70 с лишним лет советской власти прервали русскую идентичность

15 апреля отмечается Международный день культуры. Чаще всего под этим словом понимается культура высокая, но порой и массовая играет роль колоссального значения: в частности, русская развлекательная беллетристика стала точкой опоры для национального самосознания нынешней России.

Почему народу, чья государственность насчитывает более тысячи лет, чьи достижения в разных областях известны всему миру, приходится искать собственную идентичность? Ответ на поверхности: 70 с лишним лет советской власти прервали нашу идентичность. В революционные и послереволюционные годы утверждался интернационализм – стирание национальных границ. В середине 1930-х, в преддверии назревавшей войны, русское самосознание начали постепенно восстанавливать, но, как ни крути, даже в позднесоветские годы интернационализм идеологически доминировал. С конца 1970-х коммунистическая идеология уже не была хоть сколько-нибудь привлекательной для большинства населения, и итог известен: во всех постсоветских странах её заменил национализм (национализм в безоценочном смысле, то есть самоопределение нации).

Попытки поиска русских национальных корней предпринимались и раньше, с 1960-х. Можно вспомнить фильм А. Тарковского «Андрей Рублёв», писателей-деревенщиков, «русскую партию» в идеологическом крыле аппарата ЦК. Но всё это были попытки не столь уж крупных интеллектуальных кругов, а массовый интерес возник на излёте существования СССР. Он выплеснулся на книжные прилавки в форме беллетристики. Правда, не сразу, а только к середине 1990-х. Потому что массового российского читателя поначалу не интересовала отечественная беллетристика: живя в СССР, он изголодался по зарубежной (советская цензура кое-что дозволяла, но даже гигантские тиражи – 100–200 тысяч экземпляров – в масштабах страны были мизерными, книги расходились моментально, иногда не успевая попасть на прилавок). Со снятием запретов иностранная беллетристика хлынула к нам и преобладала на российском книжном рынке, однако в середине 1990‑х всё вдруг стало меняться. Рынок пресытился ею, причём не столько в товарном отношении, сколько в духовном. Читатель ощутил: достаточно чужого, хочется своего. Соответственно, те издатели, кто вовремя уловил эту потребность, оказались «на коне».

Подробнее читайте в свежем номере «Аргументов недели».