Аргументы Недели → Общество № 28(772) 21–27 июля 2021 г. 13+

Академик Владимир Бетелин: Гаджеты - главная опасность для наших детей

, 18:49 , Главный редактор АН

Почему «вечные» «Мерседесы» стали машинами-однодневками? Что заставляет японцев ездить только на новых машинах? Как нынешние учителя перекладывают ответственность за будущее ребёнка на него самого? Откуда берутся умные дети в условиях разваленной системы образования? Кто формирует общество людей, которые верят пластмассовой коробочке и не могут жить без подсказки? Есть ли у наших руководителей инстинкт самосохранения? Обо всём этом главному редактору «Аргументов недели» Андрею УГЛАНОВУ рассказывает основоположник цифровых технологий, член президиума РАН, доктор физико-математических наук, профессор МГУ академик Владимир БЕТЕЛИН.

Эпоха ширпотреба

– Здравствуйте, Владимир Борисович. Президент Путин в своём обращении Федеральному Собранию рассказал, что ему на глаза попался учебник истории, где Сталинградской битве посвящено всего три строчки. Его это возмутило, он захотел с этим разобраться. Как такой учебник вообще мог появиться в России?

– Вопрос надо ставить шире. Это вопрос об образовании в целом. Образование востребовано экономикой. Какая в стране экономика, такое и образование. Не надо здесь искать конспирологии, злых умыслов и вражьих происков. Есть экономическая потребность в том или ином образовании. Советский Союз был промышленной страной, его лицо определяли производственные предприятия. И образование в нём было заточено на подготовку специалистов для промышленного производства, его развития и исследований. Сейчас ситуация другая. У нас экономика услуг. Для этой экономики требуется другое образование. И в этом смысле господин Греф, когда он говорит, об образовании, которое мы когда-то получили, как о барахле, с точки зрения востребованности в нынешней экономике прав. Сейчас главное что? Бизнес. А что нужно бизнесу? Не только нашему, а мировому, поскольку мы встроены в мировую систему. Бизнесу нужна прибыль, бизнесу нужно то, что даёт обороты и объёмы. Бизнесу важно, насколько быстро вы получаете обратно то, что вложили. А что наиболее быстро даёт отдачу? Продукты питания, медикаменты, электронные приборы. Это не просто массовые, а массовые и короткоживущие вещи. Вы купили новый гаджет. Через год-два-три он или сломался, или морально устарел. И вам нужно купить новый.

– А продукты питания нужно покупать каждый день. Впрок не наешься.

– Верно. Бизнесу нужно сокращение времени оборота капитала. Возьмите автомобили. Если 25 лет назад «Мерседес» был фактически вечной машиной. То сейчас два-три года – и надо менять. Эти модели заранее делают таким образом, чтобы через три года вам было выгоднее купить новую модель, чем ремонтировать старую. В той же Японии автомобили старше трёх лет облагаются такими сборами, что японцу проще продать старую машину русским и купить новую. Автомобили производятся десятками миллионов штук. Купив новый, вы получаете проблему с тем, куда деть старую. Её надо утилизировать. Возникает проблема экологии. С продуктами питания та же история. Откуда у нас в таком безумном количестве взялся мусор? Ведь в СССР не было такой проблемы. Во всяком случае, в таких масштабах. В СССР, если помните, вы отстояли очередь, взяли 200 граммов масла, вам завернули его в бумажку, которую после этого можно было сжечь или выкинуть, и она бы благополучно сгнила, удобрив почву. Не было предварительной расфасовки. С автомобилями и электроникой та же самая картина.

– Бизнесу это не надо?

– Бизнесу нужен электронный ширпотреб. Вся электроника и бытовая техника стали именно такими – не высокотехнологичным товаром, а ширпотребом. Эта модель сформировалась за последние 30 лет. Ещё более она вызрела с приходом цифровых технологий.

Индивидуальная траектория

– Что такое цифровая технология?

