В России парадоксальное отношение граждан к судебной системе. С одной стороны, говорят об ангажированном «басманном правосудии». С другой – выходящие на несанкционированные акции граждане кладут в карман памятки о своих правах: чего они вправе требовать, а каких действий лучше избегать. Значит, рассчитывают на разбор по закону? Некоторые юристы говорят о гражданском судопроизводстве как об игре, где кто больше занёс, тот и выиграл. Однако в России, по данным Судебного департамента Верховного суда РФ, более 10 тыс. гражданских исков на 100 тыс. населения – почти вдвое больше, чем в США. В России каждому десятому взрослому гражданину в течение года требуется адвокат: в суды общей юрисдикции подаются 12,5 млн исков по семейным, трудовым, жилищным спорам. Неужели кто-то тратил бы нервы, средства и время на суды, если бы в них всё было предрешено?
Ваня приспособился
Представление, будто среднестатистический россиянин – это валенок, не понимающий разницы между первой и второй инстанциями, устарело лет на 20. Граждане России – рекордсмены Старого Света по обращению в Страсбург, хотя решения Европейского суда у нас носят рекомендательный характер. Если у истцов хватило мозгов обратиться за справедливостью столь далеко, значит, все возможности получить сатисфакцию в России они испробовали. И остались не удовлетворены.
По данным опроса «Левада-центра», в беспристрастность судов в 2003 г. верили не более трети россиян. Но в России оказались невысоки судебные издержки: подача иска стоит копейки, вузы подготовили сотни тысяч юристов. А раз так, то почему не попробовать? Вера в справедливость суда часто базировалась на невысокой стоимости спорного имущества. Ну судятся бывшие супруги за дачный участок, которому красная цена – 100 тыс. рублей. Неужели они будут предлагать судье долю в добыче? А значит, судья в отсутствие давления и соблазнов решает вопрос по справедливости.
Каждый телеканал запустил у себя судебное шоу по следам успеха программы «Час суда». Презрительно именуемое в жизни «басманным», российское правосудие на экране выглядит независимым, квалифицированным, справедливым и даже зрелищным. Как отмечал журналист Леонид Парфёнов, «в телеспектаклях царит состязательность, судьи не заодно с прокурорами, никто никому не «заносит», не пропадают вещдоки, не запутывают свидетелей и фантастически часты оправдательные приговоры. Похоже на детскую игру в больничку, где никогда не умирают».
Россиянин, как «Отче наш», знает, что после решения районного суда у ответчика есть 10 дней, чтобы обжаловать его выше – в городе или области. Если решение по бабушкиной квартире вступило в законную силу, есть высокая вероятность, что приставы в самом деле придут исполнять решение – например, выносить проигравшего суд на лестницу вместе с мебелью. Но без юриста в такие процессы всё-таки лучше не соваться, а цены кусаются: за разовое посещение заседания приличный адвокат берёт не меньше 10–15 тыс. рублей, за ведение дела в одной инстанции – не меньше сотки. 60–70 тысяч – это уже демпинговые на сегодня цены.
Поэтому 90% потребительских исков подают рассерженные граждане вовсе без юриста – иначе затея не окупится. Ещё недавно продавец в магазине мог отказаться обслуживать вас – и управу на него не найти. Вам могли подсунуть вместо утиной грудки свиное сало, но вас не пустили бы с этой драмой даже на порог районного суда. А попробовали бы вы в 1990-е потребовать компенсацию морального вреда, если вам попался таракан в супе. Уже в нулевые истец предъявлял судье дохлого таракана и иск на 100 тысяч. И приходилось открывать дело.
Появились мировые судьи, которые рассматривают иски до 50 тыс. рублей и выносят решение в 3–4 раза быстрее, чем обычный народный суд. Инженер из Петербурга Алексей Кирьянов подал полтора десятка исков по бытовым поводам. Домоуправление включило в его квартплату статью за пользование лифтом, хотя живёт он на первом этаже. Цена на микроволновую печь в рекламной газете не соответствовала реальной цене в магазине. В магазине отказались принять купленные им брюки, поскольку на них не было никаких признаков брака. Хотя из Закона о защите прав потребителя следует, что одежду можно вернуть в течение 14 дней, если брюки, например, не подходят к цвету обуви.
Измученный хамством и очередями при Советском Союзе истец понемногу оборзел. При падении на улице подаёт иск на ЖЭК – не посыпана песочком обледеневшая дорожка. Пропорол на дороге колесо – виноват комитет по дорожному строительству. Человек может открывать зубами пивные бутылки, а потом жаловаться, что стоматолог некачественно поставил ему имплантат. Или списать на плохую работу дантиста последствия драки. Приходит пострадавшая сторона с таким иском, а у неё губы синие и два «фонаря» под глазами. «В платных туалетах посетители, у которых запор, требуют вернуть деньги обратно, и суды их поддерживают», – шутил Михаил Жванецкий.
