Путешествия в прошлое по страницам «Иркутских историй» от Валентины Рекуновой

Этой публикацией мы начинаем серию доступных путешествий во времени — по новому тому «Иркутских историй» от Валентины Рекуновой. Он охватывает горячий отрезок с 1917 по 1920 и представляет его с неожиданных, может быть, ракурсов. Вы увидите город глазами обывателей, для которых мир всегда больше войны. Этот том беллетристических хроник — четвертый в серии «Иркутских историй» и, как и прежние, пишется на основе газетной периодики и мемуаров.

Январь 1917-го оказался вполне доходным для официанта «Метрополя» Степана Гавриловича Белькова: даже в последний день месяца пришла компания коммерсантов, отмечавших все недавние праздники разом.

Проставлялся в этот день подрядчик Федор Константинович Васильев. Сначала он привез супругу с тремя сыновьями, и они деловито отобедали.

— Мороженое теперь же подай, а остальные десерты с собой, — скомандовал официанту, и Бельков отнес аккуратно наполненную корзинку в экипаж.

После отъезда семьи на размягченном лице подрядчика проступило азартное, даже хищное выражение. Он уставился на пальму в переднем углу, будто разглядел там связку бананов, никому другому не видимую.

Между тем стол был убран, застелен свежей скатертью и плотно уставлялся закусками.

— Для вас все наилучшего качества, вот только лимоны подкачали: не сирийские и не итальянские, как обычно: война вынуждает брать, где доступно, а хороших цитрусовых там нет.

Степан Гаврилович был действительно огорчен, оттого и позволил себе высказаться. А клиент сразу насторожился:

— Ты мне подал плохой лимон?

— Нет, хороший, свежий; для другого города даже и замечательный. Но к нам в Иркутск до последнего времени возили лимоны из Сирии и Италии, а они такие красавцы, что с ними всякая закуска начинает играть!

Федор Константинович еще хмурился, и Бельков очень кстати заметил у гардероба компанию из пяти молодых мужчин:

— К вам? Не беспокойтесь, встречу и проведу!

Под закуски гости живо переговаривались о старых и новых рынках. Степан Гаврилович прислушивался, и тут усмотрев связь с лимонами: по всему выходило, что пока не закрылись старые рынки, и фрукты шли отличные, но теперь есть много другого, на чем можно разбогатеть.

— Война размыла прежние связи, а с ними и целый слой предпринимателей. Идет перераспределение сил, и у нас появляется шанс на то, чтобы вырваться, — подытожил Федор Константинович.

Опрокинули несколько рюмок за перемены, и гости захмелели и повеселели. Но Васильев посматривал вокруг трезвым и строгим взглядом:

— Перемены полезны, только когда власть тверда.

— Нет, врешь, Федор Константинович: твердая-то власть всегда за старое держится! — перебил самый молодой, со вздернутым девичьим носом и прозрачными круглыми глазами на вытянутой назад голове. — Против такой власти только самые отчаянные устоят. Как барон Ган.

— Кто таков? — недовольно поморщился Васильев.

— Ссыльный из военных чинов. Высокого света господин, а оказался на жительстве под Нижнеудинском. Однако не растерялся и очень скоро сообразил, как выгодно в наших краях заготавливать семена хвойных: в России их принимают по 60-80 руб. за пуд, а местные крестьяне отдают мешок шишек за рубль. Ган и сушильню Метелевых арендовал на выгодных для себя условиях.

— Дерзкому и удача прет! — стукнул ребром ладони о стол обладатель огромной лысины, пощадившей только узенькую полоску на затылке, всю увешанную мелкими завитками. — А человеку обыкновенному, если не зашло, так и не зайдет. В Харагунском улусе Кудинской волости один бурят рыл колодец и докопался до… нефти. Было это два с половиной года назад, летом 1914 — и что бы вы думали: до сих пор ни один капитальный человек не поинтересовался таким открытием, не попытался извлечь из него пользу.

