«Раскладка «яиц» по корзинам оказалась спасительной: после боёв в декабре 1917-го от Госбанка осталась лишь кладовая, и, хотя документы обещали восстановить, деньги покуда не выдавали». Никаких параллелей. Просто достоверная картинка столетней давности из «Иркутских историй» Валентины Рекуновой.
Ключи на стол!
«Скорее всего, «Записки курносого Мефистофеля» зацепили Макара всего лишь названием, но не велосипед же он просит и даже не лыжи, а только книгу! К сожалению, она продаётся в Иркутске только у Сытина и только под общей обложкой с другими авторами. То есть по цене почти в шесть рублей, а это 12 фунтов конины, если по карточкам!» — сокрушалась жена капитана Пенжакова — Анисия Доминиковна.
Как только в Иркутске пробились к власти большевики, офицерам прекратили выдачу денежного довольствия. Двух месяцев оказалось довольно, чтобы в семьях кончились все припасы, и офицерские жёны стали сколачиваться в артели по стирке белья, а мужчины со старшими сыновьями — в артели по разгрузке вагонов. И Макар Пенжаков с отцом вот уже две недели на путях. Анисия Доминиковна сильно переживают, что исключат из гимназии, а класс выпускной, обидно; но сын успокаивает:
— Я же ведь не один такой, наши и в ночную охрану сейчас нанимаются, и на ту же разгрузку дров. У многих отцы при большевиках потеряли работу. Мы сейчас собираем подписи под ходатайством о досрочном выпуске из гимназии — во второй половине февраля. И в первой женской гимназии о том же хлопочут.
Мирон Флорианович молча кивает сыну, а смотрит в сторону — совсем не нравится ему эта идея, но и другого не может ничего предложить: бывшему офицеру теперь все дороги закрыты.
Справочно
Из газеты «Иркутские вести» от 25.01.1918: «Милостивый государь господин редактор! Современная жизнь городского обывателя полна слухов. До сведения бюро Иркутского трудового союза бывших офицеров, военных чиновников, юнкеров и их семейств дошёл слух, что наша организация, ещё не успев создаться, уже названа контрреволюционной; что, якобы, мы уже готовимся к вооружённому выступлению и пр.
Хотели бы разъяснить, что мы объединяемся в надпартийную, чисто экономическую организацию, предоставляя каждому из наших членов принадлежать к любой политической партии, но не вносить в нашу трудовую семью политических страстей. Мы, три года дравшиеся с врагами России на фронте и теперь уволенные со службы, естественно, должны искать заработка. Если мы не лишены всех прав человеческих только за то, что были офицерами, чиновниками и юнкерами, надеемся, что имеем законное право пролетария-гражданина объединяться в трудовые союзы».
***
Из газеты «Сибирский край» от 01.02.1918 года: «Союз бывших офицеров и военных чиновников 8 февраля в залах 1-го Общественного собрания устраивает концерт-бал-кабарэ. Чистый сбор поступит на усиление средств союза».
***
Из газеты «Сибирский край» от 02.02.1918 года: «Местный трудовой союз бывших офицеров и военных чиновников на днях открывает свою продовольственную лавку».
В семье Пенжаковых только двое детей (кроме Макара семилетка Гликерия), и Анисия Доминиковна давно уж взяла за правило каждый месяц откладывать, хоть по рублю. Счёт открыла в Государственном банке (на Мирона Флориановича), а после и в Волжско-Камском — на себя самоё. Раскладка «яиц» по корзинам оказалась спасительной: после боёв в декабре 1917-го от Госбанка осталась лишь кладовая, и, хотя документы обещали восстановить, деньги покуда не выдавали. Муж предлагал закрыть счёт в Волжско-Камском, но она сомневалась: «Сейчас столько грабят? Ни с чем ведь останемся!» В общем, сняла два раза понемножечку, а с 20 января ломанулся народ, и пробиться к кассе уже не получалось.
Сегодня муж занял очередь затемно, а Анисия, только рассвело, слетала за мясом в лавку Конджерова, что на углу Саломатовской и Матрёшинской. На каждую карточку дали 5 фунтов конины по 50 коп. и 3 фунта гречки по 25 коп. Донеся всё до дома, бросилась сменить мужа. Он стоял достаточно далеко от дверей, а очередь закручивалась, как спираль, и в самом центре её незнакомец, чуть покачиваясь, говорил:
— 18 января к кладовым всех иркутских банков приставили вооружённых красногвардейцев и предложили всем сдать ключи от столов и конторок. Желающих не нашлось, и сегодня, 22 января (зафиксируем это!) в местное отделение Волжско-Камского банка были вызваны директора и артельщики всех кредитных учреждений Иркутска. Местный «министр финансов» Славин потребовал от нас ключи от банковских кладовых, не предложив даже акта о передаче. Со Славиным были вооружённые люди, и нетрудно представить давление, что оказывалось на нас. Кончилось тем, что ключи от кладовых были переданы управляющему отделением Госбанка Годзяцкому — под его расписку…
— Вы не договариваете, однако, — с вызовом перебил господин в добротном пальто и высоком пирожке из каракуля на голове. Анисии показалось, что он поигрывал тростью, хотя руки в перчатках были скрещены на груди.
