Бывший генпрокурор России Валентин Степанков рассказал о последних днях путча в 1991 году

События августа 1991 года стали водоразделом между «Советской Россией» и «Новой Россией». Советский Союз существовал ещё полгода после путча, но дни его были уже сочтены. Следствие по делу ГКЧП проведено в рекордные сроки, собраны огромные тома материалов, и кому, как не человеку, возглавлявшему следствие, доподлинно знать о всех секретах тех дней. О неизвестных и забытых страницах времени, определившего нашу судьбу, главному редактору «Аргументов недели» Андрею УГЛАНОВУ рассказывает первый генеральный прокурор России (1991–1993), заслуженный юрист Российской Федерации Валентин СТЕПАНКОВ. В предыдущей публикации (см. «АН» №30 от 4 августа) он рассказывал о событиях, предшествовавших попытке переворота и ясно показавших истинное лицо «спасителей Отечества». Сегодня – о последних днях путча.

Они боялись потерять власть

– Почему армия заняла такую пассивную позицию? Ведь активный член ГКЧП генерал Варенников был одним из ведущих военачальников страны. В ГКЧП входил сам министр обороны Дмитрий Тимофеевич Язов.

– Варенников был главнокомандующим Сухопутными войсками Советского Союза и абсолютно разделял взгляды гэкачепистов. Язов с самого начала вошёл в состав ГКЧП. Также разделял их взгляды и выполнял приказы один из заместителей министра обороны генерал Ачалов. А вот что касается начальников родов войск, то их, собственно говоря, никто и не спрашивал. Их собственные мнения выплеснулись только 21 августа. Как и большинство сотрудников КГБ, они брали под козырёк, получая приказы. А потом в кабинетах говорили друг другу – куда мы лезем? Мы же против своего народа выступаем. Они не отказывались выполнять приказ, но внутреннее саботирование нарастало с каждым часом. Тут и крылось противоречие между задачами ГКЧП и его реальными возможностями.

Язов понимал, что если заявить о переходе власти в руки ГКЧП и не сделать никаких силовых шагов, то это всеми будет воспринято как беспомощность. Нужно было вводить режим чрезвычайного положения. Но ирония в том, что законного права вводить режим ЧП никто, кроме президента, не имел.

– Много говорят о том, что на самом деле путчисты держали связь с Горбачёвым и он был в курсе всех их дел. Так ли это?

– Во время расследования мы изучили все аспекты поведения президента в те дни со всех сторон. Мы изъяли и изучили журналы его встреч, всех его телефонных соединений, которые фиксируются до минуты. Будучи в отпуске, Горбачёв общался в том числе со многими гэкачепистами, с руководителями республик. С ним находились помощники. Продолжалась работа с документами. Практически постоянно он был в контакте с председателем КГБ Крючковым.

– Кто-то ещё знал о готовящемся перевороте?

– После отъезда Горбачёва в Форос от первых лиц будущего ГКЧП вниз, к замам, к начальникам крупных управлений, в куцем, усечённом виде стала уходить информация. Что, возможно, в стране будет введено чрезвычайное положение. Что, возможно, для предотвращения эксцессов со стороны возмущённого народа придётся в Москву вводить войска. 18 августа подчинённым было аккуратно сказано, что Горбачёв болеет. А как же подписание Союзного договора? А никак. Нет Горбачёва, нет договора. Все они прекрасно знали, что после подписания нового Союзного договора будет разрабатываться и вводиться новая Конституция. Будет изменена структура власти. И скорее всего, всем им в этой новой структуре места не найдётся. Так что во многом причиной переворота были совершенно простые корыстные мотивы – они боялись потерять власть.

Как «отключить» президента

– 18 августа часть заговорщиков поехала к Горбачёву в Форос. Что они от него хотели?

