ПлохойХороший Бес
9 марта 2022, 16:15 [«Аргументы Недели. Волгоград», Наталья СПЕКТОРОВА ]
Друзья называют его просто Бес. И это не маркер поведения или характера, а просто сокращение от фамилии. Хотя, как знать. Мы встретились с Дмитрием Бессоновым после того, как в соцсетях он объявил, что его программа «ПлохойХороший Человек» поставлена на паузу с туманными перспективами на возвращение. Теперь он сам оказался в роли интервьюируемого. И хотя Дмитрий считает своей профессией сферу политтехнологии, а журналистику – любимым хобби, на волгоградском поле он яркий журналист.
- Вы объявили, что проект «ПлохойХороший Человек» закрыт. Видела пояснение по этому поводу. Мы, конечно, знаем, что такое эзопов язык, но дело в том, что каждый может его переводить, вкладывая свой смысл, интерпретируя по-своему. Можете объяснить на конкретном русском – почему закрыт?
- Суть проекта была в том, что я разговариваю с людьми и показываю их для аудитории с какой-то нестандартной точки зрения, раскрывая те грани, с которыми большинство не знакомы. Спонсоров не было, и я мог себе позволить приглашать тех, кто мне интересен. Мы говорили на разные темы, но злоба дня проходила красной нитью. В настоящий момент, когда идёт военная операция на Украине, любой разговор, так или иначе, приближался бы к этой теме. А информация сейчас дико противоречивая. Второй момент - часть интервью проходила в саркастическо-юмористическом формате. Сейчас у меня нет никакого желания юморить. Эмоционально не готов сейчас для этой программы. Ну, и добавился ещё экономический момент. Я не искал спонсоров, чтобы не быть связанным какими-то обязательствами, и делал проект на свои. А в этой ситуации решил придержать деньги, тем более у меня есть другой онлайн-проект, где работают люди, они получают зарплату, и этот проект сейчас для меня важнее. Ни тот, ни другой – варианты совершенно не коммерческие, они и не были рассчитаны это. Можно сказать, что это моё хобби. Деньги я зарабатываю, как политтехнолог, причем чаще в других городах.
- В своё время вы пришли в критике региональной власти на смену Саше Осипову. Обстоятельства сложились так, что у него путь от оппозиционного журналиста до вхождения в эту власть был коротким. Думали ли вы повторить этот путь?
- Прийти во власть? Точно, нет. Кроме того, я уже был директором государственного учреждения, и это моя первая официальная запись в трудовой книжке. Сначала меня уволили при Бровко, потому что был конфликт с тогдашним председателем областного комитета по делам молодёжи. Потом была другая информационная госорганизация, после которой меня снова в первое же место вернул Роман Гребенников (на тот момент вице-губернатор – прим. ред.), несмотря на то, что мы часто с ним зарубались – в то время я был бескомпромиссен в общении, пёр юношеский максимализм. Но затем начались непонятные телодвижения. Я был уволен при одном губернаторе (Боженове – прим. ред.), и при этом же губернаторе восстановился по суду. Через какое-то время со мной снова расторгли контракт. После третьего увольнения мне перестало это быть интересно, посчитал, что хватит бродить по одной и той же реке. Были предложения, в том числе в Москве, но я уже наелся. Я себя во власти, внутри системы, не вижу. С точки зрения патриотизма я делаю много больше, когда через выборы привожу во власть адекватных людей.
- Время работы в госучреждении МИАЦ-РИАЦ было, скорее, хорошее или, скорее, плохое?
- Мне нравилось. У меня был очень хороший коллектив, и со всем, с кем работал, хорошие отношения по сию пору. Может, только один человек поступил по-скотски, но я его перестал замечать. Мы делали много вещей, которые были передовыми по тому времени. Когда перевели газету «Молодой. Свежее решение» в электронный формат, я получил неимоверное количество жести, по потом выяснилось, что электронный вариант был оправдан. И Андрей Цветков, выдающийся наш современник, мой большой друг, придумал абсолютно фантастический дизайн электронной газеты.
Ни за что во время работы в госструктурах мне не стыдно. Было два раза некомфортно, когда взаимодействовали с тогдашним председателем комитета молодёжи. Он меня обманул. Сразу на входе: проговаривали одно, а началось совершенно другое. И я сказал, что ни копейки денег, куда не нужно, я со счёта не выведу. Это даже было предложение не сделки с совестью, а совершенно смешное мелкое предложение. Я ему объяснил, что такие эксперименты приводят в тюрьму.
Потом меня включили в комиссию по анализу целевого использования бюджетных средств не некое мероприятие. Поскольку выборы – это всегда деньги, и учёт, и контроль, довольно быстро я понял, что меня поставили расследовать хищение в серьёзном объёме. Но детальный анализ – результат долгой работы просто выбросили, а человек, которого я проверял, ещё и поднялся по службе.
- Так вернёмся к «сменам». Место пусто не бывает. На смену Осипову и Бессонову в журналистику разоблачения региональной власти пришёл Толя Сологубов...
- Да, Толя Сологубов - человек, которого я с радостью могу назвать моим товарищем. Он большой молодец, я горжусь тем, что он делает.
- Может, я ошибаюсь, но мне кажется, что сейчас он тоже притих.
