Академик Игорь Решетов: Борьба с раком сравнима с мировой войной

Как можно соединить лечение опухоли с пластической хирургией? Что убило Дмитрия Хворостовского и Жанну Фриске? Что породило эпидемию, при которой у людей проваливаются носы и разрушаются челюсти? Чем опасна мода на надутые губы? Об этом и многом другом главному редактору «Аргументов недели» Андрею УГЛАНОВУ рассказывает директор Института кластерной онкологии им. проф. Л.Л. Лёвшина, заведующий кафедрой онкологии, радиотерапии и пластической хирургии Сеченовского университета, академик Российской академии наук, доктор медицинских наук, профессор, лауреат Государственной премии Российской Федерации в области науки и технологий Игорь РЕШЕТОВ.

Разрушить и построить

– Игорь Владимирович, в медицине вы занимаетесь резонансными темами – онкологией и пластической хирургией. Онкология вызывает у людей страх, чувство безнадёжности. А пластика притягивает к себе интерес людей, подчас не совсем здоровый. Вы занимаетесь этим 36 лет и наверняка всегда находитесь в стрессовом состоянии?

– Мне повезло вступить в клиническую онкологию в то время, когда большинству пациентов уже удавалось спасти жизнь. Это был конец 80-х, начало 90-х. За последующие годы только приумножили эти возможности. Сейчас можно смело говорить о том, что мы даём надёжный прогноз на спасённые жизни на многие годы. В настоящее время рубеж в 20 лет после операции уже не кажется фантастическим.

Но одновременно возникает другой вопрос – да, спасён, а счастлив ли? Мне повезло в том плане, что парадигма объединения разрушения и созидания была основной, начиная с самых первых моих научных изысканий. Онкопластика сейчас является приоритетом научного направления в стенах Сеченовского университета и Институте кластерной онкологии имени Л.Л. Лёвшина. Звучит абсолютно необычно. Но в онкопластике как раз и заложен объединительный смысл – разрушить и снова построить. Благодаря этому синергизму мы получаем эффекты не только спасённой жизни, но в ряде случаев и улучшенное качество жизни. Речь не только о женщинах и их красоте, когда дело касается, например, рака молочной железы или различных опухолей, находящихся на коже лица. Всё гораздо глубже и очень увязано с такими сложнейшими моментами, как сама суть опухолевой болезни, ультраструктура опухоли, её морфотипы. Сейчас весь мир, работающий в этом направлении, при подведении итогов крупных исследований обязательно параллелит две таблицы или два графика – график выживания и график качества жизни. Применительно к нашей стране эта проблема имеет особый, важный смысл.

– Какой?

– У нас людей мало. Их нужно сохранять, особенно людей трудоспособного возраста. Нужно, чтобы после излечения они вернулись к полноценной жизни, к работе, к семье, и чтобы в эту семью они возвращались кормильцами, а не иждивенцами на содержании остальных членов семьи, отнимая их силы на себя. Я часто провожу параллели с такой глобальной бедой, как Великая Отечественная война. Если не ошибаюсь, маршал Рокоссовский сказал, что войну выиграли наши раненые. И сейчас мы тоже должны сделать всё, чтобы не терять бойцов, чтобы сохранялась в том числе и способность репродукции населения. И это достижимо.

Опухоли тесно в голове

– На днях исполнилось бы 59 лет Дмитрию Хворостовскому. Великий певец умер от опухоли мозга. Как можно соединить лечение опухоли с пластической хирургией?

– Классические методы лечения остаются, в том числе хирургическое удаление опухоли, лучевая терапия, химиотерапия. Но палитра воздействия на опухоли значительно расширилась. То есть сейчас мы говорим уже о семи-восьми методах лечения. Причём все они применяются в различных комбинациях.

Биология опухоли говорит, что они делятся на три большие группы – высокой степени чувствительности, средней и низкой степени чувствительности к традиционным видам воздействия на них. Чем ниже чувствительность, тем сложнее лечить. К той резонансной истории, которую вы привели, можно добавить историю певицы Жанны Фриске. Обе они касаются так называемой опухоли нервной ткани. Это опухоли средней и даже низкой степени чувствительности. Беда в том, что они заключены в замкнутом пространстве черепной коробки. В противном случае их лечение было бы гораздо более успешным, потому что не было бы проблем, связанных со сложностью проведения воздействия.