— Очень неудачный пример, — несколько свысока заметил Васильев. — До большой-то нефти докопайся попробуй, да и место неподходящее: целый улус пришлось бы переселять. Нет, частнику нефть не поднять! Но уголь — можно. Тем более что в Иркутске приличные залежи каменного угля! Вы знаете: я взял подряд на устройство шоссе вокруг кадетского корпуса — и буквально наткнулся на мощный пласт! На удачу копнул в устье Ушаковки — та же картина! Переправился на Конный остров — и снова удача!

— Ну, это не новость: Замятины у себя на 6-й Солдатской бурили скважину — и прямо под домом наткнулись на угольный пласт в четыре сажени.

— Так я и не спорю! В центре города есть и прямые выходы на поверхность. Но для меня важнее качество углей, а самый жаркий — возле Кадетского корпуса — там-то и начну добывать.

— Вы, что ли, ввязались уже в это дело? — набычился молчавший до сих пор господин в дорогом, но плохо сидящем костюме и даже постучал ножом по столу. — Так вот мы по какому случаю гуляем?

— Вы разве не знали? Газета «Деловая Сибирь» сообщила, что я подал заявку на аренду нескольких городских участков.

— Думаете, не откажут?

— Зачем отказывать, когда выгодно? С каждого пуда добытого угля я обязуюсь выплачивать городу 1/8 коп. А населению отпускать никак не дороже 10 коп. за пуд.

— Непонятно, зачем городу связываться с мелким поставщиком, когда рядом Черемхово?

— Мелкие поставщики хорошо затыкают дыры. А их много, довольно сказать, что на электростанции часто не хватает угля. Черемхово действительно недалеко, но сейчас большая нехватка вагонов, а начальник этой части железной дороги в Томске, к нему не заскочишь вечером на чаек, а объясняться телеграммами безнадежное дело.

Васильев говорил без вызова, но очень уж уверенно — и у его гостей испортилось настроение: великолепного молочного поросенка только чуть потыкали вилками — и разошлись. Степан Гаврилович был удивлен, огорчен и хотел утешиться добрыми вестями про угольные разработки.

…Васильев не заходил несколько месяцев. Пил почти не закусывая и на прямой вопрос Белькова отвечал вопросами же, но уже риторическими:

— Если в Петрограде политический переворот, к чему в Иркутске менять городскую управу? Какой в этом смысл, если через несколько месяцев будут новые выборы? Иркутск во все годы войны оставался сытым городом — зачем же ломать работающую машину? Ясно ведь, что с этой волной придут не хозяйственники, а политики, что говорильня начнется, в то время как лавкам нужен свежий хлеб, а электростанции уголь. Этим новым я ничего не могу объяснить: они ничего не слышат! А лишь долдонят про «антиобщественную политику» своих предшественников и «перевод всех отделов управы на коллегиальные рельсы, введение среди служащих самого широкого самоуправления — как залога планомерности и интенсивности всех текущих работ». Из новой управской шестерки мне особо рекомендовали Патлых — как всеми любимого и очень доброжелательного человека. Но я в который уж раз убедился, что сами по себе эти качества не гарантируют профессионала. Усадив меня, он долго сетовал, что приходится отдавать известное время заурядной практике в ущерб идейно-организационной работе. Он совершенно же убежден, что «новая, социалистическая, животворящая управа оживит цензовый труп городского самоуправления»!

Больше Бельков не видел Васильева. «Должно быть, закончил свой подряд, да и уехал, не найдя приложения своим силам», — рассудил он. Но в конце августа неожиданно наткнулся в газете: «На очереди у думы стоит много неотложных вопросов» — и далее, пунктом 12: «Об отводе г. Васильеву всего участка земли, находящегося между Пивоварской дорогой и ипподромом, с прирезкой 50 саженей под разработку каменного угля».