— Мне осталось сказать только то, что банк Елизаветы Медведниковой не отдал ключи: представитель его заявил, что они сданы городскому общественному управлению, под патронатом которого банк и работает. И ещё: банковские служащие вряд ли станут работать с большевиками.
— А вот это правильно! — вырвался из толпы родной голос, и Анисия съёжилась, закрыла глаза. — Большевистский декрет о национализации банков докатился до Иркутска, и нас будут теперь уверять, что он направлен исключительно против капиталистов. А мы-то видим, что он целится прямо в нас, мелких вкладчиков.
— Вот именно! — выбросил трость «каракулевый». — Я протестую против захвата денежных учреждений незаконной властью и призываю к этому остальных!
Он что-то ещё говорил, но Анисия прорвалась уже к мужу, схватила за рукав и с неожиданной силой потянула прочь.
Справочно
24.01.1918 около банка Медведниковой собрался стихийный митинг вкладчиков, и один из прохожих анархистского толка стал призывать добиваться декрета о раздаче всех вкладов свыше 500 руб. малоимущим. Толпа набросилась на него, и только вмешательство армянской дружины спасло агитатора от расправы.
***
Из постановления Иркутского краевого комитета советских организаций от 25.01.1918: «Ввиду самочинной выдачи повышенных окладов некоторыми казёнными учреждениями (таможней, казначейством):
— устранить от должности виновных в таких выдачах и предать суду;
— переполученные деньги вычесть при последующих получениях».
***
Из газеты «Иркутские вести» от 28.01.1918 года: «Советскими властями арестованы члены стачечного комитета Союза служащих местных кредитных учреждений В. М. Винокуров и Н. А. Пятидесятников. Кроме того, обыск был и у служащего Волжско-Камского банка. В квартире Пятидесятникова была сделана попытка взять мужские золотые часы, но благодаря энергии одного из членов семьи этот «нелегальный» предмет удалось отстоять».
***
Из газеты «Новая Сибирь» от 26.01.1918 года: «На витринах иркутских улиц появилось объявление стачечного комитета банковских служащих: «Места бастующих банковских служащих объявлены под бойкотом».
Без формальностей и контроля выдали 3 миллиона рублей
С утра Мирон Флорианович обошёл все редакции и вернулся с охапкой январских газет. Но самой главной добычей стал декрет об аннулировании государственных займов. Начали читать.
— Так вот же, пункт 6, — вскрикнула Анисия Доминиковна. — «Вклады в государственные сберегательные кассы и проценты по ним неприкосновенны. Все облигации аннулированных займов, принадлежащие сберегательным кассам, заменяются книжным долгом РСФСР».
— А в пункте 5 уточнение: «Малоимущие граждане, владеющие аннулированными государственными бумагами внутренних займов на сумму не свыше 10 тыс. руб. (по номинальной стоимости), получают взамен именные свидетельства нового займа РСФСР на сумму, не превышающую 10 тыс. руб.». А у нас с тобой 10 тыс. 89 руб.
— Хвостик-то разве будут считать?
— Да, и его отдадут на рассмотрение специальной комиссии — смотри пункт шестой Декрета! Любые сбережения, даже самые малые, могут быть аннулированы, если эта комиссия посчитает их нетрудовыми.
— Эх, надо было нам вкладываться в кооператив Клавдия Николаевича!
— И кооперативы, и общества, и городское самоуправление в той же самой ловушке: им ничего не вернут, если члены комиссии не признают их достаточно демократичными и полезными обществу. И права на апелляцию у них нет! А с марта введут новое ограничение — выдача вкладов только с одобрения одного из отделов Комитета советских организаций. При таком подходе будет много абсурдного; да вот и свидетельство «Новой Сибири»: богадельне Харлампиевской церкви отказали в выдаче процентов с благотворительного капитала — и теперь там нечем заплатить за дрова!