Для нас, специалистов, в этом ничего удивительного нет. Именно в таких сложных случаях, когда дело касается такой тонкой материи, как голова, и того, что в ней находится, особенно ярко проявляется моя любимая парадигма – разрушить и построить. Всё, что мы разрушаем в процессе лечения опухоли, подлежит восстановлению. Господь Бог не просто так задумал и создал анатомию человека, в которой каждая деталь должна обеспечивать выполнение своей функции и в целом функционирование человеческого организма. Поэтому, разрушая, мы стараемся, восстановить и анатомию, и функцию того или иного участка, органа или ткани. Существует много разных видов опухолей периферической нервной системы, но их лечение не сопровождается такими трудностями, как сдавливание жизненно важных структур мозга в случае опухоли в этой части тела.

– Опухоль мозга как-то связана с нервной системой? Потому что её никак не свяжешь с нездоровым образом жизни. Люди не пьют и не курят и вдруг за 3–4 месяца буквально сгорают.

– Она может быть связана и с генетикой, и с перенесённым неблагоприятным воздействием, включая травмы. Для нас, онкологов, это опухоли мягких тканей. Их тоже много подтипов. Они принципиально делятся на опухоли эпителиального происхождения и опухоли мезодермы. Это разные опухоли по своей сути и по биологии. Они относятся к низкой степени чувствительности к традиционным видам воздействия. Сгорают пациенты за несколько месяцев, как вы говорите, потому что опухоль превысила свои возможности уместиться в объёме черепной коробки без фатальных последствий. Происходит сдавливание основных жизненно важных центров мозга и, как следствие, смерть пациента.

Без лица

– Онкопластическая хирургия, которой вы занимаетесь, находится на стыке двух дисциплин?

– Да, в нашей клинике мы решили инкорпорировать два этих направления медицины. И это не моё ноу-хау, инкорпорирование разных направлений – мировая тенденция.

– Вы даже издаёте журнал Head & Neck – по-русски «Голова и шея».

– Это дань нашего уважения к мировому научному подходу, где всё больше практикуется мультидисциплинарность. И это правильно, потому что уникальность в анатомии вредит, когда существует отдельный специалист, скажем, по левому глазу и отдельный по правому глазу или специалисты по правому и левому уху. Это всё единая система. Схожесть патогенеза ряда заболеваний какого-то органа – воспалительных, опухолевых, травматических – заходит за компетенции одного, например, отоларинголога, челюстно-лицевого хирурга, нейрохирурга. Требуется системный подход. Поэтому с начала нулевых мы начали формировать специалиста нового типа. Специалиста, работающего более широко, обладающего большими прикладными методологиями и называющегося «хирургом головы и шеи». Это существенно более высококлассный человек, чем отдельно взятый лор-врач, стоматолог или другой врач, специализирующийся на заболеваниях органов, находящихся в области головы и шеи. Надеюсь, нам удастся реализовать этот подход. В США, скажем, уже есть такая позиция наравне с позициями узких специалистов по органам головы и шеи. И эта позиция там более пластична и с точки зрения карьерного роста, и с точки зрения расширения компетенции.

– Для вас голова и шея – нечто единое. Недавно я говорил со специалистом по шейному отделу (интервью с доктором Шишониным см. в №29 «Аргументов недели» и на YouTube-канале Андрея Угланова #Зауглом), и он считает, что шея – ключевой орган. Через шею идёт кровоснабжение мозга, и, когда кровеносные сосуды шеи плохо функционируют – например, из-за компрессионного сжатия позвонками шейного отдела, мозгу не хватает кислорода, и он подаёт команду сердцу качать кровь в усиленном режиме. Похожие команды даются на печень, почки. Холестерин вместо выполнения обязательной функции строительства клеточных оболочек скапливается на стенках сосудов. Отсюда повышение давления…

– Совершенно верно! Вы, не будучи специалистом в медицине и физиологии, верно уловили суть. Мы усиленно продвигаем понимание верховенства в иерархии анатомии именно этой зоны.

– В известном фильме «Ванильное небо» с Томом Крузом герою после аварии делают новое лицо в виде особой маски. Счастья герою фильма это не приносит. Позволяет ли нынешний уровень пластической хирургии создать подобную маску из искусственной кожи? Искусственное мясо для гамбургеров уже есть.

– Очень много спекуляций на тему маски лица. Этой методологией мы владеем очень хорошо. В нашей клинике произведено несколько десятков так называемых демаскингов. В процессе этой операции пациенту снимается кожа лица, как маска. Но, конечно, не для того чтобы пересадить другому человеку, а чтобы получить тотальный доступ к черепу на живом человеке.

– Потом возвращаете кожу лица тому же человеку?

