Согласно исследованию специалистов ВШЭ и РАНХиГС, каждая пятая семья в Москве и Питере регулярно пользуется услугами наёмной прислуги. В начале 1990-х это было привилегией элиты: дескать, денег куры не клюют, раз уборщицу нанимает. А сегодня даже люди со средним доходом имеют свою «приходящую женщину». Это не просто поведенческий феномен, но и важный сегмент теневой экономики, в который власть боится совать нос, чтобы не получить мокрой тряпкой.
Дети в приоритете
Наёмная работница – не обязательно уборщица. Часто требуется присмотр за пожилыми и детьми. Сюда же относятся репетитор и маникюрша, называемая ныне «мастером красоты». Социологи Юлия Флоринская, Никита Мкртчян и Марина Карцева выяснили, что услуги женщин-работниц оказались востребованы в 17% домохозяйств. А мужчин-ремонтников используют аж 28% семей двух столиц.
Причём 61% нанимателей оценивают свои доходы как средние: то есть им хватает денег на еду, одежду и бытовую технику. Советской женщине тяжело было бы понять, как её дочка, которой хватает денег только покушать, платит 2–3 тыс. рублей за приход в дом постороннего человека, который будет натирать до блеска сантехнику, пока сама она смотрит сериал. Тем не менее 16% нанимателей именно такие – с низкими доходами, которых хватает лишь на оплату коммуналки и питания.
Удивительно также, что большинство этих работниц не являются мигрантами из Средней Азии или других регионов России. Почти две трети домохозяйств дают работу женщинам, постоянно проживающим в Москве или Петербурге. Узбечку нанимает только 16%. И лишь 6% не в курсе, что за человека приглашают в дом. Всё-таки пока она протирает пыль, семья может остаться без ценных вещей, поэтому по рекомендации знакомых прислугу нанимают чаще, чем через Интернет. К тому же дети – это приоритетная для домохозяйств сфера, и к ним стараются нанимать россиянок.
Как ни странно, с сиделками для пожилого человека всё ровно наоборот: иностранок в три раза больше, чем женщин из своего региона. Но на самом деле ничего удивительного. Сиделка ведь нужна более-менее постоянно, а уборщица – на несколько часов 2–3 раза в месяц. Поскольку сиделки-мигрантки просят за свой труд значительно меньше, им нет альтернативы: москвичку по 3 тыс. в сутки мало кто потянет. Ксенофобия жителей обеих столиц оказалась преувеличена: целых 18% нанимателей хотя бы на несколько дней оставляли жить под своей крышей малознакомого человека из другого региона.
Мелкий ремонт вроде поклейки обоев тоже чаще выполняют женщины, но здесь разницы в оплате нет никакой. Разумеется, налогов государству никто не платит, самозанятыми зарегистрированы единицы.
– На самом деле использование прислуги средним классом – это часть традиции, имевшей место в городах СССР после войны, – говорит социолог Сергей Прозоров. – Огромное количество женщин из сельской местности лишились крова, а для жизни в городе требовалась хотя бы временная прописка. Они собирались на рынках, куда приходили наниматели – часто такие же бывшие крестьянки, которые вели себя как барыни. Сегодня ситуация похожая: огромное количество немолодых горожанок не могут найти работу – и эта тенденция, похоже, будет нарастать. В то же время средний класс не хочет тратить много времени на бытовые заботы. Люди быстро привыкли к стиральным и посудомоечным машинам. И им проще найти пару тысяч рублей, чем несколько часов простоять перед гладильной доской, пришивать пуговицы и драить унитаз. Реклама ежеминутно убеждает: «Ты – женщина, а не посудомойка».
Строго говоря, наёмная работница не является прислугой, которая есть отдельный малоизученный класс, постоянно живущий за воротами богатых особняков. У тех совершенно другой расклад: они хорошо получают, но полностью зависят от воли хозяев. У них может быть по контракту один выходной в неделю, в который они не имеют права покидать хозяйский дом. Они работают, как моряки, вахтами по 4–6 месяцев, но есть и такие, кто постоянно живёт, как супруги Бэрримор в Баскервиль-холле. Изучать эту прослойку почти нереально: часто хозяин оформляет их секретаршами или экспедиторами, чтобы в трудовую шёл стаж. Да и весь теневой сектор не слишком стремится к публичности.