Всем понемногу
Другое дело, что Россия – это вам не Америка, где простой потребитель может с победой в суде сказочно приподняться. Пожилая американка Стелла Либек в 1994 г. купила в «Макдоналдсе» кофе, вернулась в автомобиль, поставила стаканчик на торпеду и скомандовала дочери вперёд. Вряд ли кому-то из россиян пришло бы в голову, обварившись кофе в такой ситуации, потребовать у ресторана компенсацию в 20 тыс. долларов. Но мадам Либек именно так и сделала, и в результате юридической санта-барбары получила аж 640 тысяч. Не факт, что в России ей выплатили бы долларов 100, даже если сотрудница «Макдака» вылила бы кофе ей на голову.
Из искового заявления в России: «Прошу выплатить деньги в сумме 8 тысяч рублей на памятник моему мужу, умершему по вине больницы». Пока рекордная компенсация за врачебную ошибку в России составляет 15 млн рублей. В 2013 г. суд постановил, что Санкт-Петербургский государственный университет имени И.П. Павлова нанёс тяжкий вред здоровью Ирины Разиной из-за неправильной тактики проведения родов. Кроме того, новорождённый ребёнок истицы получил необратимые повреждения головного мозга и через два года скончался. Многие ли рискнут сказать, что сумма выплаты велика? Впрочем, ещё недавно рекордом считалась сумма в 1 млн руб., которую в сентябре 2012 г. присудил Хабаровский краевой суд женщине, чей новорождённый ребёнок погиб по вине врачей. Истица просила взыскать всего-то 2 млн рублей – в 25 раз меньше, чем досталось обваренной кофе Стелле Либек 25 лет назад.
Без всякой юриспруденции понятно, что врач не должен нести ответственность за добросовестное заблуждение. Бывает, операция проведена блестяще, но отказала аппаратура. Самое страшное, что для врачей волна уголовных дел и гражданских исков – повод пореже брать на себя ответственность. Это общемировая тенденция: когда в США попробовали застраховать ошибки не всей больницы, а отдельного врача, в роддомах тут же в 2–3 раза возросло применение кесарева сечения.
– Всё правильно, врач боится ошибиться, подставить больницу и страховую компанию, – комментирует Андрей Миронов, хирург одной из больниц в Берлине. – За границей это имеет щадящие формы, потому что здесь чётко расписан каждый чих доктора: в каких случаях какое обследование вам обязаны провести, какой препарат назначить, кто отвечает за исправность томографа и так далее. Когда я работал в больнице в Иркутске, у нашего завотделением за год умерло 70 пациентов, перенёсших инсульт, из 71. Он вообще никого после удара не оперировал, чтобы больной не умер у него под ножом. Это подпортило бы ему статистику. А если в палате, то к нему и вопросов нет – это же инсульт. На Западе такого врача посадили бы в тюрьму, потому что своим бездействием он нарушает массу правил. Прежде чем начинать выплачивать крупные компенсации за врачебные ошибки в России, необходимо сначала подготовить почву. Иначе начнётся бардак.
Справедливость для всех?
Ещё один «кит» юридической активности россиян – дела о разводе, разделе имущества и порядке опеки над несовершеннолетними детьми. Брачный договор в столицах заключают 20–30% пар – это стабильный на протяжении многих лет показатель. Это говорит и о том, что браки заключаются в основном между людьми одного круга, а миллионеры не женятся на прекрасных нянях.
Известен анекдотичный столичный прецедент, когда пожилой одинокий мужчина временно прописал у себя в квартире молодую украинку – казалось бы, никаких рисков. Но он понятия не имел, что женщина была беременна. Когда родился ребёнок, хозяин пожелал её выписать, но не тут-то было: суд посчитал, что малыш имеет право проживать в этой квартире, а значит, и его мама с папой тоже. Так солидная московская квартира стала коммунальной.
Один из последних хитов брачных исков – следствие вошедших в моду ДНК‑экспертиз, более известных как тесты на отцовство. По ряду оценок, каждый пятый тест на отцовство даёт отрицательный результат.
– Это не значит, что 20% отцов воспитывают детей, к которым биологически не имеют никакого отношения, – говорит сотрудник одного из столичных медцентров, проводящих генетические исследования. – Просто на тестирование приходят люди, у которых есть какие-то основания для сомнений. На самом деле доля обманутых отцов в России такая же, как в США или большинстве европейских стран – 5–8%. Вот только юридические последствия этого факта разные.
На Западе обман по поводу отцовства – серьёзный повод для привлечения к уголовной ответственности. Чуть ли не в 80% случаев за этим следует развод, причём позиция истца по материальным вопросам становится исключительно сильной. А в России представленные в суд результаты экспертизы в половине случаев оставляются без внимания. Де-юре экспертиза ДНК может быть назначена только по ходатайству одной из сторон, которое часто отклоняется судом: мол, нет оснований доверять авторам исследований. И объяснение этого упрямства можно поискать в том факте, что большинство российских судей – женщины.
Мы вовсе не становимся «нацией юристов», но запрос на справедливость в обществе необыкновенно вырос. Важно понимать, что если судебная ветвь власти не сможет его удовлетворить, то аукнется это власти исполнительной. Дерево-то одно.