Детский омбудсмен Татьяна Афанасьева — о проблемах подрастающего поколения

Помните старый лозунг «Всё лучшее — детям!»? Сегодня, похоже, всё иначе. Дети оказались под прессом множества неблагоприятных факторов принятого в нынешнем обществе жизненного уклада. Эти факторы становятся для них, для их неокрепшей психики, суровым вызовом, справиться с которым непросто. Присмотритесь: ученики загружены школами, боятся экзаменов, нередко ребята в целом с опаской смотрят в будущее. Поступление в вуз тоже тот ещё стресс. Подкидывают сложностей и задиристые, а порой откровенно неадекватные обидчики-сверстники во дворе или классе. К тому же никуда не исчезла вечная проблема отцов и детей: не всегда можно рассчитывать на поддержку и понимание родителей (к тому же и они в некоторых ситуациях не всесильны). В итоге многие, особенно в подростковом возрасте, чувствуют себя одинокими и беспомощными, а для кого‑то жизнь превращается в настоящий ад, кажущийся беспросветным. Откуда ждать помощи?.. О проблемах подрастающего поколения и о том, как защитить его права, мы поговорили с детским омбудсменом в Иркутской области Татьяной Афанасьевой.

Тяжёлые патологии или несвоевременная помощь?

— За последний месяц было, по крайней мере, два вызвавших общественный резонанс случая смерти подростков в медучреждениях. Мальчик 13 лет, инвалид, с приступом был доставлен в Ивано‑Матренинскую больницу, где к нему, по словам человека из близкого окружения ребёнка, никто не подошёл. Он умер в приёмном покое. Трагична история 14‑летней девочки из Братска: её доставили в больницу, провели операцию, после чего пациентка впала в кому и умерла. Мать девочки уверяла, что скорая ехала к ним 47 минут. Возможно, если бы медицинская помощь была оказана своевременно, ребёнка можно было спасти. Вы в курсе этих трагических случаев? Как часто обращаются к вам жители региона с жалобами на некачественное оказание врачебной помощи детям?

— Да, вопросов, касающихся сферы здравоохранения, очень много. И в последнее время это количество выросло: если в 2020 году их было 14, то в 2021‑м — 73. Что касается этих двух конкретных случаев: в подобных ситуациях проводят не только ведомственные проверки, но подключаются ещё и правоохранительные органы, прокуратура. Однако родители и родственники умерших детей к нам не обращались. По имеющейся у нас информации, скорая помощь к девочке из Братска ехала 34 минуты. Предварительно установлено, что школьница страдала заболеванием (в соответствии с Законом «Об основах охраны здоровья граждан» назвать диагноз мы не имеем права), которое сложно было диагностировать. При поступлении в больницу ребёнка, минуя приёмный покой, сразу доставили в реанимационное отделение и прооперировали. Пока девочка была в больнице, велись консультации с ведущими нейрохирургами области и специалистами министерства здравоохранения региона.

— А почему пациентку не транспортировали в Иркутск, где работают более квалифицированные специалисты?

— Потому что она была нетранспортабельна, могла умереть при перевозке. Редкий недуг протекал так тяжело, что прогноз был неблагоприятным. У мальчика из Иркутска с рождения были серьёзные проблемы со здоровьем. Врачи, к которым мы обратились для прояснения ситуации — главный врач и заместитель главного врача Ивано-Матренинской больницы, нам сообщили, что в декабре ребёнок заболел и несколько дней лечился дома. Когда состояние серьёзно ухудшилось, родители самостоятельно привезли мальчика в больницу. На тот момент он был в крайне тяжёлом состоянии. При госпитализации (во время поднятия в реанимацию) у ребёнка остановилось сердце.

В обоих случаях мы имеем дело с тяжёлыми патологиями, и обвинять врачей в гибели подростков, наверное, было бы преждевременно. Необходимо дождаться заключения экспертов, которые установят причины, приведшие к таким трагическим последствиям. И конечно, необходимо досконально проанализировать все организационные моменты в оказании своевременных медицинских услуг, в том числе скорой медицинской помощи.

— Вы сказали, что количество обращений, связанных со здравоохранением, в 2021 году выросло. Почему?