– Ещё 17-го, когда они согласовали все документы: обращение к народу, обращение к Генеральному секретарю ООН, первый указ ГКЧП и другие, они завели речь о вариантах действий. И варианта у них было два. Первый – ехать к Горбачёву и убедить его подписать заявление об отставке. В КГБ даже было подготовлено письмо, которое Горбачёв должен был подписать. По второму, более мягкому, варианту Горбачёв должен был сказаться больным, возложить свои обязанности на вице-президента, а они, пока он отдыхает, сами всё сделают, и ему даже пачкаться будет не нужно. И уж только если он от обоих вариантов откажется, то придётся действовать самостоятельно. Потом долго спорили, кому ехать. Язов, который на следствии был самым искренним, признался: «Я не хотел ехать в Форос и смотреть в глаза президенту, потому что понимал, что я его предаю». Крючков крутил-вертел, говорил, что должен оставаться в Москве и держать руку на пульсе. В итоге решили послать не слишком авторитетную делегацию. Вызвались ехать от партии Бакланов и Шеин, военных представлял Варенников. От КГБ послали Плеханова, у которого было две миссии. Он возглавлял 9-е управление КГБ, которое отвечало за охрану должностных лиц, в том числе и за хозяйственные вопросы – медицину, машины, квартиры, кухню и всё остальное. Поэтому кроме представительской миссии Плеханов должен был ещё и обеспечить проход делегации в резиденцию. Потому что просто так к президенту не попасть.

Уже 18-го числа Крючков подписал приказ о переподчинении Симферопольского погранотряда и Балаклавской бригады сторожевых кораблей непосредственно Плеханову, чтобы они охраняли, а скорее сторожили Горбачёва в его резиденции. Ещё до выезда делегации Крючков дал распоряжение группе специалистов проработать способы отключения в президентской резиденции всех видов связи. Эта группа летела с посланцами в одном самолёте. Под предлогом усиления была заменена вся охрана Горбачёва. Так что, хоть и называли они «третий вариант» запасным, на самом деле они понимали, что он как раз и есть основной, и готовили именно его.

Прилетев в Форос, Плеханов объявил Медведеву, который возглавлял охрану президента, о его отстранении от должности и назначил на его место другого человека. Ещё нюанс. Прилетев в Крым, заговорщики не сразу поехали к президенту, а сели обедать в аэропорту. За это время связь в резиденции уже должна была быть отключена. Они желали гарантий, что после и даже во время разговора с ними Горбачёв не сможет ни с кем связаться и помешать развитию событий. На то, чтобы отрезать президента от внешнего мира, потребовалось около 30 минут.

– А как отключить космическую связь?

– Элементарно – обесточить. Все резервные источники питания были отключены. А телефонисток просто заменили приехавшие офицеры КГБ. Интересный факт – в момент прибытия этих офицеров на пункт связи Горбачёв беседовал по телефону с Шахназаровым. И когда офицеры приказали отключить связь, перепуганная телефонистка ответила, что не может, президент разговаривает. Офицер благосклонно позволил разговору завершиться и только потом выдернул все штепсели. А телефонисток даже домой не отпустили, чтобы они не могли никому ничего рассказать. И что дома дети плачут, а некоторых некому забрать из детского садика, принято во внимание не было. Когда делегация вошла в резиденцию, Горбачёв первым делом схватил телефон, чтобы узнать у Крючкова, кто это такие и по какому праву врываются к президенту. Но телефоны молчали. Горбачёв был полностью изолирован.

– Как отреагировал Горбачёв?

– Я не хочу обелять Горбачёва, но что он пережил, никому не пожелаю. Представьте – с ним жена и дети. Он прекрасно знает нашу историю и ничего хорошего не ждёт. Так что разговор с посланцами ГКЧП у него был тяжёлый и нервный. Он не мог не бояться за себя и своих родных. Но оба варианта – отойти в сторонку или сложить полномочия – он нашёл в себе мужество отвергнуть. Более того, по свидетельствам, Горбачёв перешёл на нецензурную брань.

– Комбайнёрские навыки пришлись кстати.

– Да. И больше всех это удивило Варенникова, который, как профессиональный военный, казалось бы, лучше других должен был быть готов к беседе в подобной лексике. В общем, Горбачёв крыл их всех матом, упрекал в том, что они сами не понимают, что творят, и что всё это для них кончится плохо. И то, что не им и даже не ему решать судьбу Союзного договора. И если считаете, что он плох, собирайте съезд КПСС, Верховный Совет, и пусть они решают судьбу страны. Идите, мол, думайте, и не делайте глупостей.

