Украинский национализм имеет исторические корни

Это история не про 1990-е, а про 1914–1941 годы. И хотя Украинскую ССР нельзя назвать самостоятельным государством, она возникла в горниле Гражданской войны и хотя бы в первые годы обладала чертами реальной автономии. А значит, и особенности её независимости стоит изучать по той эпохе. Как и многие молодые образования, Украина скреплялась на живую нитку – и это заложило в её фундамент мину, сработавшую в XXI веке.

Национальный привкус.

В 1918 г. большая часть территории современной Украины находилась под контролем немецко-австрийских войск. Хотя до их поражения в Первой мировой войне оставалось всего несколько месяцев, кайзеровское командование на Украине вдруг объявило, что жители исконно великорусской Орловской губернии (которая простиралась от Брянска до Ельца) желают присоединиться к новому украинскому государству. Большевики в Москве не на шутку заволновались.

В бюллетене Наркомата по военным делам от 25 июня 1918 г. говорилось: «Отношение населения Орловской губернии к вопросу о присоединении к Украине резко отрицательное. Громадное большинство полученных резолюций (около 420) сходов сёл и деревень и постановлений волостей и уездов выражает категорический протест против присоединения к Украине и определённое желание остаться в составе Российской Советской Республики. Почти все, за ничтожным исключением, согласны защищать советскую власть с оружием в руках до последнего человека, могущего носить оружие, не считаясь с годами».

Даже в 1920-е гг., когда об иноземной оккупации речи уже не шло, простой передел административных границ между субъектами СССР воспринимался исключительно серьёзно. И мог стать причиной серьёзной зарубы с сабельными атаками и пулеметной стрельбой. Так было, например, когда большевики создали на Кавказе Горскую республику, в которую запихали разом чеченцев, ингушей, кабардинцев, осетин, балкарцев, карачаевцев, а также часть станиц терских казаков. Осознав, что сморозили глупость, из республики стали выделять национальные автономии – тут и вскипела горячая горская кровь, а Анастас Микоян, назначенный в 1922 г. секретарём Юго-Восточного бюро ЦК РКП(б), вспоминал: «Наше бюро очень беспокоило положение в Горской республике».

К 1927 г. беспокойство вызывала уже Кубань, а полпред ОГПУ по Северо-Кавказскому краю Евдокимов рапортовал, что недовольные советской властью казаки хотят перехода Кубани от России к Украине. А в качестве змея-искусителя, как обычно, выступают иностранные гости.

Согласно отчёту Евдокимова, 17 сентября 1927 г. в станице Славянской состоялся парад трёх дивизий РККА, одна из которых состояла из казаков-кубанцев: «На параде присутствовало несколько тысяч человек станичников, а также и военные атташе иностранных держав. После парада был устроен банкет для командного состава с приглашением всех иностранцев – всего до 200 человек. На банкете зампред Кубанского окружного исполкома беспартийный Косилов в разговоре с польским военным атташе Кобылянским подробно охарактеризовал политическое состояние Кубани и пил за свободную Кубань. При прощании некоторые казаки целовали атташе в руку (по казачьему обычаю в руку целуют старших). Нужно отметить, что в продолжение всех маневров поляки особенно интересовались наличием на Кубани шовинистических украинских настроений и на банкете щупали своих соседей именно в этом вопросе, попросив даже, чтобы оркестр исполнял украинские и кубанские песни, и наблюдая, какое это производит впечатление на опьяневших казаков. На другой после банкета день польский военный атташе Кобылянский в разговоре с нашим секретным сотрудником сказал: «От вчерашнего банкета я вынес впечатление, что казаки затаили в себе много обид, причинённых им соввластью. Об этом я доложу господину министру Патеку при свидании с ним в Кисловодске. Было бы хорошо, если бы Кубань отошла к свободной Украине. Я готов умереть за свободу родственной нации». Таким образом, видно, что устройством банкета сыграли на руку иностранцам, облегчив им разведывательную задачу по установке национально-украинских настроений на Кубани. Это обстоятельство особенно серьёзно, если принять во внимание оживление за последнее время националистических украинских группировок на Кубани, что видно из... листовки, разбрасываемой по дворам в станицах».

Однако нет никаких свидетельств серьёзной борьбы казаков за уход края от России к Украине. А значит, и эффективности проукраинской пропаганды. Наоборот, начиная с середины 1928 г. сообщения о конфликтах из-за внутренних границ в регионах стали приходить в Москву всё реже. А с началом индустриализации их и вовсе не стало.