— Во-первых, в большинстве медучреждений во время пандемии были созданы ковидные, так называемые красные, зоны. Поэтому плановая помощь по многим другим направлениям сократилась. Во-вторых, было много вопросов обеспечения лекарственным питанием детей, страдающих рядом заболеваний, и лекарственными противосудорожными препаратами. Дело в том, что с 2020 года в России изменились требования к маркировке лекарств. Этим правилам поставщик препаратов перестал соответствовать. Сегодня благодаря нашим обращениям в адрес уполномоченного при президенте РФ по правам ребёнка, Министерства здравоохранения Российской Федерации удалось достичь промежуточного решения этого вопроса. В конце ноября 2021 года на федеральном уровне было принято решение о ввозе партии данного препарата в упаковке производителя. Надеемся, что в ближайшее время лекарство поступит в Приангарье.

— Общество волнуют сегодня и вопросы вакцинации от ковида. Есть ярые противники прививок, есть сторонники. Не получаете ли вы писем от родителей в связи с возможной обязательной вакцинацией от коронавируса в школах?

— Нет. Я считаю, что любая вакцинация должна осуществляться добровольно. Принудительно детей никто не станет прививать. Когда, например, вашего ребёнка планируют вакцинировать от гриппа, вы же подписываете согласие? Так же должно быть и с любыми другими прививками.

Исключить «полицейский» подход во время ЕГЭ

— Теперь от здравоохранения перейдём к образованию. Глава Следственного комитета Александр Бастрыкин назвал единый государственный экзамен пыткой для молодёжи и призвал его отменить. Как вы относитесь к ЕГЭ? Считаете ли, что правильно было бы скорректировать его форму или вовсе отменить?

— Это вопрос дискуссионный. Всегда будут те, кто выступает за, и те, кто выступает против. В любом случае итоговые испытания для школьников должны быть. Формат ЕГЭ давно подвергается критике. Конечно, в нём есть и плюсы: ребёнок один раз сдал, понервничал — и всё, не проходя испытания дважды, как раньше, выпускаясь из школы и поступая в вуз. Это, безусловно, снижает стресс и напряжение. Но сам единый госэкзамен настолько жёстко регламентирован разными правилами — самого его проведения, организации, поведения выпускника, что порой приводит ребят к тяжёлым психологическим последствиям: нервным срывам, депрессиям, тревожным состояниям.

На мой взгляд, необходимо менять отношение к экзамену. Даже если выпускник не сдал ЕГЭ или получил не тот балл, на который рассчитывал, это ещё не конец жизни, не крах всех надежд! Не стоит родителям и учителям на протяжении последних двух лет обучения накручивать детей. Надо относиться к экзамену как к подведению некоего итога, завершению определённого периода в жизни. Нужно менять саму форму организации экзамена, исключить «полицейский» подход во время сдачи ЕГЭ. Атмосфера должна быть более дружелюбной, располагающей к раскрытию знаний, а не к сканированию и жёсткому контролю за учеником на протяжении нескольких часов. Вообще, это многогранный вопрос. Споры вокруг ЕГЭ имеют глубокие корни. Если бы родители были уверены в качестве образования, в том, что их ребёнок получил хорошие знания по выбранным предметам, тогда и к госэкзамену было бы более спокойное отношение.

— Часть родителей в регионах возможную отмену ЕГЭ восприняли как политическое решение, которое призвано ограничить отток молодёжи именно из регионов. Ведь немногие могут позволить себе поехать в другой город, например Москву или Петербург, подавать документы, снимать квартиру на две недели.

— Думаю, всё индивидуально. Чаще всего те родители и дети, кто решается поступать в столичные вузы, понимают, что должны быть готовы к большой конкуренции и иметь хорошие баллы при поступлении.

— По информации редакции, в Иркутске участились случаи перехода детей из одной школы в другую по психологическим мотивам. Много ли обращений, связанных с конфликтами в школе: между детьми, учениками и учителями, учащимися и администрацией школы?

— Да, они занимают у нас одно из первых мест. В среднем их количество составляет около 15% всех обращений, поступающих в аппарат. В 2020 году поступило 241 обращение, а в прошедшем 2021 году их было 262. И львиная доля из них — это вопросы, вызванные конфликтами, недопониманием между детьми, детьми и учителями, родителями и администрацией школы. Мы стараемся разобраться в каждой ситуации. Бывает так, что из-за одного сложного ребёнка в классе страдают все — ученики, учителя, родители. Возникает конфликт. Тут педагогу и администрации школы очень важно занять правильную позицию. К сожалению, не всегда спор решается грамотно и профессионально. Часто учитель предлагает учащемуся сменить класс, школу, перейти на домашнее обучение, вовлекая в союзники родителей других ребят. Те начинают выдавливать ученика из коллектива. Но при таком подходе ни социализации, ни адаптации ребёнка не происходит, а конфликт между его родителями и педагогом усиливается. Построить доверительные отношения в этом случае сложно.

