не только в военном отношении. «Этого никогда не могло бы произойти в обществе, где у власти стоял узкий круг лиц с одинаковым мировоззрением, пусть даже гораздо лучше образованных и опытных в государственных делах», – добивает учёный восточные деспотии.
Нобелевский лауреат по экономике Дуглас Норт первым сформулировал, что поведение элит важнее для стабильности государства, чем действия масс. Компромиссы в верхах особенно шатки, а вероятность конфликта повышают клиентеллы. Ведь за спинами боссов стоят честолюбивые бригадиры, которые хотят денег и власти – а это возможно только через конфликт и рост влияния патрона. Мансур Олсон зашёл на ту же мысль с другого конца: временное ослабление влиятельных «малых групп» способствует модернизации. В Японии и Германии после войны сильные промышленные лоббисты стали жертвами военного поражения, а потому никто не мешал рынку развиваться естественным путём. Эта мысль российскому уму должна понравиться: многие беды – от олигархов!
Подробнее читайте в свежем номере «Аргументов недели».