Доктор искусствоведения Анатолий Цукер о рок-музыке: «В СССР был лучший в мире андеграунд»

Не раз на страницах «АН» учёные высказывались о русском роке, называя его живой классикой нашей культуры, но всегда это были филологи, а теперь пришла очередь музыковеда. Гость «АН» – Анатолий ЦУКЕР, доктор искусствоведения, научный руководитель кафедры истории музыки Ростовской государственной консерватории.

– СКЛАДЫВАЕТСЯ впечатление, что филологи интересуются русским роком гораздо больше, чем музыковеды.

– Я могу лишь усилить это впечатление. Музыковедение мало исследует рок и вообще массовую музыку, что приводит к серьёзным издержкам. Конечно, мне известны коллеги, кто занимается этим и прекрасно разбирается в вопросе, но их крайне мало. Когда я в начале 90-х защищал в Московской консерватории докторскую диссертацию на основе своей монографии «Рок и симфония», мой научный консультант, блестящий музыковед Михаил Евгеньевич Тараканов, прогрессивный и современно мыслящий, предупредил меня: «Прошу вас, не употребляйте на защите слово «рок». У нас с этим борются». Мне вспомнился анекдот про партизан, которые не заметили окончания войны и продолжают пускать поезда под откос. В Московской консерватории не знали, что война с роком в стране давно прекратилась (смеётся). Как будто убеждая самого в себя в том, что тема достойна диссертации, Михаил Евгеньевич, ознакомившись с моей монографией, сказал: «Биология же изучает всякие бактерии, микробы…» Подчеркну: это не было негативной оценкой, это был шаг вперёд.

С тех пор музыковедение продвинулось в данном направлении, но так и не наверстало упущенного. И на Западе тоже меньше всего роком занимаются музыковеды. Гораздо меньше, чем филологи, философы, психологи и даже медики, исследующие терапевтическое влияние музыки. Всё потому, что музыковедение всегда изучало лишь одно – нотный текст, а его нет в роке и массовой музыке в целом. Музыковедам важно лишь то, что находится внутри произведения, тогда как в случае массовой музыки многое находится за его пределами. Рок и особенно русский рок – явление не только культурное, но и социальное, и контекст здесь играет не меньшую роль, чем сам текст. Соответственно, рок требует комплексного подхода.

Невнимание к массовой музыке, несомненно, вредит музыковедению. В культуре всё взаимодействует, представляет собой систему сообщающихся сосудов, и если какую-то часть культуры мы исключим из этого взаимодействия, то не поймём сущности происходящего. Простой пример: если из симфонии Чайковского убрать всё, что относится к массовой музыке (вальсы, бытовой романс, цыганские мотивы), то от его симфонии ничего не останется. Другой пример: из рока выросла рок-опера и напрямую повлияла на оперу. Третий пример сложнее: некоторые процессы происходят как в академической музыке, так и в роке, причём в роке – даже раньше. Скажем, постмодернизм. Его принципиальная эклектичность, игровое начало, доминирование иронического отношения к жизни – всё это обозначилось в роке до того, как появилось в академической музыке. Значит, рок сумел популяризировать эти новшества.

– Но правильно ли ставить его на один уровень с классикой?

– Некоторые образцы – безусловно. Pink Floyd, Deep Purple, Led Zeppelin, Yes, Genesis (британские группы, возникшие в середине и конце 60-х. – Прим. «АН»). Конечно же, Beatles. Без ливерпульской четвёрки мировая рок-культура сформировалась бы иначе. Когда я включил своим студентам черновые записи битлов – те, где они поют а капелла, – у ребят волосы дыбом встали: «Вот бы нам так же петь на сольфеджио – какая чистота! Какая классическая гармония, какой вкус!» Если говорить о русском роке, такого уровня в нём нет, но «Машина времени», «Аквариум», «Наутилус» интересны в том числе и музыкально.

– Можно назвать больше, так ведь?

– Можно, но ещё больше можно назвать тех, кто сугубо музыкального интереса не представляет. Непосредственно музыка в русском роке – факультативная составляющая. Причём в тех случаях, когда её уровень низок, это нисколько не препятствует функционированию песни. Известна оценочная интерпретация понятия «русский рок», трактующая его как синоним рок-музыки низкого качества, плохого исполнения, непрофессионализма всего, что относится к музыкальной составляющей.

– Эта оценка справедлива?

– Если поставить задачу доказать, будто симфония – плохой жанр, то можно привести массу примеров некачественной симфонии. Как известно, высокохудожественных явлений гораздо меньше, чем ординарных. Справочник Союза композиторов России включает полторы тысячи фамилий – думаете, все эти авторы представляют интерес?.. Я бы сказал, причиной для подобных обобщающих оценок русского рока послужили обстоятельства.

– Какие?

– За рубежом рок стал детищем технического прогресса, а у нас в стране он рождался в обстановке бедности и убогости. Допотопные усилители, громоздкие «самопальные» мониторы, электрогитары, переделанные из акустических гитар со звукоснимателями от телефонов. Событием стало появление одной из первых отечественных электрогитар фабричного производства «Урал». По её поводу – размеров, веса, прочности – ходило много шуток: говорили, что ей можно забивать гвозди, жарить на ней мясо. Группа «Чайф» её увековечила в одной из своих песен: «Не хуже, чем Gibson, гитара «Урал». Ударишь врага – и враг наповал!» Где уж тут гоняться за западными образцами! Но плохое оснащение, как и неустроенный быт, не создавало для русского рока серьёзных проблем. Скорее, напротив, всё это оказывалось для него дополнительным творческим импульсом и, кроме того, важной составляющей его содержания и стиля. Эти условия задали русскому року другое – отличное от западного – направление. Более вербальное, более литературное. И хотя понятие «андеграунд» (underground (англ.) – «подполье». – Прим. «АН») пришло к нам из-за рубежа, в СССР был лучший в мире андеграунд.