Подобные проблемы необходимо решать индивидуально, разбираясь в причинах, оказывая ученику психолого-педагогическую помощь. В каких-то случаях ребёнку требуются дополнительное обследование, консультации медиков. При правильном подборе для ребёнка образовательного маршрута, разработки для него адаптированной образовательной программы учебный процесс для него и окружающих становится благоприятным.

— Бывали случаи, когда из-за «неуправляемости» учащегося исключали из школы?

— Нет, такого не было. Это было бы нарушением права ребёнка на образование. Другое дело, что по определённым показаниям, опираясь на тот же образовательный маршрут ученика, ему могут порекомендовать коррекционное учебное заведение. Но важно понимать, что любые действия по отношению к ребёнку могут осуществляться только на основании заявления законного представителя. Насильно отчислить кого-то из школы можно только в одном случае — в качестве дисциплинарного наказания. Но это единичные случаи.

Родители и учителя должны стать мудрее

— А насколько актуальна для нашего региона проблема травли детей в школах?

— Безусловно, есть обращения, связанные с буллингом в образовательной среде. К сожалению, даже сейчас, когда эта проблема широко обсуждается, являясь действительно острой и актуальной, многие школы такие прецеденты замалчивают. Эта проблема затрагивает не только детей. Травлей занимаются родители в чатах — например, когда один выражает своё несогласие с какими-то действиями учителя или выносит на обсуждение вопрос о поведении детей. И заметьте, что такое общение в родительском сообществе нередко происходит в присутствии ребёнка: навешиваются ярлыки, сыплются обвинения. Бывают случаи, когда сами учителя втягивают в конфликт родителей. Редко, но бывает, что агрессором является преподаватель. Рассматривая подобные ситуации, уполномоченный по правам ребёнка связывается с учебной организацией, органом управления образованием этого города и родителями.

Всё это — маркер серьёзных проблем, связанных с организацией психолого-педагогического сопровождения образовательного процесса в школах региона, своевременного выявления и разрешения таких конфликтов. Сегодня психологическое сопровождение обучающихся сведено к проведению психодиагностических процедур. Но для оказания ученику помощи и разрешению спорной ситуации одного выявления причин явно недостаточно. Требуется разработка индивидуального алгоритма действий по изменению ситуации. Из своего опыта работы по разрешению школьных конфликтов знаю, что одна из основных причин — нехватка профессиональных психологов.

— Конкретные примеры травли в школе можете привести?

— К нам поступила жалоба от мамы, дочь которой, по её мнению, подвергалась буллингу. Всё началось с того, что на парковке одна мама сказала другой: «Говорят, что твоя дочь пристаёт к детям, мешает, не даёт им заниматься. Ты с ней поговори!» Мама девочки оскорбилась, стала выяснять отношения в родительском чате, что привело к серьёзному скандалу, он перешёл на детей, которые, к слову, до этих событий ссорились и мирились, но при этом никаких конфликтов не возникало. Наше расследование показало, что девочка хорошая, в классе её любят, никому она учиться не мешает. А то, что сказала родительница, просто сарафанное радио: кто-то что-то кому-то сказал. И если дети обладают счастливой способностью быстро забывать всё плохое, то родители долго возвращают их к негативу, снова и снова напоминая о неприятной ситуации. Каков выход? Родителям надо стать мудрее, администрация школы должна научиться тонко и деликатно разрешать такие ситуации. Думать надо прежде всего о хорошем эмоциональном состоянии детей, о благоприятном климате в классе, а не об ущемлённом самолюбии взрослых.

— Вы говорили о том, что приходится заниматься и конфликтами между родителями в школьных чатах…

— Да, такие случаи участились. Поступают обращения из-за того, что кого-то исключили из чата. Если раньше мы разговаривали лично или по телефону, то теперь практически всё общение происходит в мессенджерах. Люди стали уязвимыми и вспыльчивыми, подчас не способными вырабатывать общее мнение по решению тех или иных школьных вопросов. Один сделал другому замечание — всё, разгорелся скандал. Тут, по-моему, важна роль администратора родительского чата, который, создавая группу, должен объяснить правила поведения и этики данного сообщества и вовремя пресекать негативные эмоции.

Домашнее насилие невозможно скрыть

— Много ли обращений по поводу жестокого обращения с детьми? Не увеличилось ли их число за время пандемии? С чем вообще связаны такого рода всплески?

