Малая Родина-мать зовёт

Россияне всё чаще проявляются как очень патриотичный народ. Но не совсем в том ключе, что желает власть. Вместо бравого военного марша людям милее тихие местные баллады, а вместо имперского патриотизма – локальный. Современные россияне хотят не идти в штыковую, а возделывать свои скорбные шесть соток, свою квартиру, свой двор и лестничную клетку. Ну максимум – город или субъект РФ.

ПОЛИТОЛОГИ недоумевают: вроде бы патриотизм кочегарят по проверенным советским лекалам, а на выходе получается совсем другой продукт. Но ничего удивительного нет: СССР для многих худо-бедно нёс в себе замысел объединённого человечества, а в нынешней России всё великодержавие – ради контроля одной из групп интересов над нефтегазовой рентой. И народ, вооружённый Интернетом, на мякине не проведёшь.

Взбесившийся принтер

Патриотические мотивы зазвучали всё громче с середины 2000-х гг. по мере укрепления бюрократии, скромно именующей себя «государством». Морально-идеологическое цунами случилось в 2013 г., когда пакеты принятых Госдумой законов по защите традиционных ценностей окрестили «взбесившимся принтером». 14 июня депутаты приняли скандальные законопроекты о защите религиозных чувств верующих и о борьбе с пропагандой нетрадиционных ценностей. Потом запретили иностранцам усыновлять сирот. Коммунисты в Госдуме предлагали создать «общественные советы по нравственности в СМИ». А заодно «при театрах, цирках, музеях и концертных организациях». И даже выбрать в стране «омбудсмена по правам верующих».

Время само время выбрало своего героя – 39-летнего петербургского депутата Виталия Милонова. Рыжебородый крепыш в роговых очках а-ля Андропов стал «русским Савонаролой», пытавшимся запретить курить кальян, ходить по льду Невы, а журналистам – писать о конце света. Он также планировал наделить эмбрион гражданскими правами, чтобы судить за аборт как за убийство, и признавал, что хотел бы запретить преподавание теории Дарвина в школах. Он судился с Мадонной и требовал закрыть спектакль «Сон в летнюю ночь» по Шекспиру за пропаганду педофилии и гомосексуализма. Назвать одну из улиц в Петербурге именем президента Чечни Ахмата Кадырова – снова он. Когда в Интернете распространилась фейковая новость, будто Милонов хочет призывать на срочную службу в армию девушек, не родивших ребёнка до 23 лет, её, не задумываясь, перепечатали сотни изданий – а что, на него похоже. Он же вправду собирался проверить рассуждения чайлдфри на предмет экстремизма и не регистрировать в соцсетях подростков до 14 лет.

В Белгороде пытались запретить рок-музыку, а в Воронеже – праздник Нептуна, потому что он имеет языческие корни (плевать, что Конституция гарантирует свободу вероисповеданий). Писательница Татьяна Толстая увидела в этом всём идею «замкнуть русский мир на самого себя, заткнуть все щели, дыры и поры, все форточки, из которых сквозит весёлым ветром чужих культур, и оставить русских наедине друг с другом». В 2012 г. президент Владимир Путин подлил масла в огонь, сказав, что общество потеряло «духовные скрепы».

Нацлидер имел в виду некие духовные основания, объединяющие общество, то «что во все времена делало нас крепче, сильнее, чем мы всегда гордились». Но «сплочение» населения в огромной стране, недавно переболевшей тоталитаризмом в тяжёлой форме, чревато принуждением к единомыслию. И скрепы действительно начали ковать из запретов, штрафов и ограничений.

Публицист Александр Невзоров предположил, что не существует такой мерзости или глупости, которая не была бы поддержана и воспета Государственной думой: «Я вглядываюсь в физиономию современной России, я вижу, до какой степени она покрыта фурункулами мизулиных, милоновых, мединских, дугиных, я вижу торчащие из ушей и рта «Тополя», вижу, что всё это накрыто ещё париком Кобзона. Я не вижу никаких родных и симпатичных мне черт в лице этого существа». Но это было только начало.

Ведь задачи патриотического воспитания от лица государства формулируют лоббисты тех структур, которые впоследствии будут осваивать бюджеты. Главная цель 2-миллиардной программы «Патриотическое воспитание граждан Российской Федерации на 2016–2020 годы» – доля россиян, гордящихся своей страной, должна вырасти на 8%. Дальше всё как при СССР – должны вырасти число комсоргов, музеев на предприятиях и шефство воинских частей над школами. В 1991 г. этого всего было навалом, но не спасло империю от краха.

