Президент В. Путин неоднократно заявлял, что Украинское государство – дело рук большевиков, и даже назвал эту страну «Украиной имени Владимира Ильича Ленина». О том, как большевики украинизировали Малороссию и Новороссию, рассказывает Андрей МАРЧУКОВ – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института российской истории РАН, автор книг «Новороссия: формирование национальных идентичностей (XVIII–XX вв.)», «Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время», «Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы» и других.
– До 1917 года Украинское государство не существовало и не провозглашалось (государственное образование Богдана Хмельницкого, пришедшее в 1654 году «под высокую руку» русского царя, носило название Войско Запорожское). Впервые Украина была провозглашена в ноябре 1917-го, после Октябрьской революции в Петрограде, и назывался этот проект Украинской Народной Республикой, УНР. Судьба проекта не сложилась, зато гораздо лучше сложилась судьба другого проекта – Советской Украины, провозглашённой почти тогда же, в декабре 1917-го. Как и буржуазная УНР, Советская Украина претендовала на территории вплоть до Донбасса включительно – и в скором времени получила их. Чем обосновывались эти претензии?
– Сперва скажу, чем они не обосновывались: украинская сторона, будь то УНР или Советская Украина, напрочь отвергала возможность народного волеизъявления, поскольку было понятно, что большинство населения Харькова, Одессы, Екатеринослава (затем – Днепропетровск), Юзовки (сегодня – Донецк, столица ДНР) выскажется за то, чтобы быть в РСФСР, а не в УССР. Поэтому вместо демократического принципа выдвигали этнографический: мол, Украина там, где проживают украинцы, как они именовали малороссов и русинов.
Ещё в начале 1920-х словом «украинец» чаще обозначали не народ, а деятелей украинского национального движения, членов своеобразной национал-политической «партии». Большевики же вслед за украинскими националистами стали именовать народ украинцами, рассматривая его как украинскую нацию. Поэтому никто людей не спрашивал – ни о том, кем считают себя люди, ни о том, в какой республике они хотят жить и как должны быть прочерчены границы. Вместо этого применялся формальный этнографический подход: в расчёт брались бытовая (сельская) культура, особенности речи, то, на какую букву оканчиваются фамилии и т.д. Национальное самосознание и культурно-языковые предпочтения при этом не учитывались.
– Зачем Украина была нужна украинским большевикам – более-менее понятно, но зачем она была нужна большевикам российским?
– Скажем так, большевикам вообще. Многие российские большевики не считали создание украинской нации чем-то прогрессивным и нужным, но Ленин и его окружение сумели навязать партии свою точку зрения. Точка зрения эта основывалась не на объективных соображениях, а на субъективных. На русофобских установках. Большевики были наиболее радикальными представителями российского «освободительного» движения, развивавшегося с середины XIX века. В украинофилах оно видело выразителей воли «угнетённого» народа, то есть союзников по борьбе с властью. Постепенно, но неуклонно оппозиционность этих российских деятелей перемещалась с политического строя на всё, что олицетворяло Россию. И в том числе – на идею русского триединства. После Февральской революции Ленин в своих работах поддерживал сторонников украинства в их конфликте с Временным правительством, подталкивал к национал-сепаратизму, а после Октябрьской – агитировал за максимальные уступки «украинским товарищам». Русский язык в украинских условиях объявили контрреволюционным, регрессивным, языком нации, «ранее угнетавшей» украинцев, и чужим для них.
Начались дерусификация миллионов человек и строительство новой нации. Под это подводились аргументы: необходимость бороться за умы украинского крестьянства и интеллигенции (главным образом, селянской полуинтеллигенции), установить смычку крестьянства с рабочим классом, а также сделать из Советской Украины витрину для украинцев, проживавших в Польше, Чехословакии и Румынии. Мол, ваш дом здесь, в УССР, здесь вы можете свободно развиваться, а в буржуазных странах вас угнетают как нацию. Но все доводы за украинизацию были вторичными, производными от той ситуации, которую ленинцы создали себе сами. Раз должна быть Украина (а не Малороссия, Новороссия, юг России) как национально-государственное целое, то и живут здесь именно украинцы, и говорить и думать они должны по-украински.
Русская интеллигенция априори являлась противником. Главным врагом в Гражданской войне для большевиков были не украинские самостийники, не Рада, петлюры и скоропадские, а, условно говоря, белые – сторонники единой и неделимой России, общерусского единства, носители русской культуры. Репрессии большевиков приходились преимущественно на русскую интеллигенцию, которая не поддерживала их (во многом из-за национальной «за-украинской» политики). А если она противник, то, значит, нужно опереться на проверенного временем союзника – украинскую интеллигенцию.
– Итак, белые побеждены, Советская Украина создана, осталось создать из её населения украинскую нацию. Расскажите о буднях украинизации.