Миллионы в подполье
В 2015 г. в Высшей школе экономики насчитали 17–18 млн участников теневой экономики, в Росстате говорили про 15 млн, а тогдашний вице-премьер Ольга Голодец отметила, что правительство не понимает, где и как заняты 38 млн россиян. То есть почти половина трудоспособного населения страны. Это больше, чем жителей Швеции, Финляндии, Дании, Норвегии, Чехии, Словакии и Болгарии, вместе взятых. К моменту взятия Берлина Советская армия была в 2, 5 раза меньше. Но хвататься за голову рано: «в тени» создаётся 6% ВВП США, 13% – Германии, 25% – Эстонии. А в целом по миру половина рабочей силы не платит налогов, создавая продукт на 10 трлн долларов. Но имеют значение причины теневой экономики, её структура и особенности. И тут у России, как всегда, уникальный путь.
В 2021 г. рейтинговое агентство НКР предположило, что теневой сектор в России составляет около 13 млн человек. Если бы все они платили налоги, казна всех уровней приросла бы на 3 трлн рублей и всем нам можно было бы безболезненно снизить ставку НДФЛ до 11%. Считали просто: сопоставили данные Федеральной налоговой службы (ФНС) и Росстата – оказалось, работающих налогоплательщиков по стране на 22% меньше, чем занятых: 58, 9 млн и 72, 3 млн человек соответственно.
В исследовании аудиторско-консалтинговой сети FinExpertiza говорится о 13, 6 млн занятых в теневом секторе к лету 2020 года. А среди регионов лидируют национальные республики: Чечня, Ингушетия, Дагестан, Алтай, где забивают на официальное оформление 50–55% трудящихся. Для сравнения: в Москве в тени менее 4% – сказываются вложения в контроль за работодателем.
По оценкам РАНХиГС, теневой рынок труда составляет в России и вовсе 32, 5% занятого населения страны, или 25 млн человек. А две трети из 2, 5 млн российских предприятий малого и среднего бизнеса в России официально имеют не более двух работников. Ничего удивительного: налоговая нагрузка именно на фонд оплаты труда у нас вдвое выше среднемировой. Если работодатель платит работнику, например, 80 тыс. рублей, ему придётся ещё около 40 тыс. отдать в казну. А оно ему надо? В 15, 3% компаний нет ни одного сотрудника, в 41, 5% – трудится один человек (чаще всего сам хозяин). По одной из оценок, 25 млн россиян получают зарплату налом в конверте, а договорённость об условиях по-купечески устная.
Что важно: народ доволен фактом исключения государства из расчётов со строителями, нянями и репетиторами. С 50, 8% в 2017 г. до 72, 9% в 2021 г. выросла доля россиян, считающих за благо расчёты из рук в руки. Прибавилось и тех, кто считает теневую экономику приносящей обществу больше пользы, чем вреда: дескать, мы тут без всяких фискалов разберёмся, кто кому и сколько должен. Цены и так растут сказочно, а что же будет, если платить ему с каждого забитого гвоздя?
Возражения государственного мужа тоже понятны и предсказуемы. А на какие шиши содержать, к примеру, армию и полицию, если вы ставите себя выше уплаты налогов? Вы хотя бы представляете, насколько приключенческой может стать ваша жизнь без полиции, пускай ленивой и коррумпированной? А если вы не платите подати, то почему обучаете детей в государственных школах и детских садах? Почему вызываете казённую «скорую», когда сердечко пошаливает? А дороги, по которым вы ездите на дачу, святой дух асфальтирует?
В ответ летят не менее острые вопросы граждан о том, куда государство девало их пенсионные накопления? И почему эти накопления нельзя передать детям по наследству? И в чём выражается доля простых граждан от нефтегазовой ренты на триллионы долларов? В салюте по праздникам? Дороги – это прекрасно, но почему они превращены в полосу препятствий видеокамерами, светофорами и «лежачими полицейскими»? И кто, если не государство, заблокировал частную альтернативу казённым садикам, школам и больницам?
Этот спор о разумной доле этатизма можно продолжать до полного истощения. Но он нисколько не приблизит нас к ответу на вопрос, что за страна такая – Россия. Социологические опросы показывают, что уровень бедности в сегодняшней России сравним с худшими временами постсоветской истории. Но реального голода и нищеты мы не видим – все где-то подрабатывают, что-то добывают, участвуют в какой-нибудь распределительной цепочке.
В целом в России лучше всего приживаются проекты, организованные как семья. И хотя социологи фиксируют высокий уровень недоверия россиян друг к другу, речь не идёт о «своих», знакомых людях. Равно как и большое количество разводов ничего не говорит о кризисе семейных ценностей. Скорее наоборот: именно близких собирается защищать и спасать россиянин, когда его спрашивают о возможной революции.
И власть, похоже, это приняла. Давно не видать реформаторов, которые хотели ввести плату за сбор грибов в лесу или за рыбалку. Ещё 10 лет назад звучали призывы вывести на чистую воду всех, кто сдаёт жильё и не платит государству долю. Сегодня их почти не слышно. А значит, хотя бы здесь между властью и обществом появился баланс.