- Толя находится под колоссальным прессингом. И при этом при всем работает и делает всё хорошо. Вся история, которая связана с экологической задницей в Светлом Яре, это его достижение. Они об этом писали, говорили и додавили эту тему до того, что сейчас имеется в виде уголовных дел. Он красавчик и большой молодец, пока такие есть, ничего не потеряно.
- То есть сейчас поле расследовательской журналистики не выжжено?
- Поле выжжено. Объясню, почему, в том числе, и я перестал это делать. Помимо всяких побочных, меня выбили из колеи две вещи. Первое. Мы написали очень серьёзный материал по Михайловке, он вышел, и фактура был такая, что просто бери и сажай. Ни из одной силовой структуры мне не позвонили, ничего не спросили вообще. А прямой герой этих публикаций начал стремительный карьерный рост после наших статей. А потом случился ещё более впечатляющий момент: я шёл с эфира на радио, и на улице на меня напала женщина. Ну, как напала. Подошла и стала предъявлять, что я снизил градус публикаций, которых от меня ждут. И почему я так себя веду, когда есть поклонники, на меня рассчитывающие. Я сначала опешил, потому что никому ничего не должен, это была моя личная история. А после того, как мы пожали руки: мой партнер с командой пошёл вперёд, а я остался в этом окопе, это уже дважды в личное превратилось. Примерно в это же время мне в десять раз подняли арендную плату за офис. Это случилось, когда в городе и в стране меня не было, и физически ничего решить я не мог. Я остался без помещения, перешёл в какие-то кафе. И последний момент, который вообще всё перевернул. Мне назначает встречу довольно серьёзный чиновник, который в одной из этих маленьких кафешек начинает выкладывать документы, сливать какую-то историю, подбадривая, что я боец, молодец. Я говорю: а почему ты сам ничего не делаешь. Он отвечает: да у меня же семья, дети. И это меня убило и взбесило до крайности. У меня тоже семья, у меня тоже дети. Я понял, что люди очень удобно устроились, а я, ведя свою войну, помогаю им решать мелкотравчатые проблемы. Лишь подкармливаю волгоградскую византию, не имея никакого нужного эффекта. Ты пишешь, а демоны остаются на месте и растут карьерно. Ты пишешь, а концессии продолжают жульничать. Более того, над тобой смеются, но приходят и говорят: давай, продолжай бороться. В какой-то момент я просто принял решение не биться головой о стену и ушёл. Но потом стало скучно, и я придумал «ПлохойХороший Человек».
- Вы состоите в Союзе журналистов?
- Нет. Я в журналистике с 16 лет, но зачем? Я себя вполне комфортно чувствую и вне корочек. Что она мне даст или чего я могу дать этой организации, она и без меня нормально существует. Есть я в ней, нет меня в ней – для неё не тепло и не холодно. Для меня тоже. Мне интересны интервью, эссе и очерки. В экономике я ничего не понимаю, и никогда не брался писать на экономические темы. Когда запускал расследования, у меня было 5-6 человек, готовивших фактуру, потом была «рыба», которую уже я приводил в читабельный формат.
- А что касается профессиональных премий, грамот?
- Нет, у меня ничего нет. Хотя есть у сайта Volganet. В прошлом году нас отметил Союз журналистов за серию социальных публикаций. И ещё наше издание получило премию ОНФ «Свобода и справедливость». На самом деле, до какого-то времени признание было важно и нужно. Не могу определить этот момент, но как-то потом это перестало быть интересным. Я никакие свои работы на конкурсы не отсылаю и не заявляюсь. Может, это и плохо, и поэтому нет спонсоров у программ. А может, и хорошо, что нет спонсоров.
- Вы какое-то время работали у Олега Савченко, но потом разошлись. Что не срослось, почему не продолжилось?
- Я ему очень благодарен за его роль в моей жизни. Но в тот момент я был очень токсичен, чтобы продолжать этот путь вместе. От меня было больше проблем, потому что я в публичной сфере вышел на войну с областной властью, и не видел вообще никаких берегов. И компромиссу Олега с властью это мешало. Это было обоюдное правильное решение.
- Что труднее: быть хорошим или быть плохим?
- Труднее всего быть Человеком. Мы все люди до тех пор, пока не превращаемся в скотов. Ведь часто человек оборачивается скотом в желании сделать хорошо. Желая хорошего, превращается в лютого сатану. Не перейти эту грань, сбалансировав в себе хорошее-плохое, очень важно. Особенно сейчас остаться Человеком намного-много труднее. И хуже. Хуже для карьеры, хуже порой даже для взаимоотношений с родными и близкими. Но надо пытаться оставаться Человеком.
Я сделал так много плохого в юности, что порой просыпаюсь от кошмара, что жена, дети, моя вновь обретённая собака – это такой мистификасьён, а я ещё там. Я от того негативного опыта не отказываюсь, потому что он меня сформировал, в том числе. Но если кто-то сейчас это читает и не считает, что я перед ним извинился, я приношу извинения. Искренние. Я приблизительно два года потратил жизни и денег на то, чтобы негативные последствия своей юности сгладить и изменить. Постарался найти всех людей, с которыми был несправедлив и нечестен, и расплатиться.
- Мы говорим о материальных долгах?
- И материальных, и моральных. Нет, но денег-то я точно никому не должен.