– Это была широкомасштабная и агрессивная политика. Неотвратимая, как асфальтоукладывающий каток. Началась она ещё во время Гражданской войны. Всех жителей бывшего юга России (теперь Украины) обязали выучить украинский язык (который, в свою очередь, параллельно создавался как литературный язык с едиными нормами всё той же советской властью. – Прим. «АН»). Делопроизводство, система ликбезов, школьное и высшее образование теперь должны были вестись на украинском. Количество школ с русским языком преподавания постоянно сокращалось – вопреки желанию родителей учеников. Считалось, что украинские дети должны учиться на украинском. Даже в русских национальных районах УССР, созданных большевиками, многие дети не имели возможности обучаться на родном языке – процент русских школ там был ниже, чем доля русского населения. Что уж говорить о всей территории УССР и всех людях, желавших учиться на русском.
К 1930 году на всей территории УССР сохранилось лишь три газеты на русском языке, причём не республиканского, а местного уровня (республиканскую русскоязычную газету «Советская Украина» вновь учредят только в 1938-м). В 1931 году оставалось всего 9 русских театров, тогда как украинских было 66. Даже еврейских театров было 12, хотя евреев в УССР было меньше, чем русских (евреи, кстати, предпочитали русский, а не украинский язык).
В республике действовала разветвлённая сеть украинизационных комиссий. Тех, кто отказывался учить украинский язык или не мог сдать экзамен, увольняли. Увольняли тысячами. Сложилась нетерпимая атмосфера: если не хочешь или не можешь выучить украинский – уезжай в РСФСР. И люди, прежде всего интеллигенция и служащие, уезжали. На их место тысячами приезжали (завозились государством) кадры из Галиции (нынешней Западной Украины), тогда находившейся в составе Польши. Работать они направлялись не в колхозы, не на шахты и заводы, а в органы власти и в сферу просвещения. Именно они составили основной контингент украинизаторов наряду с местными сторонниками украинства (их называли «петлюровцами»).
– Не те ли это люди, которых ранее заклеймили как буржуазных националистов?
– В том числе и они. Не достигнув своих целей в ходе Гражданской войны, они принялись теперь отстраивать пусть советскую, но Украину. К середине 1920-х Сталин увидел, что украинизация оказалась в руках этих чуждых «элементов», и тогда в 1925 году генеральным секретарём ЦК КП(б)У был назначен Лазарь Каганович. Тот установил над украинизацией партийный контроль (и при этом повысил её темпы). У него возникли серьёзные разногласия с украинизатором Александром Шумским, наркомом просвещения УССР: нарком жаловался Сталину, что Каганович подменил украинизацию бюрократизмом. Сталин одёрнул Шумского, указав, что не нужно форсировать процесс и насильно украинизировать рабочий класс (в большинстве русскокультурный). Однако это был лишь тактический ход. Сталин умел выставлять свою позицию как «золотую середину», а позиции своих оппонентов – как «уклоны» от правильного курса. Так он поступил и в этот раз. Представители «левого уклона» были против украинизации, а украинские национал-коммунисты – за усиленную украинизацию и оттирание от её проведения его, сталинских, кадров. Поэтому, говорил Сталин, единственно правильный вариант – это украинизация «естественная» и подконтрольная партии (хотя «естественной» она не могла быть по определению). Однако никто украинизацию, в том числе украинизацию рабочих, прекращать не думал. Шумского заклеймили как «уклониста» и сняли с должности, но… его место занял ещё более ярый украинизатор Скрипник. До 1933 года он вёл украинизацию с удвоенной силой – и объяснял это интересами партии.
К началу 1930-х, когда украинская советская нация была в основном создана, перед Советским Союзом встала масштабная задача – «построение социализма в отдельно взятой стране», то есть социально-экономическая модернизация. В этих условиях на первое место вышли нужды страны в целом, а не отдельных республик. С большим вниманием власть стала относиться к опасности, исходящей уже не только от «великодержавного шовинизма», но и от местных национализмов, в том числе украинского. Соответственно, русский народ, народ государствообразующий, народ-донор нельзя было выставлять угнетателем, как это было в 1920-е. От политики государственной русофобии требовалось отойти. Так родилась концепция трёх братских народов. По сравнению с раннесоветской трактовкой, изображавшей Россию и русских угнетателями, а украинцев – угнетённой ими нацией, это стало большим шагом вперёд. Но не по сравнению с дореволюционной концепцией триединого русского народа. Тезис о том, что три народа – братские, не отменял тезиса, что это три разных народа. То есть, мол, русский язык, культура, государственность для украинцев и белорусов хоть и близкие, но до конца не свои. На этой концепции и воспитывались в дальнейшем поколения советских людей.
Лишь в перестройку, когда открылся доступ к зарубежным изданиям – дореволюционной и эмигрантской литературе, советские граждане стали узнавать, что украинцы и белорусы могут рассматриваться как равная и неотъемлемая часть русского народа. Это воспринималось как откровение, как неведомый материк. Но национальные формы – государственность, нация, литературный язык, этноэлита и т.д. – уже были созданы, и, как только определённым людям понадобилось растащить СССР на независимые государства, в эти «мехи» налили новое «вино» – прогорклое вино национализма и самостийничества. К словам президента про «Украину имени Ленина» я бы добавил ещё одну фамилию – Бориса Ельцина. Без развала Союза и позиции самого Ельцина Украина не состоялась бы, тем более в этих границах. Украина имени Ленина – Ельцина. Именно этим двум фигурам она обязана появлением и существованием.