В России число лесных пожаров ежегодно снижается, а их площадь растет

Хотя пик лесных пожаров обычно приходится на лето, в 2021 г. тревожные сообщения стали поступать ещё в апреле. Хотя вроде бы сегодня ситуация должна идти на лад: после грандиозных пожаров лета 2019 г. генералы МЧС рвали на груди мундиры, обещая работу над ошибками. А правительство клялось не пожалеть средств на создание эффективной системы противоборства огню. Шутка ли сказать: за одно лето сгорело почти столько же леса, сколько добыли для хозяйственного использования, где один только экспорт 20 млн тонн!

Горение карьер

Уже к 10 апреля 2021 г. пресс-служба Авиалесоохраны сообщала, что лесные пожары тушат на площади 822 гектаров. Вроде бы мелочь: в тихом карантинном 2020 г. горело более 9 млн гектаров. Но и до стойкого 30-градусного зноя в апреле далеко, а уже из-за пожаров в Курганской области смог окутал столицу Урала Екатеринбург. Как власти боролись с напастью? Отправили контролёров по дачным посёлкам и деревням, штрафуя за сжигание травы и мусора даже в бочках. Заодно их привлекал запах шашлыков: если мангал дачника стоит дальше пяти метров от домика, а под рукой есть огнетушитель и ёмкость с песком, то ладно. А если ближе, то есть повод наложить штраф от 4 до 40 тыс. рублей. В МЧС уверяли, что мера эта вынужденная.

Неудивительно, что в Тюменской области, где плотность возгораний была наибольшей, «безответственному» населению приходилось бороться с огнём в одиночку – сотрудников не хватает, все на задании. Но экологи отмечали, что проблема не только в «сухом сезоне» и раздолбаях-жителях. Гореть начало 15 апреля, а режим чрезвычайной ситуации ввели только 11 мая. Тюменский губернатор Александр Моор, которого журналисты часто отправляют в отставку, не имел никакого резона давать оппонентам новый козырь. Послушать его, так 90% пожаров уже давно ликвидированы.

– Старт к палу травы дали государственные структуры – это считается противопожарной мерой в федеральных и региональных планах, – говорит начальник лесного отдела «Гринпис» Алексей Ярошенко. – Лесники начинают обжигать траву от своих лесов, а люди думают: «Если им можно, то почему нам нельзя?» Потом власти стали занижать размах. Дистанционный мониторинг системы «ИСДМ Рослесхоз», показывал, что с начала года по 24 мая лесные пожары в Тюменской области охватили более 1, 27 млн гектаров, а в официальной сводке Авиалесоохраны говорилось о менее чем 200 тысячах гектаров.

Оказалось, что самая большая категория, охваченная огнём в Тюменской области, – бывшие колхозные и совхозные леса. До недавнего времени, если их пожирало пламя, это вообще не считалось лесными пожарами. В Лесной фонд их внесли недавно, но лесники часто даже не знают, где граница между этими «довесками» и землями сельхозназначения, за которые они вообще не отвечают. В России так часто бывает: если дорога, например, ни за кем не закреплена, её и ремонтировать не будут веками. А «ничей» пожар не считается пожаром. В итоге до появления в той же Тюменской области профессионалов из федерального резерва Авиалесоохраны огонь бушевал больше трёх недель. И достиг размаха, когда эффектное сбрасывание на горящий лес воды с самолётов, которое показывают по «ящику», помогает как мёртвому припарки. А огонь останавливается, как правило, с началом проливных дождей.

Чиновники об этом знают. И пока они уверяют, что ничего страшного в регионе не происходит, местные батюшки усердно молятся, призывая ливень. А реальная работа над ошибками маловероятна.

По официальной статистике, пожары лета 2019 г. «съели» 15, 7 млн гектаров. Это в 60 с лишним раз превышает территорию Москвы, но далеко не рекорд: в 2012‑м сгорело 18, 2 млн га, а в 2018-м – 15, 4 млн гектаров. Почему же лесные пожары стали главной темой именно в 2019-м? Оказалось, в том году не повезло с ветрами: смог на две недели затянул сибирские мегаполисы и вылился в медийный скандал. В 2019 г. тоже ярко горели леса в 800 км от Красноярска, но ветер уносил дым в сторону Якутии.