— Если уж до такого дошло, значит, много денег уходит на сторону…
— А это и не скрывается даже. Вот, смотри: на недавнем съезде Советов Восточной Сибири у комиссара финансов Славина уточнили, правда ли, что рабочему комитету Забайкальской железной дороги выделялись крупные суммы. И он ответил без всяких обиняков: «Только на этом условии и соглашался рабочком взять дорогу в свои руки. Мы ему обещали и, действительно, выдали, пренебрегая формальностями, без контроля, три миллиона рублей». Возможно, это было и первое покушение на чужой капитал, но явно не последнее. Мы, конечно, ошиблись с выбором банков, надо было счёт открывать в Медведниковском: он не частный и не акционерный, на него не распространяется эта пресловутая национализация. Финансовый отдел Комитета советских организаций согласился не направлять туда своего комиссара.
— А, отступились!
— Да нет, будут контролировать через Госбанк. Что, конечно же, много лучше. С 1 апреля в Медведниковском будут платить по обыкновенным и условным текущим счетам от 3,5 до 4%, а по срочным вкладам на 1 год и более — 4,5%.
— А банк Общества взаимного кредита?
— Из Петрограда ответили на запрос, что и он не национализирован. Но Иркутское отделение уже открыло свои кладовые комиссарам — приставленный к груди штык в иных случаях очень убедителен.
— А нам придётся-таки пускать в детскую квартирантов, — Анисия изо всех сил скрывала досаду.
— Я уже набросал текст газетного объявления… Подчеркнул, что отдадим предпочтение аккуратным, интеллигентным жильцам. Сможешь завтра сходить в редакции?
Но она не успела: к соседям приехал родственник из Самары.
— Деньги хорошие дам, а проживу недолго! — заверил он и сразу заплатил.
Первые пять дней усиленно отъедался, хвалил иркутские рестораны. Потом затоварился обувью, ситцами, долго чертыхался, что продукты вывозить не дают. А на прощание не удержался:
— Какая-то ты малохольная, капитанша: всё «простите-извините» да «как можно, как можно»! Я — простой человек и не больно-то образованный, но собственный интерес завсегда соблюду.
Анисия Доминиковна с облегчением заперла за ним дверь. На сегодняшний вечер у неё заготовлены были три сюрприза: дочке Миле — книжка-раскладушка, Макару — «Записки курносого Мефистофеля», а Мирону — билеты в театр. На завтра назначен был бенефис, и Анисия знала, что зрители не поскупятся, даже из последнего. Да, конечно, в городе, как обычно, гуляла скарлатина, но всё-таки нынешнею зимой она чаще гнездилась на окраинах, а по центру публика гуляла свободно, и залы были полны. Снаружи театр был не освещён: когда на электростанции не хватало угля, его отключали вместе с кинематографами и частными особняками. Квартира Пенжаковых сегодня осталась, к счастью, освещена, и Анисия, под впечатлением от спектакля, дошила один срочный заказ, да ещё и выкроила из обрезков юбчонку для Милы.
Пустили козла в огород
26 января в местном отделении Сибирского торгового банка происходила передача дел представителям новой власти. Естественно, возглавлял их комиссар по финансам Славин, занявший место в центре зала. По правую руку от него встал помощник контролёра Госбанка Остен-Сакин, из остзейских баронов. А чуть поодаль, с прогнутой спиной, но при этом вздёрнутой головой, штрейкбрехер Гребнев. Он единственный из служащих частных банков Иркутска изъявил готовность сотрудничать с большевиками. А завершал «композицию» недавний бухгалтер Иркутского отделения Всероссийского союза городов Городецкий. На него в одной из иркутских редакций имелся роскошный компромат, и, кажется, это не было тайной для самого персонажа. Вот только держался он с неподдельной уверенностью — возможно, и оттого, что начальные его «подвиги» совершались не здесь, а в Чите, и совсем под другой фамилией. Суд оценил его банковскую «операцию» в пять лет заводских работ, но они не убавили в Городецком ни дерзости, ни оптимизма. И в бухгалтерии Иркутского Союза городов он начал с того, что выписал себе «очень нужную» сумму. Не вернул, но карьера от этого не пострадала: началась кампания по национализации банков, и он ловко переметнулся. Большевики оказались небрезгливы. Пустили козла в огород.
И ещё: по указанию из Петрограда, в Иркутском отделении Госбанка расширили учётный комитет — к одиннадцати торговцам и промышленникам подверстали 22 пролетария. Конфуз случился на первом же заседании, когда обсуждались представленные к учёту векселя: новые члены обнаружили полную неспособность понять, о чём речь.
Реставрация иллюстраций: Александр Прейс