Cлово моногород в наши дни стало синонимом социальной депрессии. Моногорода характерны для многих стран – и капиталистических, и социалистических. В России моногорода получили массовое распространение при Петре I: например, демидовские заводы на Урале, позднее – шахтёрские поселения в Сибири, ткацкие мануфактуры в Центральной России. Конечно же, советская индустриализация приумножила это явление, и к концу 80-х в Советском Союзе было около 400 моногородов с населением от 5 до 500 тысяч человек – это 23% всех горожан СССР. С 2018 года в стране официально 321 моногород (в том числе посёлки). Это почти 10% граждан РФ.
В 2019 году была свёрнута программа развития моногородов. Свёрнута после доклада кудринской Счётной палаты, которая сочла программу неэффективной. Но лучшие результаты достигаются не в тех моногородах, где чуть ли не принудительно вселяют предпринимателей в индустриальные парки. Лучшие результаты там, где малые и средние предприятия возникают на базе градообразующих производств (бывших или существующих) и занимаются аналогичной, то есть промышленной деятельностью. Это достигается через взаимодействие городской администрации, инвестора и работников.
Для квалифицированного рабочего, который трудится на машиностроительном заводе или добывающей фабрике, очень важен его промышленно-рабочий статус. Ему трудно переломить себя и пойти в сферу услуг. По меркам столиц это выглядит несовременно, однако для моногорода с его рабочей культурой это совсем не пустые слова. Поэтому, даже если рабочие сумели перестроиться и найти другую работу, пустующее градообразующее производство является сильнейшим фактором социальной депрессии в городе. На месте промышленного предприятия должно быть промышленное предприятие. К тому же одно рабочее место на производстве создаёт до семи рабочих мест около – транспорт, торговля и так далее.
Подробнее читайте в свежем номере «Аргументов недели».