Интересно другое: какие могли быть «проукраинские настроения» на Кубани в 1927 г., если ещё десятью годами ранее Украины не существовало даже в виде провинции Российской империи. Коренные жители современной Незалежной были записаны в национальном составе городов как «малорусы» (или «малороссы»). Хотя некоторые отзывались «великороссами» (в Киеве таких было 26%, а в сельской местности – обычно 2–3%). Во время переписи населения 1897 г. вопрос о национальности вообще не ставился: уточнялись только «вероисповедание» и «родной язык». Империя не хотела знать, кто из подданных как себя идентифицирует. Но почему тогда в разгар НЭПа Украина казалась иностранным дипломатам символом национальной свободы?

Границы свободы.

Российская империя была по факту унитарным государством. Конечно, особым статусом обладало Великое Княжество Финляндское – с собственным сеймом, полицией, территориальными войсками. Но уже к концу XIX века генерал-губернатор Бобриков начал щёлкать финские привилегии как орехи: сделал русский язык обязательным в делопроизводстве, а местной юриспруденции противопоставил военно-полевые суды.

Также на особом положении были Привислинский край (Царство Польское) и остзейские губернии Прибалтики. Трём субъектам на территории современных Эстонии и Латвии ещё Александр I даровал права, которые не во всех западноевропейских странах тогда присутствовали: минус крепостное право, плюс Магдебургское право. Традиционные местные законы и самоуправление дворян имели вес наряду с решениями госорганов. Но никаких национальных республик намеренно не создавалось: в Лифляндию входили как латышские Рига и Вольмар, так и эстонские Пернов (Пярну) и Юрьев (Тарту). А обоих народов в структуре населения было примерно пополам.

Виленская и Ковенская губернии, «покрывающие» территории современной Литвы, даже «остзейских» привилегий не имели. Вильно (Вильнюс) был административным центром для четырёх районов современной Беларуси. А соотношение в губернии белорусов и литовцев составляло 56 и 17%. Казалось бы, логичнее было присоединить к исконно литовским районам Ковно (Каунас) с окрестностями, где литовцев и жемайтов (тогда их различали) было более 80%. Но в Зимнем дворце властвовала другая логика: нужно не объединять народы Российской империи в национальные автономии, а, наоборот, придать им ощущение принадлежности к России, к её прошлому и традициям.

Никакой украинской автономии в составе империи по этой логике и быть не могло. И даже от книжного топонима «Малороссия» отошли ещё в 1802 г., разделив Малороссийскую губернию на Полтавскую и Черниговскую. Но даже если сложить на карте все области с преобладанием украинского населения, то контуры современной Украины никак не проступают. Всё как нарочно запутано.

На юго-западе современной Украины располагались Волынская и Подольская губернии. Причём в первой к 1914 г. областным центром был 70-тысячный Житомир (а не Новоград-Волынский), а во второй – 50-тысячная Винница (а не Каменец-Подольский). Тульчинский округ в 1920-е отдали из Подольской области в формировавшуюся Молдавскую ССР. А границы Волынской губернии на севере упирались в Днепрово-Бугский канал, который нынче целиком на территории Беларуси. То есть в БССР ушло больше десятка сёл Волыни. Из Черниговской губернии четыре северных уезда отошли к Гомельской области РСФСР, а сегодня они находятся в составе Брянской области. Из Киевской ещё в 1728 г. забрали Брянск, Курск, Белгород – правда, почти полностью «великоросские».

Впрочем, нельзя сказать, что только от украинских территорий что-то постоянно отщипывали в пользу соседей. Старобельский район, например, попал в Луганскую область из Воронежской. Таганрог, который при Хрущёве столь драматично «обменяли» на Крым, при царях входил в область Войска Донского (к 1914 г. украинцев в городе жило вдвое больше, чем русских). Нынешние Донецкая и Луганская области сформировались тоже во многом из земель казачьего войска. Кроме того, в состав Украинской ССР вошли градоначальства, обладавшие во времена империи особым статусом: Севастополь, Одесса, Николаев, Керчь, Ялта. Это не говоря уже о присоединении к Украинской ССР в 1939 г. значительных территорий Северной Буковины, преображённой в Черновицкую область. А в 1940-м – ещё и бывших владений Австро-Венгрии на Западной Украине с центром во Львове (ради этого «подвинули» Польшу и Румынию).