Меня поразила одна деталь, которую я узнал на допросе участников беседы, в том числе и самого Горбачёва. После разговора делегаты уверяли, что Горбачёв их «благословил». Потому что на прощание пожал им руки. Я спросил об этом на допросе у президента, и тот подтвердил – да, я пожал им руки, чтобы поселить в них мысль, что, несмотря на произошедшее, для них ещё не всё потеряно и у них остаётся надежда не полностью разорвать отношения со мной. Но при условии, что они не совершат в дальнейшем шагов, которые сделают это окончательно невозможным. Как известно, этим шансом они не воспользовались.

Армия на распутье

– Почему Грачёв, как сейчас говорят, «соскочил»? Ведь он командовал ВДВ и послал к Белому дому генерала Лебедя с войсками. А потом вдруг вступил в контакт с Ельциным, переметнувшись к противнику.

– Грачёв вступил в контакт с Ельциным раньше, ещё до путча. Борис Николаевич, видимо, предвидя, что что-то назревает, приезжал к нему, его принимали как дорогого гостя, угощали, кормили, наливали, устраивали показательные выступления десантников. Ельцин проникся к Грачёву определённой симпатией. И эти отношения они постоянно поддерживали на неформальном и формальном уровнях. Крючков об этих отношениях, конечно, знал. Поэтому и постарался приблизить к себе Грачёва и держать его под своим контролем, а вместе с ним и Воздушно-десантные войска как наиболее боеспособные в Советской армии. В эти три дня у Грачёва было двойственное положение. Такое же было у Лебедя, у других начальников и командиров уровня полковника, у командира группы «Альфа». Они получали приказ и шли его выполнять. Но внутренне они не желали в этом участвовать. Об этом хорошо говорят манипуляции с войсками, направленными к Белому дому. Сначала пришли танки, потом заявили, что эти танки перешли на сторону народа, и Ельцин даже выступал с одного из них. Ачалов и Крючков лично подъезжали к осаждённому Белому дому только в последний день. А Грачёв и Лебедь были там, приезжали постоянно. Они лично могли оценить обстановку. Они видели, что вокруг Белого дома постоянно находится от 30 до 60 тысяч человек. Что баррикады у Белого дома, блокирующие подъезды к нему, сделаны не из столов и стульев, а выполнены профессионально – строительные организации Москвы привозили на грузовиках и разгружали кранами бетонные блоки и конструкции, дороги перекрывали самосвалами и автобусами. Более того, баррикады стали появляться и на других улицах Москвы. Грачёв всё это видел и имел полную информацию. Как генерал, он был обязан выполнять приказы, но он также понимал, что эти приказы незаконны, отдававшие их не имели на то никаких полномочий. А некоторые и просто невыполнимы.

– А сколько всего войск было введено?

– 350 танков, около 300 БТР и БМП, 430 грузовиков с личным составом, чуть больше 4 тысяч военнослужащих. Задействованы были подразделения из Таманской и Кантемировской дивизий. Своим ходом выдвигался на Москву парашютно-десантный полк из Тульской дивизии ВДВ. 20 августа Язов и Ачалов дали приказ усилить группировку и самолётами отправили в Москву ещё два десантных полка. Но Грачёв оставил их на аэродромах прибытия и в Москву не ввёл. Перед планировавшимся штурмом Белого дома была дана команда о введении в город ещё 3 тысяч солдат внутренних войск дивизии ОМСДОН – Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения имени Дзержинского. Но этому воспротивился первый заместитель министра внутренних дел Громов, который командовал внутренними войсками. Он вошёл в прямой конфликт с министром внутренних дел Пуго, сказав, что не позволит участвовать внутренним войскам в кровопролитии. А когда получил уже чёткий приказ о введении трёх тысяч бойцов, отправил их в Москву без оружия и только на колёсной технике, никаких бронемашин. Таким образом, войска были в столицу введены. Но они увидели, что Ельцин издаёт указы, народ стоит у Белого дома, идут прямые трансляции независимых теле- и радиокомпаний, а ГКЧП издаёт указы, отменяющие указы Ельцина. То есть налицо классическое двоевластие. И чьи приказы выполнять – законного правительства РСФСР или самозванцев из ГКЧП, – было категорически непонятно. В войсках царили растерянность и непонимание дальнейших шагов.