— Такие обращения есть. В 2021 году, по данным правоохранительных органов, по фактам жестокого обращения с детьми было зарегистрировано 18 преступлений, в 2020 году таких преступлений было восемь. Я бы не стала связывать их с пандемией. Просто больше сигналов о неблагополучии в семьях сегодня поступает от посторонних граждан. Окружающие стали более внимательно относиться к тому, что происходит вокруг — в их доме, их подъезде. К сожалению, значительно увеличилось число преступлений, направленных против половой неприкосновенности детей. Обстоятельства в каждом случае разные, кто-то в гости пришёл и потом под воздействием алкоголя совершил преступные действия в отношении ребёнка. Нередко несовершеннолетний подвергается не эпизодическому, а длительному насилию со стороны отчима или других родственников.

— Что вообще входит в понятие «жестокое обращение»?

— Это действие (или бездействие) родителей, воспитателей, опекунов, наносящее ущерб физическому или психическому здоровью ребёнка. Это физическая агрессия (побои, издевательства), психическое насилие, отсутствие заботы (пренебрежение основными потребностями ребёнка). Вспомним страшные истории, которые произошли в других регионах нашей страны: Айши из Ингушетии, Любочки из заваленной мусором квартиры, мальчика, которого ставили в угол на гречку. У нас в Приангарье таких инцидентов не было, надеюсь, что и не будет.

— Или мы просто об этом не знаем... Достаточно случая с грудным ребёнком в Усолье, которого фактически с рождения убивали, о тельце которого родители тушили окурки…

— Такое сложно скрыть, особенно если ребёнок учится в школе, ходит в детский сад. Невозможно не заметить, что над ним издеваются. Ведь кто обычно сообщает о домашнем насилии? Соседи, которые слышат громкие ссоры, скандалы и плач, работники образовательных учреждений, которые замечают какие-то настораживающие странности в поведении ученика, симптомы неблагополучия; медики при плановых осмотрах.

— Прочитала интервью с федеральным уполномоченным по правам ребёнка и ужаснулась: оказывается, в России до сих пор есть дети, которые живут на улице. Есть ли беспризорники у нас? Были ли случаи, когда ребёнка находили на улице?

— У нас в Приангарье такого не было. В центральных, столичных городах такая проблема есть, поскольку своевременно выявить неблагополучие и предотвратить его в мегаполисе сложнее. Может быть, и потому, что люди в большом городе меньше контактируют между собой, более отстранённые. У нас в регионе налажено взаимодействие всех служб, в ведении которых находятся вопросы детства: это органы педагогические, медицинские, социальные, правоохранительные, надзорные. Кроме того, в Приангарье есть такие благотворительные организации, как «Оберег», где бесплатно могут жить женщины с детьми, оказавшиеся в трудной жизненной ситуации. Там им создают все необходимые условия, помогают с документами, устройством на работу.

— С чем чаще всего люди обращаются к вам?

— Большинство вопросов, как я уже говорила, связано со здравоохранением и образованием. Часто обращаются по поводу получения разных выплат и льгот, связанных с трудными жизненными ситуациями, по вопросам оформления опеки, усыновления, устройства в семью; по защите имущественных прав, прав детей-сирот, в частности, на получение жилья. Целый блок вопросов связан с обеспечением безопасности жизни и здоровья: это стройки рядом, заброшенные и недостроенные объекты, открытые колодцы, вырытые ямы, отсутствие пешеходных переходов и т.д. Люди стали более внимательно относиться к городскому пространству, своим дворам, дорогам, по которым дети ходят в школу.

Большой пласт обращений связан с выплатой алиментов и споров бывших супругов по вопросам проживания, воспитания и общения детей. Разводы порой выливаются в целые драмы. Больше других в таких разбирательствах страдают дети. Был случай, когда в Красноярском крае отец выкрал у бывшей супруги сына и стал возить его с собой в фуре. Мужчина работал дальнобойщиком. Когда он проезжал через наш регион, нам совместно со службой судебных приставов и специалистами органов опеки пришлось проводить мероприятия по возвращению ребёнка матери. Бывает, что бывшие супруги не могут договориться и буквально рвут детей на части: то один к себе забирает, то другой. Но надо понимать, что ребёнок — это не объект, не предмет, а живой человек со своими чувствами, привязанностями, желаниями. Самое страшное, что, видя такое поведение родителей, ребёнок получает большую психическую травму. В нём зреют агрессия и недовольство жизнью. Во всех этих перипетиях, войнах взрослых людей жертвами становятся дети. Подчас взрослые отнимают главное их право — право на любовь и благоприятные условия жизни.