Хотя повод для обид всегда можно найти, на территориальные «поравнения» советского периода Украине грех жаловаться. К тому же большевики не боялись создавать национальные автономии, и до 1927–1928 гг. советские республики сосуществовали на принципах вполне реального федерализма. Украинская культура при НЭПе расцвела столь пышным цветом, что уже русская и еврейская интеллигенция в республике жаловалась, что не может устроиться на приличную работу без знания украинского языка.

Зато крестьянский сын с Черниговщины Александр Довженко за считанные годы сделал карьеру от карикатуриста Сашко до столпа национального кинематографа. Это в 1930-е Довженко будет пить чай со Сталиным и снимет по его личному заказу «Щорса». А при НЭПе он создаёт в Одессе кинопоэму «Звенигора», состоящую из 12 исторических притч про древний скифский клад, что не даётся никому в руки. Понимать надо так, что и наследие Украины пока спит в земле. Но день его вот-вот настанет, сколько бы при империи украинский народ ни считался частью русского.

Итоги перемоги.

По словам старшего научного сотрудника Института славяноведения РАН Кирилла Кочегарова, название «Украина» в XVII веке действительно означало «окраину»: земли Великого Княжества Литовского, которые граничили со степями Дикого поля и населённые людьми со своим социальным укладом – казаками. Из польского языка «Украина» перекочёвывает в русский язык, и во времена Петра I употребляется в официальных документах как синоним «Малой России». Традиции Речи Посполитой неплохо укоренились: когда в XVIII веке имперское правительство предложило губерниям Малороссии провести реформу судов, за образец было взято польское право. А ряд положений литовского статута действовал на юге империи аж до введения российских судебных уставов в 1863 году. Но в любом случае более полувека до революции Украина жила по унифицированным законам Москвы.

По поводу различий русского и украинского языков между учёными не утихают споры. До начала XVIII века лексика и грамматика отличались настолько, что письма от гетманов в Москву переводились в Посольском приказе на русский. Постепенно письменные основы подравнялись, а устная речь украинцев, по мнению ряда экспертов, никогда от русской всерьёз не отличалась. Правда, в конце XIX века в моду вошли свидетельства, что украинцы на селе, наоборот, не понимают язык великороссов – пойди разберись, кто тут прав.

Вся западная часть современной Украины входила в состав Австро-Венгрии. Чем ближе надвигалась мировая война, тем большее значение Германия и Австрия придавали индустриально развитой Украине. Немецкий канцлер Бернхард фон Бюлов заявил: «Россию можно низвести до уровня второстепенной державы лишь в случае её социального разложения либо в случае утраты ею Украины». Поэтому в австрийских владениях привечали украинских националистов, финансировали кучу периодических изданий. Одним из главных покровителей украинского сепаратизма в Австро-Венгрии был наследный принц Франц Фердинанд, а при парламенте существовал Украинский клуб, где обсуждалась идея создания Украинского королевства – ни больше ни меньше.

Однако в 1914 г. Русская армия захватила Восточную Галицию и почти всю Буковину – вместо королевства здесь возникло Галицийское генерал-губернаторство. Но не прошло и года, как австро-германское наступление отбросило россиян за реку Збруч на Волыни. А в 1917 г. в России началась революция.

В Киеве реальная власть оказалась у Временного правительства (представленного на Украине губернским комиссариатом) и Центральной рады, внутри которой самостийники (сторонники независимости) спорили о путях развития с автономистами, видевшими Украину автономией в федерации с Россией. И те и другие одобрили снос памятника Петру Столыпину в Киеве – словно порвали с рабским прошлым страны.

Разумеется, введение школьного обучения на украинском, развитие самобытного театра, печати, книгоиздательства ещё не делали украинцев нацией. Но аппетиты росли. И вот собравшийся в апреле 1917-го Всеукраинский национальный съезд принял резолюцию, в которой заявлялось о необходимости участия Украины в будущей мирной конференции воюющих держав – наравне с Великобританией, Францией, Германией. А в мае более 700 делегатов со всех фронтов собрались на Всеукраинский военный съезд и заговорили о назначении при Временном правительстве министра по делам Украины, формировании украинской национальной армии, «украинизации» Черноморского флота и даже отдельных кораблей флота Балтийского.