Спецназ не стал убивать соотечественников

– Есть сведения, что Белый дом собирались не только блокировать, но и штурмовать. В штурме должна была быть задействована легендарная «Альфа», которая в своё время смогла с минимальными потерями захватить в Кабуле дворец Амина, который охраняло больше двух тысяч солдат. Кстати, в том штурме принимал участие Виктор Карпухин, который в августе 1991‑го командовал «Альфой».

– 20 августа ГКЧП понял, что надо что-то делать с Белым домом, где находилось ядро сопротивления. Военные разработали план войсковой операции под кодовым названием «Гром». Разработка велась очень профессионально. Были созданы штабы, координационные группы, рассчитаны силы и средства. По этому плану в 3 часа ночи с 20 на 21 августа очаг сопротивления в Белом доме должен был быть ликвидирован. Воздушно-десантным войскам предписывалось блокировать здание с одной стороны. Внутренним войскам – сделать то же самое со стороны Краснопресненской набережной. ОМОН и десантники должны были очистить площадь от людей. Как они могли прогнать 50 тысяч человек – это отдельный вопрос. Все осознавали невозможность этой задачи. Поэтому было решено, что они должны в этой толпе проделать коридор для спецподразделений КГБ – порядка 450 человек. Спецназ должен был по этому коридору двинуться к главному входу Белого дома. Вскрыть двери с помощью гранатомётов и войти внутрь. «Альфа» должна зачищать этажи и пройти на пятый этаж, где захватить руководство России. А сводный отряд КГБ Москвы и Московской области должен на первом этаже устроить фильтрационный пункт. Захваченных депутатов и других участников сопротивления предполагалось вывозить на территорию воинской части КГБ «Медвежьи озёра». Там уже были подготовлены казармы для содержания захваченных.

– И что помешало «Альфе» провести штурм, при котором, вне всякого сомнения, погибло бы много людей – ведь в Белом доме тоже многие были вооружены. Даже всемирно известный виолончелист Мстислав Ростропович спал в коридоре Белого дома с автоматом, что запечатлено на фотографии.

– Помешало то, о чём я говорил. Армия и спецназ внутренне были не готовы на такое. Это был тихий саботаж. Представьте – все совещания прошли, команды отданы. Команда спускается в группу «Альфа», а там офицеры говорят – а где письменный приказ? Нету? Спасибо, мы подождём. Мы в Вильнюсе это уже проходили, когда нам дали устную команду, а потом сделали вид, что это наша самодеятельность, и от всего открестились. Мы отказываемся участвовать в этом. Такая же буза началась в сводном отряде КГБ Москвы и Московской области. А тут и Громов заявил, что его внутренние войска также не будут в этом участвовать. Завибрировал Грачёв, вроде бы и не отказываясь от выполнения приказа, но всяческие его заматывая. Штурм был намечен на 3 часа ночи. Но уже в 10 часов вечера участники должны были занять свои исходные позиции. А на деле происходило что-то непонятное. Доходило до смешного. Командир «Альфы» Карпухин звонит Грачёву: «Ну где там твои десантники? Заняли позиции? А то я уже под мостом». Имеется в виду мост напротив Белого дома. Грачёв уклончиво отвечает: «Собираемся уже». А на самом деле «Альфа» на тот момент даже из расположения не выходила. А Грачёв, в свою очередь, ещё не отдавал приказа своим десантникам, надеясь, что «Альфа» первой выступит. Командиры прощупывали друг друга, не желая участвовать в предполагаемом безумии, но и резко бунтовать не решаясь.

Первая кровь

– Очень интересно узнавать, что происходило по ту сторону «линии фронта». Я в это время, как депутат, находился в Белом доме. Мы собрались в зале заседаний и слушали объявления по громкой связи о предполагаемом начале штурма. Сначала нам сказали, что штурм намечен на 12 часов ночи. Потом на час, на два, на три, на четыре. Мы перенервничали, но постепенно мандраж сменялся усталостью, и мы начали засыпать. А потом начался рассвет. И мы узнали, что ночью погибли люди.