Ответственные лица по традиции уверяют, что лес горит в так называемых «зонах контроля». А пожары в них, согласно приказу Минприроды, тушить не обязательно, ибо страшно далеки они от мест проживания людей. А ещё затраты на тушение огня превысят ущерб от его последствий. Приказ вышел в 2015 г., но власти давно освоились и закатали в «зоны контроля» кучу территорий, где люди как раз живут или работают. На бумаге процесс охраны лесов строго регламентирован, создаются всевозможные комиссии. Но по факту за противопожарную безопасность отвечает арендатор леса, которому проще на крайняк заплатить небольшой штраф, чем нанимать команды огнеборцев. Плюс ко всему власть закрывает глаза, что на территории ведутся лесозаготовки (то есть техника нормально добралась), но числится она «зоной контроля», где якобы ни пройти ни проехать.

По словам Петра Цветкова из Института леса Красноярского научного центра СО РАН, «зоны контроля» охватили почти половину Лесного фонда РФ. А тушат лишь 10% лесных пожаров – преимущественно вокруг Москвы, Петербурга и крупных городов. В качестве оправдания своего бездействия чиновники взяли на вооружение вырванные из контекста мнения экспертов, будто лесные пожары приносят пользу. Бывают случаи, когда огонь уничтожает мох, мешающий семенам добраться до почвы, и тем самым содействует естественному возобновлению. У некоторых видов сосен шишки залиты смолой и раскрываются только во время пожаров. Однако из этого не следует, что 15 млн га сгоревшего леса принесли пользу. Потребуется полвека, чтобы на месте пожарища вместо мачтовых лиственниц вырос хотя бы куцый березняк. За это время видовое биоразнообразие изменится, нарушится баланс экосистемы.

Став на время политическим, вопрос противопожарной охраны лесов тут же породил попытки различных групп интересов создать корпорацию по нейтрализации данной угрозы. За казённый, понятно, счёт. Дым в Сибири не развеялся, когда Минприроды и Рослесхоз передали в правительство «комплекс мер». Предлагается вернуть полномочия по определению зон контроля с регионального на федеральный уровень, увеличить штат Авиалесоохраны и закупить для неё много новых самолётов.

Но даже если деньги и пошли, на местах ситуация аховая. В 2020 г. глава уральской базы Авиалесоохраны Денис Шуплецов признавал, что у него вообще нет собственных летательных аппаратов: «Вся техника аукционная. Работают четыре самолёта Ан‑2, два самолёта Ан-12, вертолёт Ми-2, вертолёт Ми-8 и вертолёт Robinson». В местных СМИ рассказывали, что когда в регион прилетал глава МЧС Евгений Зиничев, ради его удобства сняли единственный вертолёт, подвозивший воду к месту тушения лесного пожара в федеральном заповеднике «Денежкин Камень».

Прозвучала шокирующая цифра: в России сейчас примерно столько же лесников, сколько в скромной Беларуси, – остальных распустили ради той же экономии. А возможно, чтобы не мешали воровать древесину.

Лес из страны чудес

Если судить по официальной статистике, то в России в 2010-е годы происходило в среднем 140 тыс. пожаров ежегодно. В 1995 г. их было в два с лишним раза больше – 295 тысяч. Это пятое место в мире, впереди нас такие страны, как Франция, Италия, Великобритания. Кто-то скажет, что ситуация у нас благополучная, лучше, чем в Европе. Но там в статистику попадают все возгорания (например, когда мусорный контейнер горит), а у нас лишь те, где есть ущерб. То есть только в зданиях, на транспорте и в лесах.

Разница в подходах проявляется при учёте погибших при пожарах, которых особо не скроешь. В России таких 8, 7 тыс. – в два с половиной раза больше мирового лидера по пожарам – США. Всего при чрезвычайных ситуациях у нас гибнет 9, 5 тыс. граждан, а ещё 30 тыс. спасают сотрудники МЧС (по их собственной статистике). По данным Всемирной организации здравоохранения, тоже выходит, что в России один из самых высоких уровней смертности от пожаров. На 100 тыс. россиян приходится 7, 9 смертей. Выше нас только африканские страны вроде Анголы, Сомали, Бурунди. Но у них расходы государства на противопожарную безопасность в разы ниже. А «сухой сезон», которым любят оправдываться наши чиновники, стоит большую часть года.