– Это технология передачи сообщений. Стоимость передачи мегабита информации за десять лет снизилась более чем в тысячу раз. Снижалась за счёт прогресса в электронике: где-то на 60% в год. Но и чип, и компьютер – всё это надо спроектировать, подготовить конструкторскую и технологическую документацию. Надо подготовить производство. Всё это затраты времени и средств, это вложения. А когда вы передаёте сообщение, то не надо вообще ничего делать. Вы передали сообщение, и его уже нет. Это идеальный короткоживущий ширпотреб. В этом суть цифровой экономики. И для неё нужно соответствующее образование. Ясно же, что человек, освоивший физику, математику, химию, знающий конструирование, будет участвовать в цифровой экономике, но будет использовать её только в той части, которая нужна ему для его дела. А цифровой экономике нужно, чтобы люди погрузились в неё полностью. Цифровые компании уничтожают рабочие места за счёт дешёвых цифровых технологий. Эти компании выстраивают страну, в которой будет сотня-полторы миллионов крепостных и несколько миллионов хозяев.

– В Америке то же самое, что у нас?

– Конечно. У нас, в новой России, к сожалению, доминирует идея, что не надо ничего придумывать, а надо использовать то, что уже где-то есть и работает. В том числе в сфере образования. Возьмите, например, известные «Двенадцать предложений» Грефа и Кудрина, озвученные пару лет назад. Там закладывались идеи, что образование само по себе – это бизнес, а не подготовка кадров для страны. Здесь же и идея «индивидуальной траектории». То есть молодой человек, даже ребёнок, сам выбирает свою «траекторию». А что он может выбрать, не имея никакого опыта? За него выберут, подскажут и направят. При этом ответственность за итог будет лежать на нём, а не на том, кто его направил.

– Как получилось, что проводником нового уклада в России стал Герман Греф? В нулевых он был министром экономического развития. Проводил в России идеи и указания Всемирного банка реконструкции и развития и Международного валютного фонда. Такие как создание Лесного кодекса, в результате которого страна осталась без лесников и до сих пор горит в лесных пожарах; Водного кодекса, в результате которого вода стала предметом рыночных отношений. Дальше была реформа здравоохранения и образования, в результате которой и образование, и здравоохранение стали услугами и практически были развалены. Может, он за что-то коварно мстит?

– В 1994 году был принят Гражданский кодекс. До Грефа и Кудрина. Они да и все правительственные чиновники только исполняют заложенные в этом и других документах постулаты.

– А что в нём такого было написано?

– Как раз то, что медицина, образование – это услуги. И наука в соответствии с этим кодексом тоже услуга.

– У Госдумы и Совета Федерации риторика стала крайне патриотической. В неё трудно вписать действия Грефа. Например, он организовал некий «Сберкласс» – эксперимент в 65 регионах страны, в котором Греф заключает договор с губернатором, определяются школы, где ученики с 5-го по 9-й класс начинают учиться только по электронным учебникам, по не утверждённым государством правилам. Откуда у него такая власть проводить программу, государственную по своему уровню, в частном порядке? Кто позволил ему проводить эксперимент над детьми?

– Вы смотрите не на Грефа, вы смотрите на документы. Документы, по которым должно строиться образование, подписаны соответствующим министерством в 2009 году. В преамбулах там слова написаны правильные, что надо готовить граждан России, которые знают нашу литературу, нашу историю и т.п. А вот дальше написано, что реальную форму образования и его содержание может выбирать сам ученик. Некоторое время назад я работал в Сургуте и имел разговор с женщиной, которая возглавляла там образование. Мы с ней обсуждали, что должны знать ученики выпускных классов. Я сказал про умение решать квадратные уравнения. И эта женщина буквально набросилась на меня – да вы что?! Надо учитывать, что этот ученик хочет и что он может, и в соответствии с этим выстроить для него индивидуальную траекторию обучения. В прямом виде в документах это не записано, но на практике существует повсеместно.

Второй момент. Школа сама формирует образовательную программу, исходя из основных документов. Она же формирует критерии успеха и сама же их проверяет. Складывается ситуация, когда маленькому человеку говорят, что он будет математиком и должен посвятить этому все силы и способности, либо – тебе это не надо, мы научим тебя нажимать кнопки, и ты будешь всю жизнь делать это с удовольствием, не напрягаясь. В этом и таится самая большая опасность.

А закон об образовании говорит на самом деле, что в образовательных системах должна быть конкуренция. Например, наша, та ещё, советская система образования, инженерно-математическая, должна конкурировать с тем, что предлагает гражданин Греф, который считает, что всего этого не нужно.