– Почему лучший?

– Потому что настоящий. В западной рок-культуре это понятие носило в значительной степени метафорический характер, у нас же оно обрело буквальный смысл: рок рождался в подземельях, подвалах, котельных, а его создатели, интеллигенты по своей духовной сущности, вели люмпенский образ жизни, работая дворниками, кочегарами, сторожами. Александр Башлачёв (автор-исполнитель; по мнению многих специалистов, крупнейший поэт русского рока; работал кочегаром в питерской котельной «Камчатка» вместе с Виктором Цоем. – Прим. «АН») написал по этому поводу в своей песне «Время колокольчиков», ставшей манифестом отечественного рок-движения: «Что ж теперь ходим круг да около на своём поле, как подпольщики?»

Сама жизнь рок-музыкантов, такая, какая она была, являлась для них уже творчеством, а условия «подполья» становились театрализованно-карнавальной формой этого жизнетворчества. Зияло противоречие между действительностью и образом счастливой жизни в стране развитого социализма, воспетой советской массовой песней. Обратим особое внимание на Ленинград: город-музей, собрание восхитительных архитектурных ансамблей, привлекающее экскурсантов со всего мира… и удручающая бедность, скрывающаяся за этим роскошным фасадом. Грязные, на несколько семей (бывало на пять-шесть) коммунальные квартиры, заставленные рухлядью мрачные коридоры, обшарпанные кухни и другие места общего пользования, стаи тараканов, не поддающихся истреблению.

«Биограф» ленинградского рока Александр Житинский в романе «Путешествие рок-дилетанта» так описал рождение русского рока: «Он (рок) – дитя коммунальных коридоров и кухонь, родительских склок, последних дней до получки, соседей-алкоголиков, ранних абортов, одиночества, отчаяния». Русский рок отразил столкновение двух миров, когда мифологемы иной, недосягаемо высокой жизни опрокидывались в быт, в повседневность. Как в песне Константина Кинчева, где «музы облюбовали сортиры», «боги живут в зеркалах», а «мы катимся вниз по наклонной с точки зрения высших сфер». Или как в песне Вячеслава Бутусова на стихи Ильи Кормильцева (в Свердловске были свои антитезы): смотрящий с экрана Ален Делон, который «говорит по-французски» и «не пьёт одеколон». В том же ряду и интеллигент Иванов в одноимённой песне Бориса Гребенщикова: «Он живёт на Петроградской в коммунальном коридоре между кухней и уборной, и уборная всегда полным-полна. И к нему приходят люди с чемоданами портвейна и проводят время жизни за сравнительным анализом вина».

– О русском роке всё чаще говорят в прошедшем времени, и в нашем разговоре тоже преобладает эта ретроспективность. Вернёмся же в день сегодняшний. Соответствуют ли, на ваш взгляд, мэтры русского рока той художественной планке, которую когда-то сами же задали?

– Не хочется обижать кумиров. Они своё дело сделали, создали огромный пласт музыкально-поэтических явлений, и многое из этого сохранится на правах классики. Если же говорить о новых крупных именах, то лично я их не вижу. Единственное, мне интересен фолк-рок (группа «Мельница», Пелагея). В нём проявляется самобытность, а всё остальное сегодня жутко вторично. В целом, конечно, русский рок утерял свои позиции.

– Но ведь та социальная действительность, о которой вы сказали (тараканы, алкоголики, аборты) и в которой оказался так востребован русский рок, – она же никуда не делась. Почему же сегодня у страны нет той потребности в «мифологемах недосягаемо высокой жизни»?

– Потому что современное российское общество находит отдушину в другом – в том, чего при социализме не было. В потреблении.

– Нащупывается парадокс: русский рок, который рассматривался как антисоветское явление и противопоставлял себя советской реальности, – он-то и сохранил её в себе?

– Именно так. И поскольку её в современной России меньше и меньше, то и рока меньше и меньше. Сокращается среда его обитания.

– Чтобы финал разговора не был так уж пессимистичен, отмечу, что в популярной сегодня у молодёжи музыкальной культуре – в русском рэпе – тоже немало примеров глубокой поэзии. Правда, эстетически это зачастую что-то совсем другое. Шым из группы «Каста» сказал: «Если человек живёт хип-хоп-культурой, он должен оставаться внутри жизни человеческой. Эта культура не зовёт в небеса, она находится на земле».

– У меня были поползновения погрузиться в эту культуру, но при каждой попытке меня что-то внутренне напрягало и останавливало. В моём случае, видимо, уже поздно. А пессимизм, как вы выразились, мне не присущ. Современное искусство и в других областях (например, в сфере академического музыкального творчества) не столь уж богато на крупные имена и не может, увы, соревноваться с эпохой «застоя», однако это не повод говорить о его кончине. Англия была одной из самых музыкальных стран в XVII веке, но с тех пор вплоть до XX века – три столетия! – она «молчала»… пока не появился классический композитор Бенджамин Бриттен. Кстати, примечательно, что примерно тогда же, при его жизни, в Англии появились Beatles.