При абсолютном лидерстве по погибшим у нас почему-то меньше пострадавших, чем в той же Франции. Погибло в огне около 9 тыс., а пострадало менее 10 тыс. россиян. Такого соотношения в Европе не найти, обычно потерпевших в разы больше. Но у нас люди не привыкли обращаться за помощью, если у них какие-то там ожоги, которые сами пройдут. В статистику попадают чаще всего госпитализированные и обратившиеся за страховыми выплатами.

По числу профессиональных пожарных мы снова впереди: у нас более 220 тыс. огнеборцев. А с частной пожарной охраной и добровольцами выходит 470 тыс. человек. В США 345 тыс. пожарных (правда, там считают только профессионалов). На 100 тыс. россиян приходится 185 пожарных, а в странах Евросоюза в среднем 67.

В какие деньги обходится бюджету противопожарная безопасность, подсчитать трудно. Даже государственных карманов много, не говоря уже о предприятиях, где может быть один «противопожарный» инженер в штате, а может – целая команда с автотранспортом. По бюджету МЧС в 2010‑е на пожарных выходило в среднем 35 млрд рублей, а конкретно на охрану лесов – 15 миллиардов. Рослесхоз на те же цели тратит около 25 млрд рублей. У американских коллег для сравнения: территория в два раза меньше, а бюджет в 6 раз больше.

Ещё один российский парадокс: количество пожаров в России год от года снижается, а площадь лесов, пройденная этими пожарами, растёт. Счётная палата озвучила, что за 2016–2018 гг. площадь лесных пожаров увеличилась в три раза: с 2, 7 до 8, 5 млн гектаров. Ничего удивительного: это время падения нефтяных цен и обострений с Западом, в которое всем государственным службам велели подзатянуть пояса. За тот же период росла и оценка «потерь древесины на корню» – с 37, 5 до 51, 9 млн куб. метров. Звучали подозрения, что пожары специально устраивают, чтобы скрыть незаконные рубки.

Красный петух клюнул

Ничто не ново под солнцем. Как уже рассказывали «АН», в конце 2006 г. в России приняли новый Лесной кодекс, до сих пор заставляющий специалистов в ужасе округлять глаза. Первым делом уволили 83 тыс. лесников-обходчиков, сохранив всего 680 инспекторов в составе Росприроднадзора. В некоторых регионах воссоздавали лесную охрану, но в большинстве субъектов решили, что с охраной массивов справятся частные арендаторы. В Брянской или Вологодской области один лесник приходился на 1 тыс. га леса, а кое-где есть всего 2–3 егеря на 25–30 тыс. га тайги. Им на всех выделяли в месяц литров 20 бензина. И как они должны ликвидировать валежник, являющийся одной из главных причин пожаров?

Кроме того, функции по охране лесов спихнули с государственной шеи в регионы. Это значит, что между местными чиновниками и бизнесменами, что вместе охотятся и парятся в бане, не осталось никакого буфера. Полно случаев, когда обласканный властями арендатор без всяких согласований снёс заповедный лес и построил коттеджи. А над составленным лесником актом в полиции ржут: «Это же теперь твоё начальство, дурья голова!» Ликвидированы многие базы Авиалесоохраны, а вместо них каждый регион начал собирать этот велосипед заново. И если загорелась Тульская область, не получится, как раньше, автоматом перекинуть ей в помощь технику из соседних Орла, Рязани, Брянска, Липецка. Тут нужны договорённости или окрик из Москвы.

По разным оценкам, от 30 до 70 млн га лесов оказались вообще не включены в Лесной фонд. Это не только заросшие деревьями земли разорившихся совхозов. В советские времена существовали «приписные леса» – это иногда тысячи гектаров, где совхозники могли нарубить, например, дров, но ни в коем случае не заниматься товарной заготовкой древесины. Почему-то их лет 20 не могли взять на учёт, а неопределённый статус земли – это сладкая тема для махинаций.