– Развозчикам колбасы и пиццы, что работают в «Сбер-доставке», действительно ни физика, ни математика не нужны.

– Тут всё гораздо тоньше и сложнее. Грефу, как председателю правления банка, нужны клиенты.

– И всё же кто мог разрешить Грефу подписывать договоры с губернаторами, минуя местную думу, местные органы власти, минуя Министерство образования? Как это вообще может быть?

– В Ханты-Мансийске полтысячи родителей устроили протестную акцию и написали обращение. И местный руководитель департамента образования Дренин тут же в ответ написал: «А что? Я всё по закону делал! Всё в соответствии с документами». И правда, документы, оказывается, этому не противоречат. Всё в соответствии с принципами конкуренции. Выбирает пусть не начальник, а сам человек, потребитель образовательных услуг! И плевать, что ему 12 лет и он не хочет учиться, а хочет на улицу, мячик гонять.

Работа как образ жизни

– Только что наши российские дети вернулись с химической олимпиады. И все золотые медали достались нам. Откуда взялись эти умные дети, если систему образования начали уничтожать четверть века назад?

– На самом деле не всё так страшно. Особенно в регионах. Есть ещё и достойные учителя, и дети, понимающие ценность знаний. В Сургуте, куда я часто езжу и где с моей подачи создан филиал института, ситуация сильно отличается от столичной. Там образом жизни для людей является не потребление, а работа. Понимаете, если ваши родители работают в нефтяной компании, и не в руководстве, а там, где в минус 60 надо идти на работу, вы живёте в этой атмосфере с рождения, и для вас работать естественно. Сужу по себе. Что меня лично воспитало? Я ложился спать – бабушка работает. Встаю утром – она уже работает. Работа как образ жизни – это было сформировано ещё в царской России. Это сохранилось в СССР, и это сохранилось в нас.

– Три года назад президент в своём выступлении рассказал о каких-то невероятных сверхмощных вооружениях – всякие глайдеры, подводные ядерные торпеды, ракеты с ядерным двигателем... Недоброжелатели смеялись, что это всё «мультики». И вдруг в войска начали поступать все эти «Арматы», «Цирконы», «Пересветы», «Калибры»... Кто эти люди, которые всё это создают? Где они обитают? На неких секретных закрытых территориях, к которым Грефу запрещено приближаться? Кто в нашем отупевшем потребительском обществе конструирует всю эту военную красоту?

– Есть у нас ещё люди, которые знают математику и физику и умеют делать сложные вещи. Может, уже не в тех масштабах, как это было в Советском Союзе, но есть. И это отнюдь не всегда старики. Экономика определяет образование. Сейчас авиация или промышленное строительство не является доминантой. Доминантой является монстр Сбербанка, у которого на руках и деньги населения, и безнаказанность. Греф как личность тут вторичен.

– ТО ЕСТЬ, если бы Сбер возглавил я, моя логика была бы такой же, как сейчас у Грефа?

– Конечно. Она и не может быть другой. Вам, как руководителю Сбера, что нужно делать? Увеличивать прибыль акционеров. Вот и всё. Перспективы государства вас не волнуют ни в малейшей степени. Даже представитель государства в частных компаниях не может совершать действий, которые бы вели к уменьшению прибыли.

Что-то с памятью моей стало

– В чём главная опасность для наших детей?

– Это гаджеты. Люди моего круга, преподаватели, иногда шокируют меня рассказами о своих студентах. Один заявил моему коллеге: «А зачем мне что-то помнить? У меня в руках гаджет, и я в любую секунду могу извлечь из Всемирной сети абсолютно любую информацию, не доверяясь несовершенству своего мозга и памяти, которая может обмануть». И мой коллега не знал, что ответить этому студенту. Но если вы не тренируете память, то вы не сможете впоследствии делать какие-то умозаключения и связывать между собой хотя бы две мысли. Чтобы построить умозаключение, нужно помнить предыдущий постулат, чтобы из него вывести следующий. Наша система образования строилась по системе постепенного усложнения. Мы сначала писали диктанты. Изучали орфографию и пунктуацию. Потом писали изложение. То есть нам давали написанные кем-то другим тексты, а мы должны были своими словами изложить существо этих текстов. Третьей по сложности частью были сочинения на заданную тему, по которой мы должны были сочинить свой текст. А сейчас я не вижу такой поступательности.

