Отрывок из книги Юрия Крутских «Камрань, или Последний «Фокстрот»

«Аргументы недели» представляют отрывок из книги Юрия Крутских «Камрань, или Последний «фокстрот». Юрий Крутских – подводник. В 1988 году окончил минно-торпедный факультет ТОВВМУ имени адмирала Макарова. В конце 1980-х и начале 1990-х служил на Малом Улиссе в 19-й бригаде дизель-электрических подводных лодок.
 Семь месяцев вместе с экипажем провёл в Камрани, принимал участие в боевых дежурствах и учениях. Его подлодка держала на прицеле авианосные группировки и военно-морские базы США в Южно-Китайском море, контролировала судоходство в Малаккском проливе. На своём борту видавшая виды дизелюха проекта 641 («Фокстрот») несла более двух десятков различных торпед, в том числе и две с ядерными боевыми частями (одной из них вполне хватало для отправки на дно атомного авианосца США).
В 1995 году подлодки, как и надводные корабли, активно резали на металл, служить стало негде, и пришлось уволиться в запас. Сейчас Юрий Крутских занимается малым бизнесом. Его книга «Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме» в Интернете пользуется бешеной популярностью, причём основные читатели живут в европейской части России.

Как известно, самая твёрдая валюта на флоте – жидкая. Имеешь пол-литра, и тебе везде рады. Имеешь литр, и твои возможности расширяются многократно – можешь утопленный бинокль списать и получить новый, починить что угодно вне очереди, можешь даже заказать на заводе личный сейф, чтобы было где шило хранить, и даже из чистого золота. А если десять у тебя литров, а тем более двадцать, то ты, по нынешним понятиям, олигарх и нет для тебя ничего невозможного.

Но не всем дано было такое счастье, и самый обделённый человек на подводном флоте – это минёр. Судите сами. Механику на месяц положено больше двадцати литров спирта, начальнику рации – почти пятнадцать, штурману, и тому около десяти, а нам, минёрам, – какие-то жалкие три литра! В заведовании же находился сплошной неликвид: мины, торпеды, двенадцать автоматов, пара десятков офицерских пистолетов, ну и конечно, куча патронов ко всему этому. Вещи, конечно, хорошие, в хозяйстве, безусловно, полезные и, надо сказать, весьма дорогие – одна торпеда, например, чего стоит! Но продать – ни-ни: моментальная каторга, да и как можно?!

Был у меня, впрочем, случай, когда я чуть было сказочно не разбогател. Выгружали мы как-то после боевого дежурства ядерный боезапас. Всё как обычно. Замерили скорость ветра – оказалось, в норме, установили торпедопогрузочное устройство, доложили на берег специалистам со спецарсенала. Те пришли, всё проверили, дали добро.

Не мешкая, приступили к делу. Из аппарата лебёдкой за хвост вытянули в отсек первую торпеду. Вы когда-нибудь держали в руках ядерное оружие? Непередаваемые, скажу, ощущения! Вот она лежит, тёмно-зелёная сигара. Внешне ничем не примечательная. Ни габаритами, ни цветом от обычных торпед не отличается. И головная часть тоже обычная, такая же тёмно-зелёная, а не какая-нибудь там ярко-красная или ядовито-оранжевая. И нет никаких знаков радиационной опасности, предостерегающих надписей, черепов там с костями и прочего. Всё безобидно и скромно. Но это только внешне. А как подумаешь о том, какая в ней скрыта мощь, какая разрушительная сила, то возникает в душе почтительный трепет, холодок начинает куда-то подступать, что-то внутри сжимается, и почему-то шёпотом хочется разговаривать.