Весной 2019 г. спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко неожиданно предложила премьеру Дмитрию Медведеву приостановить экспорт российского леса. Третье лицо страны заявило, что отраслью «рулит преступный теневой сектор», а под видом санитарной защиты леса ведутся массированные вырубки. Матвиенко предложила провести мониторинг всех договоров, заключённых на 49 лет, которые приносят в казну копейки, а кто-то из чиновников отписывает корешам девственные леса по 100 рублей за гектар.

Президент Владимир Путин ранее констатировал, что государству не удаётся навести порядок в лесном хозяйстве: «Очень коррумпированная сфера, чрезвычайно, и очень криминализированная». Нацлидер подтвердил, что опасность извести леса – вовсе не бабкины причитания. А если государство не примет радикальных мер, то на Дальнем Востоке и в европейской России лесов вовсе не останется.

Когда в 2010 г. Следственный комитет РФ возбудил несколько уголовных дел по факту умышленных поджогов леса, глава Рослесхоза Виктор Масляков подтвердил: «Есть серьёзные подозрения, что поджоги делались преднамеренно. Такие поджоги совершаются в основном там, где есть качественный древостой, и у дорог, чтобы было меньше хлопот с вывозом». В 2013 г. «ушли» самого Маслякова, а описанная схема живёт и здравствует поныне.

Есть мастера устроить так называемый «низовой пожар», когда огонь проходит по траве, повреждая только основание дерева. Но по бумагам лес считается сгоревшим. И ребятам, которые его спилят и продадут, ещё и доплатят из бюджета.

– Примерно каждый третий пожар у нас «левый», явно кем-то инициированный, – рассказывает работник лесного хозяйства из Вологодской области. – Бывает, приходишь через пару дней на пепелище, а там ни гари, ни углей – только аккуратные пеньки. Это значит, применена традиционная схема: украли лес, а потом пустили огонь, чтобы списать краденое в убытки. К тому же лес берут хороший, из заповедников или охраняемых территорий, который на законных основаниях не вырубишь. А когда происходит реальный пожар, остаётся горельник. По закону должны провести аукцион на его вырубку. Но никому это не надо, горельник по несколько лет стоит не разобранный, провоцируя новые пожары. А если через два дня делянка уже оформлена – значит, спилили до инцидента. Никогда не слышал, чтобы кого-то за это реально наказали. Максимум – статья за халатность, возбуждённая в отношении «неопределённого круга лиц». Это верная примета, что через годик дело прикроют.

В том же 2010 г., когда Москву окутал смог, стало ясно, что при новых правилах игры может сгореть пол-России – никто пальцем о палец не ударит. Чего стоила одна история с подмосковной деревней Моховое, где в огне погибли 12 человек. До этого момента пожары вокруг бушевали две недели – никто даже не пытался эвакуировать людей, потому что, по отчётам, речь шла о небольших возгораниях. От Мохового до Москвы – чуть больше 100 км.

Общее дело

Однажды губернатор Подмосковья Андрей Воробьёв посетил учения МЧС по ликвидации лесных пожаров в Егорьевском районе. Ведомственные «Лесные вести» отрапортовали, что для учений лес специально подожгли сразу в трёх местах. Тренировка продлилась три дня! Казалось бы, ничего особо страшного, ведь, по данным Рослесхоза, общий запас «древесины лесных насаждений» в РФ к 2012 г. составил 83 млрд кубометров, которые развернулись на территории свыше миллиарда гектаров. В лесном хозяйстве создаётся 1, 8% ВВП. Доля российской продукции на мировом рынке древесины составляет 3, 6% – сюда входят древесина, пиломатериалы, целлюлоза, картон, бумага. В Архангельской или Иркутской области 97% лесоматериалов идёт на экспорт, это серьёзный источник дохода для регионов.

Тем не менее даже в Рослесхозе признают, что король-то голый, а доступных для промышленности лесов у нас меньше, чем в Финляндии. Как такое может быть, если Финляндия меньше одной только Республики Коми?