– Да, прошло 35 таких операций. Из них десять пациентов уже можно назвать долгожителями. Они пережили после операции больше 5 лет. У них были большие опухоли, поразившие центральную зону лица. Традиционные классические способы получения доступа к черепу дали бы к нему доступ, но страшно обезобразили бы лицо пациента либо и обезобразили бы, но всё равно не помогли его вылечить. Поэтому мы научились сначала снять пациенту кожу лица, затем сделать хирургическую операцию на черепе. После чего пришить эту «маску-чехол» обратно. Такая операция гораздо более востребована в медицине, чем пересадки лиц или их частей от одного человека другому, как это показывают в фильмах.

– Является ли голова и шея объектом биотехнологических и биоинженерных работ и исследований?

– Без сомнения! Это главное место в организме человека. Оно же формирует образ человека. В этих исследованиях применяются самые передовые технологии, в том числе в восстановительной хирургии.

– После демаскинга человек остаётся похож на самого себя?

– Разумеется. Ему возвращают его собственное лицо.

Болезнь цивилизации

– Согласно статистике, за последние год-два на фоне пандемии новой коронавирусной инфекции резко увеличилось число тромбозов. И, как следствие, увеличение числа ампутаций конечностей. А вы помимо головы и шеи ещё и специалист по конечностям.

– В меньшей степени.

– Вы имеете своё мнение по поводу такого резкого увеличения количества тромбозов?

– У меня есть и приватное мнение, и мнение, подтверждённое специализированными исследованиями. Виной тут комплекс факторов. Начнём с самого простого – гиподинамия, избыточная масса тела, неконтролируемый приём углеводов на фоне латентного диабета второго типа, неконтролируемый приём гормонов по разным поводам и без поводов и плюс ковид. Сумма этих факторов отвечает за рост тромботических осложнений.

– Пластическая хирургия – это мечта в основном женщин.

– Отнюдь! К ней прибегает очень много мужчин. На самом деле статистика говорит, что хирургия возраста или эстетики составляет приблизительно одну пятую часть от общего числа пластических операций. Основная часть запросов на хирургическое вмешательство – это врождённые патологии и аномалии, посттравматические и ассоциированные с болезнями аномалии. Я вам сообщу ещё одну важную для всех информацию. Сейчас наблюдается рост не только тромбозов. Но ещё аномально растёт количество рассасываний и разрушений костей. Причины этого опять же мультифакторные. Основной фактор – приём препаратов, которые нарушают микроциркуляцию, и кости лица начинают страдать. Проваливается нос и разрушаются челюсти. Фактически это новая, ранее неизвестная человечеству болезнь цивилизации.

– Что бы вы посоветовали людям, которые хотят избавиться от каких-то недостатков внешности, что-то исправить? Это дорогое удовольствие?

– В первую очередь – обращаться к проверенным, надёжным профессионалам. Это должны быть крупные клиники, имеющие способность оказать помощь при так называемых сопутствующих состояниях. Их, к сожалению, бывает очень много. Если к хирургу пришла молодая девочка, которая хочет стать ещё красивее, то риском для неё может оказаться какая-нибудь неожиданная аллергия. Гораздо сложнее, когда приходит женщина старше сорока лет, рожавшая и побитая жизнью, и количество болячек у неё увеличивается многократно, в том числе скрытых от неё самой и которые могут вылезти в самый неприятный момент. Здесь можно «напороться» на самый неожиданный исход, например, на инфаркт миокарда от эмоций и переживаний. Если это будет происходить в узкоспециализированной пластической клинике, где умеют только вставлять протезы молочной железы или подправлять горбинку носа, то при таком неожиданном развитии событий там вас и похоронят. Потому что не готовы к нештатным ситуациям и не имеют специалистов подходящего профиля, которые могут спасти пациента, если дело пойдёт не так, как запланировано.

– Что чаще всего пытаются исправить в своём лице мужчины, а что женщины?

– Мужчины чаще всего подправляют веки. Женщины омолаживаются в комплексе – подтяжки, разглаживание морщин, те же веки. Носы правят в основном в подростковом возрасте, когда свойственно быть недовольным своим лицом.

– Когда выйдут из моды «надутые» женские губы?

– Хотелось бы, чтобы побыстрее. Известна отдельная «коллекция операций», когда организм не воспринимает эти филлеры, и начинаются хроническое воспаление и соответствующие проблемы.

– Что же, Игорь Владимирович! Будем надеяться, что наш разговор заставит кого-то хотя бы задуматься, прежде чем принимать окончательное решение.