На Черноморском флоте «малороссами» откликается 65% личного состава, уверяли в Центральной раде. Да и грядущий парад суверенитетов витал в воздухе Европы. После окончания войны независимость обрели все соседи: Чехословакия, Венгрия, Румыния, Польша.

Сало вместо пушек.

Но национальную борьбу подкосила классовая. Хотя большевистское выступление в Киеве в октябре 1917 г. провалилось. А Центральная рада провозгласила Украинскую народную республику (УНР) с претензией на части Курской, Холмской, Воронежской губерний. Большевики в Петрограде не имели возможности обсуждать эту тему с позиции силы, которая была не на их стороне. Совнарком даже заявил о намерении передать украинскому народу его исторические ценности, вывезенные в Россию при Екатерине II. А Троцкий в телеграмме интересовался, устроят ли Киев территории одной лишь Холмской области. Сталин тоже умасливал: «Не может быть никакой опеки, никакого надзора над украинским народом».

Казалось бы, все тузы на руках у Центральной рады. Но преимущество растерялось за пару месяцев. Внутри УНР началась борьба за власть между военным министром Симоном Петлюрой и премьером Владимиром Винниченко, который пытался ослабить конкурента через превращение регулярных армейских частей в милицию. С большевиками рассорились, отказавшись пропустить красные войска на Дон, где генерал Каледин собирал белое воинство. В то же время никакого союза с Калединым не создали.

И ещё до наступления 1918 г. красные захватили Харьков, Луганск, Мариуполь, Екатеринослав (ныне Днепр). Никакой революционной жестокости поначалу не наблюдалось: разоружённых солдат УНР просто распускали по домам. А из некоторых по их же просьбе сформировали полк «Червоного козацтва».

5 января 1918 г. красный полководец Владимир Антонов-Овсеенко издал директиву о наступлении на Полтаву и Киев. А днём ранее секретарь по военным делам УНР Николай Порш распорядился о полной демобилизации армии – для будущего перехода к милиционной системе. Поэтому 6 января, когда красные выгрузились на полтавском вокзале, им практически не оказывали сопротивления. Киев был взят 27 января, в результате «красного террора» погибло не менее 2, 5 тыс. «господ офицеров».

Центральная рада, ещё вчера контролировавшая одну из крупнейших армий в мире, потеряв Киев, заключила сепаратный мир с Германией и Австро-Венгрией. Словно грозный родитель, наблюдавший за детскими шалостями, немцы пообещали выгнать большевиков из Украины в обмен на поставки миллиона тонн зерна, 400 млн яиц, 50 тыс. тонн мяса, сала, сахара, пеньки. А австрийцы обязалась принять блудную Украину в состав империи на правах автономии – теперь это был предел мечтаний, словно и не было громких заявлений о незалежности.

Дальнейшие события известны читателю по роману Михаила Булгакова «Белая гвардия» и пьесе «Дни Турбиных». Сдержав слово, немцы легко взяли Киев, но вскоре проиграли мировую войну и ушли. Украинский гетман Павел Скоропадский бежал вместе с ними, а его блестящие офицеры по домам продолжали вести под водочку бесконечные разговоры о воскрешении Николая II, о скорой подмоге сенегальских стрелков и были очень похожи на больших брошенных детей. Стоит ли удивляться, что впоследствии Киев, словно деревню, брали Петлюра, красные, Деникин, поляки и снова красные.

На фоне этих злоключений украинская идея не сработала, не созрела. Ни о каком национальном единстве и речи не шло. Отряды Нестора Махно на юге Украины под чёрными знамёнами сотнями резали таких же малороссов, если те имели деньги или носили очки. Все лихие годы Гражданской войны на Украине бушевали еврейские погромы – их учиняли гетмановцы, деникинцы, красные, поляки, зелёные, петлюровцы. Неудивительно, что в 1926 г. в Париже красный анархист Самуил Шварцбурд, потерявший в ходе погромов 15 родственников, застрелил бывшего правителя Украины Симона Петлюру. А работающая национальная идея – это когда все народы страны образуют нацию на основе гражданства и закона.

В те же годы соседям-полякам удалось создать куда более эффективное государство. Возможно, сыграли роль всё те же традиции Речи Посполитой, из которых произросла иного уровня идентичность граждан. А наиболее образованные украинцы тогда только брали в толк, что как нация находятся лишь в начале пути.