Казачья эмиграция и патриотизм

Настроение казачьей эмиграции в годы Великой Отечественной войны стали предметом изучения Александра Худобородова - профессора кафедры отечественной истории и права Южно-Уральского гуманитарно-педагогического университета и доцента этой кафедры - Анны Самохиной. Повышенный интерес к этому вопросу оправдан ввиду высокой степени организованности, консолидации, способности сохранить себя как самостоятельную социальную группу даже в экстремальных условиях за пределами Родины. Тем более что русское зарубежье XX века – явление совершенно уникальное и малоизученное в отечественной и мировой истории. Мощный социальный взрыв 1917 г. выбросил за пределы родины к началу 20-х годов, по различным данным, от полутора до двух миллионов человек. С известным челябинским историком Александром Худобородовым встретился наш корреспондент:

- Александр Леонидович, ваш интерес к этой теме, долгое время находившейся под неофициальным запретом, возник насколько давно?

- Уже более 20 лет моя научная деятельность связана с разработкой проблем истории казачества в периоды эмиграции 20-х и 40-х годов. И свою докторскую диссертацию я защитил в МГУ в 1997 году по теме: «Российское казачество в эмиграции (1920-1945 гг.): социальные, военно-политические и культурные проблемы». И мне особенно приятно, что Анна Владимировна тоже серьезно интересуется историей казачьего исхода из страны.

- Считается, что немало казаков-белоэмигрантов участвовали в вооруженных действиях в составе вермахта и что сравнительно немногие из них встали открыто на сторону СССР в борьбе с фашистским гитлеровским режимом?

- Здесь важно учитывать, что даже самые непримиримые эмигранты, поддерживавшие Германию в войне с Советским Союзом, были расколоты в вопросе о дальнейшей судьбе России. Одни стояли за возрождение единой национальной России, другие за ее расчленение и создание Казакии. При этом, на удивление, было много пассивных, не желавших принимать никакого личного участия в этой великой борьбе. Об этом с сожалением и даже раздражением писал атаман Общеказачьего объединения в Германии Евгений Балабин в одном из своих писем в конце января 1944 года: «В Праге все спокойно. Казаки, кроме кубанцев, проявляющих деятельность, заняты только своими делами и не особенно охотно готовы променять удобства эмигрантской жизни на тяжелую службу в строю. О русских я уже не говорю. Некоторые из них готовы и с батюшкой Сталиным примириться».

Кроме того, архивные материалы однозначно свидетельствуют, что с первых дней нападения фашистской Германии на СССР германским руководством было запрещено массовое использование эмигрантов на Восточном фронте. И такое положение сохранялось вплоть до 1943 года включительно. Неслучайно в апреле 1943 года Управление делами российской эмиграции в Германии в специальном распоряжении уведомляло, что в действующую германскую армию на восток русские эмигранты могут быть приняты лишь переводчиками в индивидуальном порядке…

В июне 1943 года, когда немецкие войска ушли с Дона, начальник отдела связи с казачьими формированиями при Министерстве восточных дел доктор Николай Гимпель в беседе с войсковыми казачьими атаманами Дона, Кубани, Терека и Астрахани заявил в Белграде: «Вопрос участия казачьей эмиграции в борьбе на Восточном фронте и будущем воссоздании казачества пока остается неразделенным». Лишь в сентябре 1944 года, когда война Германии против антигитлеровской коалиции была уже явно проиграна, появляется приказ начальника Главного управления казачьих войск генерала Петра Краснова о мобилизации всех казаков, в том числе и эмигрантов в Казачий резерв генерала Андрея Шкуро…

- Согласитесь, что выступать открыто против гитлеровской агрессии, находясь при этом на временно оккупированных территориях, было совсем не просто…

- Естественно, до сих пор малоизучен вопрос о том, как и чем жила белоказачья эмиграция в годы войны, как зарождалось и ширилось патриотическое движение среди казачьей эмиграции за возвращение на Родину. Казачья, как и вся русская эмиграция была расколота к концу 1930-х годов на два политических течения: оборонцы и пораженцы… Известно, что в разных странах были группы и отдельные казаки, вступившие на путь антифашисткой борьбы. Формы проявления этой борьбы и симпатии к своей Родине – России – были различны. Бывший эмигрант, протоирей и сын старшего офицера с крейсера «Аврора» Борис Старк писал, в частности, о казаках во Франции: «В годы войны эмигранты помогали русским пленным, прятали их. Вспоминаю, как в Лиможе я однажды попал на выступление русских казаков, которые зарабатывали на жизнь джигитовкой. После выступления мы встретились за чаем в домашней обстановке. Конечно, много говорили о России, пели песни, и вдруг один из казаков, молоденький мальчишка, упал лицом на стол и зарыдал. Оказалось, что он бежал из плена, и казаки прятали его в своей труппе под видом артиста».

Сербы, хорваты и словенцы до сих пор чтут память нашего земляка из станицы Буранной, оренбургского казака Федора Евдокимовича Махина. Генералом – воспитанник академии императорского генерального штаба – Федор Махин становился трижды. Первый раз, когда, вступив в Красную армию, был авансом назначен командармом. Второй раз, когда командовал белыми дивизиями. Но официально чин генерал-лейтенанта он получил только в партизанской армии Иосифа Тито за заслуги, которые и сегодня проходят под грифом «секретно». Известно, что в 1939 году Махин порвал с эсерами и вступил в ряды подпольной компартии Югославии (КПЮ). К тому времени под псевдонимом Марс он уже работал агентом разведки НКВД, поставляя в Москву ценную информацию по Балканам. В декабре 1944 года Махин был награжден орденом Ленина.