У нас, как обычно, всё гладко на бумаге: в учебниках на Россию приходится 20% всех лесов мира, половина всех хвойных лесов, деревьями покрыта половина площади самой большой страны на планете. Однако всего треть российских лесов приходится на районы, которые подходят для эффективного хозяйства. Ещё треть не представляет ресурсной ценности, плюс треть, приходящаяся на труднодоступные районы с суровым климатом, где невозможно воспроизводить леса после вырубки.

Идём дальше. На трети «эффективных» площадей выросло много березняка и осинника, тогда как для промышленности нужны хвойные породы. Это получилось из-за варварских вырубок в последние 30 лет, когда лесовосстановление проводилось недостаточно. Где брать хвою? 300 км от делянки до перерабатывающего предприятия – это предел, за которым лесозаготовка нерентабельна. Дорожная сеть в России развита столь слабо, что к богатым лесом районам не подобраться. У финнов в таких случаях государство вкладывается в новые дороги, а у нас власть надеется на участников рынка. А им дешевле устроить фиктивный пожар и вырубить заповедный лес у себя под боком.

Хотя многих шокируют фото с бесконечными вагонами, забитыми готовым на экспорт кругляком. Однако в стране вырубается не более 30% возможного объёма заготовки. Но вот Карелия, Архангельская, Вологодская, Новгородская области приближаются к черте, когда существующие предприятия могут остаться без запасов леса в экономически доступных местах. Тем более существует великое разнообразие чёрных и серых схем. Например, по статистике, выходит, что для отопления деревенских домов с дровяными печами в год выдаётся разрешений на вырубку 19 млн кубометров – 10% всех лесозаготовок. Как минимум, две трети этого объёма – левак.

Похоже, наши грозные силовики плюнули на «лесную мафию». И не только потому, что воротилы этого бизнеса очень богатые и влиятельные. Газовики и нефтяники намного богаче, однако там на контроле государства каждый баррель. Из ресурсных отраслей экономики лесная – самая народная. Начни здесь затягивать гайки – и окажется, что половина населения в некоторых провинциях завязана на «лесные» схемы. Кто-то обрабатывает древесину, кто-то добывает, кто-то продаёт готовые дома, кто-то счастлив по демпинговой цене прикупить кубов пятнадцать бруса на дачу.

Это такое лихо, которое лучше не будить. Чиновник, которому велено не допускать «социальных взрывов», скорее присоединится к лесному бизнесу, чем будет со всеми вокруг воевать. Вероятно, так будет продолжаться, пока население вдруг не обнаружит, что ему некуда сходить за грибами. И потребует от государства решительно навести порядок.

Как срубили – так и вырастили

Сколько бы ни уничтожили лесов в результате хозяйственной деятельности, это ресурс так или иначе восполняемый. Товарная древесина вырастает за 100–120 лет. Другое дело, что с лесовосстановлением в России давняя проблема.

В середине 2010-х Счётная палата выяснила, что деревьев спиливают на 20% больше, чем сажают. А уничтоженные огнём леса не то что не восстанавливают – иногда горельники не расчищают по три года «ввиду отсутствия целевого финансирования».

Площадь земель Лесного фонда, нуждающихся в восстановлении, всего за три года увеличилась на 5, 6% – до 31 млн гектаров! Взять, например, Архангельскую область – главную «лесную кладовую» европейской России. Аудиторы СП отмечают: в настоящее время на 23% площадей Лесного фонда эксплуатируемые запасы насаждений исчерпаны, на 54% – уровень их концентрации низкий. Для обработки ведь ценны хвойные породы, а выращивать проще мягколиственные. За последнее десятилетие площадь насаждений берёзы выросла на 45% – то бишь почти на 3 млн гектаров. В 1956 г. мягколиственными насаждениями было занято 8% лесных площадей, а сегодня – в три раза больше!

В стране доля семян с ценными наследственными свойствами составила всего-то 3%. Для сравнения: в Скандинавских странах – до 90%. Де-юре в России признаны лесообразующими 8 пород деревьев, а заготавливают лишь сосну, лиственницу и ель. Да и по ним дефицит семян составил от 14 до 48%. И кто виноват? Извечный вопрос, как и «что делать?».