– Гибель трёх защитников Белого дома – Усова, Кричевского и Комаря – была связана не со штурмом Белого дома, а с бездарным и бездумным решением ГКЧП о введении комендантского часа. Его было невозможно выполнить чисто физически. На бумаге всю Москву поделили на сектора, назначили комендантов. Но когда дело дошло до выполнения этих решений, то выяснилось, что для функционирования такого города, как Москва, за одну ночь нужно было подготовить полтора миллиона одних только пропусков для экстренных служб и других служб, обеспечивающих жизнедеятельность мегаполиса. А для обеспечения режима понадобилось бы 10 дивизий, чтобы перекрыть 4 тысячи московских перекрёстков и организовать патрулирование. Тем не менее приказ был отдан, и военные на бронетехнике начали выдвигаться на назначенные точки. В том числе на узловые перекрёстки Садового кольца. Колонна шла для расстановки постов. Когда она подошла к пересечению Садового и Арбата, дорога оказалась перегорожена грузовиками. Комбат Суровикин доложил. Ему отдали приказ проходить силовым методом, на таран. Бронемашины расшвыряли грузовики и вошли в тоннель. И уже там увидели, что он перегорожен несколькими троллейбусами, которые так раскидать было невозможно. БМП остановились. Тут на них и напали возбуждённые люди. Они лезли на БМП, лили бензин, поджигали, закрывали смотровые приборы брезентом и оборвали все антенны раций, лишив солдат связи. А надо понимать, что в боевых машинах сидел не спецназ какой-то, а обычные пацаны-срочники. Они тоже психовали. БМП пыталась вырваться, дёргалась, и от одного удара о стену тоннеля открылся задний люк. И туда сразу с монтировкой в руках заскочил человек. Солдат выстрелил в его направлении, но не попал – пули в этом человеке при экспертизе не нашли. Но от рывка машины он выпал наружу, ударившись сначала о тяжеленный бронированный люк, а потом ещё и об асфальт. Смерть наступила мгновенно. Солдат продолжал стрелять в направлении открытого люка. И рикошетом от брони был убит ещё один человек, а ранено пять или шесть. Люди начали забрасывать БМП бутылками с бензином, машина загорелась. Из горящей бронемашины солдаты выбрались наружу, стреляя вверх, и начали пробиваться к другой БМП. В результате пуля попала в голову третьему погибшему, который находился на парапете тоннеля. В конечном итоге дело, которое было расследовано в отношении трёх солдат, было прекращено, потому что солдаты, во-первых, выполняли приказ, а во-вторых, действовали в состоянии необходимой обороны в полном соответствии с уставом. В отношении нападавших гражданских дело также было прекращено, потому что мы считали, что люди действовали так, защищая конституционный строй против незаконных действий ГКЧП, жертвами чьих действий стали и солдаты, и эти люди. Это случилось около полуночи, а в два часа стало понятно, что «Альфа» отказалась штурмовать, внутренние войска отказались, и десантники на позиции не выдвинулись. И тогда Язов отдал команду «Стой», по которой все должны были оставаться на тех местах, где их застала эта команда.

– Результатом той ночи стало то, что ГКЧП решил лететь за Горбачёвым и вернуть его.

– Гибель людей и понимание невозможности силового решения сильно подействовали на Язова. Он был подавлен. Собрал военную коллегию, чтобы иметь какую-то защиту от своих подельников. На коллегии он окончательно понял, что все его замы выполняли приказы, но внутренне были убеждены, что делать этого было нельзя. Замы даже предлагали ему немедленно арестовать всех заговорщиков. В итоге на совещание ГКЧП в Кремле в 6 утра Язов не поехал, послав вместо себя Варенникова с Ачаловым. Там Варенников, наступив на горло собственной песне, доложил о решении армии – войска выводим и больше в этом во всём не участвуем. Началась паника. Несколько гэкачепистов поехали к Язову, надеясь вернуть его на путь истинный. Но они увидели человека, в котором окрепло убеждение, что он влез в авантюру, и он резко им отказал. Более того, заявил, что сейчас возьмёт самолёт и летит к Горбачёву каяться. Лукьянов мгновенно сориентировался и сказал: «Я тоже поеду!» Плеханов подключился – никаких военных самолётов, полетим на самолёте КГБ! К двум часам дня делегация уже собралась в аэропорту Внуково. Вслед за ними полетела и делегация от России.

– Почему застрелился Пуго? Или кто застрелил его и его жену? Они знали слишком много?