Медленно, миллиметр за миллиметром, тянем торпеду наверх. Там её уже ждёт специальный проверенный-перепроверенный всевозможными комиссиями автокран. Нежнее, чем принимает на руки первенца молодой отец, кран берёт торпеду и переносит в кузов ожидающего рядом специально оборудованного КамАЗа. Затем действие повторяется. Из другого аппарата вытягиваем вторую торпеду. Опять душевный трепет и разговоры вполголоса. Опять миллиметр за миллиметром по наклонным полозьям лотка ТПУ1 тянем её трескучей лебёдкой наверх. Ещё полчаса, и гора с плеч: ядерный боеприпас будет сдан, боевому дежурству конец. Резко упростится режим службы. Экипажу больше не надо будет месяцами сидеть на борту в полном составе (даже когда лодка стоит у пирса). Завтра вернёмся на базу и разбежимся по домам.

Но наверху какая-то заминка, торпеду не принимают. Кран сворачивает манатки и уезжает в гараж. Ко мне подходит главный «головастик» (так на флоте называют специалистов по ядерным головным частям), тычет в нос вертушку-анемометр и говорит, что выгрузку прекращает, т.к. скорость ветра превысила разрешённое значение на 1 м/с. Возвращает пачку накладных и радостный, что сегодня пораньше освободился, убегает к жене домой. А наша семейная жизнь снова откладывается на неопределённый срок.

Оставлять торпеду на палубе никак нельзя, вдруг дождь или украдут. Вновь, миллиметр за миллиметром, действие повторяется уже в обратную сторону. Но в отсеке оставлять тоже нежелательно – головная часть ядерных торпед для облегчения веса не имеет биологической защиты и сильно фонит. Находиться рядом долго нельзя. Делать нечего, засовываем обратно в торпедный аппарат. Закрываем крышку и опечатываем.

Наутро полный штиль. Флаг и гюйс на флагштоках повисли и не колыхнутся. Но никто не спешит забирать у нас оставшуюся на борту ядерную торпеду. После обеда я набрался наглости и позвонил на ТТБ2. Первый раз мне показалось, что я не туда попал. Сонный голос ответил, что он ничего не знает, попросил не мешать работать и сладко зевнул. Через полчаса я вновь позвонил. Я спросил: когда всё-таки придёт кран и начнётся выгрузка? В ответ тот же голос недовольно сообщил, что всё было выгружено вчера, что у него на столе лежат накладные о принятии на хранение двух (!) торпед, попросил не морочить голову и бросил трубку.

Озадаченный, я достал свои экземпляры накладных и убедился, что я вчера действительно сдал две торпеды, а не одну. Размашистые подписи главного «головастика» стояли там, где им и положено было находиться! Из всего следовало, что оставшаяся у меня в аппарате торпеда лишняя и по праву принадлежит мне. Я тут же поспешил сообщить командиру о том, какое счастье нам подвалило. Командир тоже очень обрадовался. Мы единогласно порешили загнать торпеду Саддаму Хусейну. Небольшой спор вышел только по вопросу, сколько с него содрать. Командир сказал, что с друга он драть не будет – миллиона долларов хватит, а я, не мелочась, хотел десять.

Часа два ещё мы ходили миллионерами, радовались за Саддама Хусейна и за Ирак, который больше не посмеют гнобить проклятые американцы, но перед ужином на пирс прибыли кран и представители ТТБ. Скорость ветра оказалась в норме. Не прошло и часа, как мою торпеду, опять нежно, как первенца молодой папаша, нет, даже нежнее, – как заветную поллитровку из рук барыги-перекупщика принимает утром, до открытия гастронома, страждущая душа сантехника, подхватил известный нам уже автокран и уложил в кузов КамАЗа-торпедовоза. И увезли её, родимую, в подземные хранилища с глаз долой.

Обидно, а ведь был шанс тогда ещё, в конце 80-х, изменить весь ход мировой истории: спасти Саддама Хусейна от застенка и виселицы, а Ирак – от унижения и разграбления. Иникакого ИГИЛа (организация, запрещённая в РФ), никаких террористов, ничего бы не было! Такая вот несостоявшаяся геополитика...

Но я недолго расстраивался. Через пару месяцев мы опять получили ЯБП3 и ушли в автономку, а по возвращении я пошёл на повышение, и норма спирта у меня удвоилась!