– Ещё мы учили стихотворения наизусть.

– Верно. Это не столько приобщение к поэзии, сколько тренировка памяти. В стихах Державина, например, советский школьник половины слов не понимал, но должен был заучить. Одна из проблем сегодняшней молодёжи – клиповое мышление. Они не могут читать длинные тексты. Они привыкли к коротким сообщениям. Это формирует общество людей, которые ничего не помнят. И второй этап – общество людей, которым надо подсказывать, и они будут действовать согласно этим подсказкам. Это признаки легко управляемого общества. Сейчас мода на всякие девайсы, про которые говорят, что в них существует искусственный интеллект. Это обман. Сформировалось общество людей, которые верят пластмассовой коробочке. Целое поколение молодых людей, которые закрепощены этими псевдоинтеллектуальными вещами и не могут без них жить. Я уж не говорю про массу психологических проблем, которые в связи с этим возникают.

– Все нынешние наши руководители вышли из советской власти. Все имеют советское образование. У нас ядерная держава, претендующая на геополитические высоты. Им должно быть ясно, что если у вас не будет учёных, а будут люди, тупо глядящие в свои гаджеты, то вас с этих высот сбросят в один момент. У них инстинкт самосохранения вообще присутствует в организме?

– Эта проблема решаема. Возьмём успехи нашей оборонной области. Они стали возможны, потому что был создан военно-промышленный комплекс. И возглавил его президент. Именно с этого момента, с 2008, кажется, года, ситуация там резко стала меняться. Там была введена, по сути дела, плановая система. Там формировали план и формулировали методы его решения. И главное – полностью запретили закупку вооружений за рубежом. И работали сначала на себя, а потом уже на мировой рынок по остаточному принципу. При этом смогли получить на мировом рынке 23%! Это успех! Эта модель сработала! Вот давайте все национальные проекты делать по той же схеме. Нужно определить приоритеты, решить, какое оборудование мы обязаны делать для себя сами. Определим, кто это будет делать, и запретим покупки за рубежом. Не весь импорт запретить, а импорт именно этого, определённого в приоритеты оборудования. Получилось с ВПК, получится и в этом случае.

– Для бизнеса это невыгодно. Это очень долгие вложения. А бизнес хочет сейчас, быстро, не глядя в завтра и тем более в послезавтра.

– Электроника у нас – больное место. У американцев, кстати, то же самое. В Америке наблюдается стагнация в секторе инноваций в электронной промышленности. Компании не рискуют, не идут на какие-то принципиальные изменения, идут эволюционным путём. США тоже начали отставать, потому что хотят получать отдачу от вложений в максимально короткие сроки. Принципиальные же новшества требуют более долгих вложений, в которых до отдачи может пройти и три, и пять лет. На такие долгие планы способно только государство.

– А как быть с образованием?

– Так же. Решать комплексно, выстроив чёткую вертикаль приоритетов. Сейчас повестку формируют Греф и его Сбер. Он локомотив, ему нужно много. А авиакомпаниям нужно мало, поэтому не они формируют спрос на специалистов. Раньше за выпускниками технических вузов стояли очереди работодателей. А сейчас не стоят. Сейчас спрос определяют банки и разные консалтинги. А если в каком-то промышленном секторе, который будет развиваться как оборонный, под присмотром государства, появится повышенный спрос на технарей, то вузы, раз уж они поставщики образовательных услуг, тут же сформируют и предложение.

– У нас ещё есть шанс спасти детей от Грефа?

– Чтобы оградить ребёнка от вреда гаджетов, нужно в нём сформировать алгоритмический способ мышления. Мои коллеги в Сургуте это сделали. Там все детские сады работают по нашей системе. Там дети 5–6 лет, некоторые из которых ещё не умеют читать, уже умеют программировать. Это создаёт правильное устройство головы. И дальше выстраивается такая же цепочка курсов по информатике и программированию до 8-го класса средней школы. Там это работает. Так же начали работать с Самарской областью. Там тоже работает.

– А в Москве?

– А в Москве это, к сожалению, не работает. Здесь образом жизни является не работа, а бизнес и потребление.

Подписывайтесь на «АН» в Дзен и Telegram