– Нет, тут как раз никаких загадок. Относительно смерти Кручины и Павлова ещё можно напридумывать конспирологических версий, но тут всё абсолютно прозрачно. Пуго был идеологически рафинированный коммунист. Назначение возглавить МВД СССР выполнял не как карьерную ступень, а как серьёзное партийное поручение. Приверженец Советского Союза и коммунистической идеологии. Выбрал сторону ГКЧП совершенно осознанно и придерживался её до самого конца, даже понимая обречённость ситуации. А в семье у них с женой была искренняя любовь, когда один без другого не хотел жить дальше. И это была реальная трагедия. Он сначала выстрелил в жену, а потом застрелился сам. Стрелять в любимого человека – страшнее не придумаешь. А ведь пуля не оборвала её жизнь на месте, она умерла только в больнице. Следственная группа дозвонилась до него по домашнему телефону, сказали, что едут поговорить. Но он понимал, что после беседы его всё равно сопроводят в прокуратуру для допроса и ареста. Дожидаться группы Пуго не стал и сделал свой выбор.

Виновны, но не осуждены

– Почему дело о государственном перевороте так и не дошло до суда?

– До суда оно дошло. Вопрос – почему оно им не было рассмотрено. Я объясню. Мы закончили расследование за 4 месяца! Сейчас такие сроки кажутся немыслимыми. 140 томов дела в январе 1992 года мы передали для ознакомления. Гэкачеписты читали 9 месяцев. Мы пытались их стимулировать. Например, когда Стародубцев объявил, что прочёл дело, я изменил ему меру пресечения на подписку о невыезде. Но они продолжали тянуть, потому что в стране с каждым месяцем менялась политическая обстановка и неизвестно было, куда это всё вырулит в итоге. Павлов тянул демонстративно. Когда за ним приходил конвой, мог усесться на унитаз и час на нём сидеть, мол, живот болит. Читал не больше часа, потом – «голова болит, отведите в камеру».

– Но додавили.

– Да. И через 9 месяцев дело было передано в военную коллегию Верховного суда России, поскольку в заговоре фигурировали военные. Дело было передано заместителю председателя коллегии Уколову, который не скрывал своей симпатии к гэкачепистам, к идеям, которые они провозглашали. Почему досталось именно ему – я не знаю. Уколов всячески заматывал рассмотрение, по надуманному предлогу вернул его в прокуратуру на дорасследование. Мы несли протест. Верховный суд его удовлетворил. А время идёт месяц за месяцем. Подследственные так же продолжали тянуть, находя повод за поводом – а ведь их много, они пожилые люди, постоянно болеют один за другим. В итоге к рассмотрению дела приступили в октябре 1993 года. Вы помните, что тогда произошло?

– Конечно. Снова штурм Белого дома, но уже не бескровный.

– Рассмотрение дела под грохот танковых орудий. Суд успел допросить пару обвиняемых и снова ушёл на перерыв. Снова все болеют. В декабре выборы, а в марте 1994 года – амнистия. У них был выбор – согласиться на амнистию или продолжать битву в суде. Согласились все, кроме Варенникова. Его дело было выделено и снова отправлено в военную коллегию другому судье. И суд Варенникова оправдал.

– Значит, и остальные невиновны?

– ГКЧП – это хунта, жёстко связанный механизм. Если вынуть из часов все шестерёнки, кроме одной, разве можно ждать, чтобы они показывали правильное время? Или если вы слушаете оперу «Евгений Онегин», но все артисты, кроме няни Татьяны, заболели. И она одна поёт свою арию, а арии остальных пересказывает своими словами. Хороша картина? Так и тут: Варенников – подсудимый, а реальные гэкачеписты – свидетели. Язов, которому уже ничто не угрожает, говорит – я отдал приказ, он его выполнил. Что суду остаётся, кроме как оправдать Варенникова как военнослужащего, выполнявшего прямые приказы, за которые отвечает тот, кто их отдаёт.

В ИЗДАТЕЛЬСТВЕ «АРГУМЕНТЫ НЕДЕЛИ» ГОТОВИТСЯ К ВЫПУСКУ КНИГА ВАЛЕНТИНА СТЕПАНКОВА «ГКЧП: СЛЕДСТВИЕМ УСТАНОВЛЕНО». ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАКАЗЫ ПО ТЕЛЕФОНУ 8(495) 980-45-60