Телевизионная пропаганда после присоединения Крыма, казалось бы, делает своё дело: «глубинный народ», согласно опросам, был в целом доволен «возвращением величия». Более 60% респондентов связывают проблемы страны с деятельностью внешних врагов. 88% верят, что наша армия способна обеспечить безопасность страны от любого противника. 75% россиян за стабильность, которая важнее реформ. Целых 81% респондентов негативно относятся к США, 55% – к Украине. 42% населения поставили Сталина на первое место в ряду величайших людей страны, хотя в конце перестройки так считали лишь 8% сограждан. Политолог Кирилл Рогов формулирует: «Начиная с 2012 года государство не пытается уловить витающую в воздухе национальную идею, ответить на неоформленный общественный запрос – но впервые за всю постсоветскую историю само формулирует официальную квазиидеологию, которая должна стать основой национальной идентичности. Россия – это особенная страна. Её основа – это сильная власть, патриотизм, уважение к религии и традиционные семейные ценности. Она окружена (и всегда была окружена) кольцом врагов, которые завидуют её природным богатствам и моральным достоинствам. Кроме того, Россия – страна, которая победила фашизм и может в случае чего это повторить».

Постучали снизу

Но постепенно народ узнавал, что большинство наших ура-патриотов держат на Западе деньги, имеют там недвижимость и обучают детей. И, несмотря на все грозные парады, военные храмы и километры лубочного кино про войну, 100-летняя блокадница Прасковья Елисеева коротает дни в питерской коммуналке без ванной, а общественную баню, в которой она мылась всю жизнь, власти закрыли. Губернатор, подаривший телевизор слепому ветерану, только напомнил: если советский патриотизм был с душком, то от нынешнего нос закладывает за километр.

Десятки тысяч людей, вышедших на улицы Хабаровска в защиту арестованного губернатора Фургала, должны, по идее, отрезвить Кремль. Если бы в столице вывалил такой же процент горожан, протест объединил бы 1, 2 млн москвичей. И мы проснулись бы в новой стране. А ведь доводить Дальний Восток, давно и всерьёз недовольный «колониальным правлением», было совсем не обязательно. Это и есть локальный патриотизм, из-за которого уже пришлось приостановить строительство мусорного полигона на станции Шиес (Архангельская область).

Когда группа активистов соорудила палаточный лагерь в Шиесе, строители полигона думали, что легко их снесут, – натравили полицию и боевиков-чоповцев. Да и зима на носу – тут в январе -40 градусов бывает, все наверняка разбегутся. Но народ не то что выстоял, но и прирастал числом – до 600 человек. Шиес стал символом и знаком сопротивления власти, не слышащей свой народ. Люди говорят, что нельзя годами выкачивать из их малой родины нефть, газ, железо, лес, а вместо них завозить ядерные полигоны, радиоактивные отходы и армии уголовников. На митинг солидарности с защитниками Шиеса, который собрался 9 ноября 2019 г. в Мичуринском парке 245‑тысячного Сыктывкара, 5 тысяч участников не принесли ни одного триколора – только республиканские флаги.

Когда жители Петербурга протестовали против передачи Исаакиевского собора РПЦ, а екатеринбуржцы – против храма в сквере, это был протест против чиновничьей наглости. Журналист Семён Новопрудский сформулировал: «Ни светская, ни церковная власть в России не завоевали в глазах людей право строить храмы где им вздумается». «Духовные скрепы» стали инструментом принуждения государства к бездумной и безропотной лояльности людей любому начальству – поэтому верующие бывают против строительства храмов.

Вероятно, впервые в истории России мы присутствуем при рождении национальной идеи снизу. Публицист Юрий Сапрыкин полагает, что эта идея сформулирована ещё в балабановском «Брате» и сегодня разлита во всём – от популярных сериалов до работ уличных художников: «Это локальный патриотизм – ощущение принадлежности не к державной абстракции, а к конкретному месту, к которому нужно относиться с заботой, уважением и вниманием. Это проявляется и в подъёме регионального краеведения, в переоценке местного исторического наследия – в котором, например, конструктивизм и индустриальная архитектура оказываются не менее важны, чем церкви и народные промыслы; в буме внутреннего туризма, в моде на фермерство и локальные продукты и т.д. Это новый пантеон культурных героев – не назначенных сверху, а выбранных стихийно, в котором Андрей Платонов, обэриуты, Егор Летов или Алексей Балабанов воспринимаются как нечто глубинно важное, объясняющее саму суть России. Это совершенно иное отношение к 1990‑м – не как к «лихому» десятилетию и не как ко «времени свободы», но как к трагической и героической эпохе, откуда все мы родом. Это постепенно тренируемый навык кооперации, совместных общественно значимых действий, объединения с соседями, коллегами и единомышленниками для какой-либо значимой цели – будь то борьба против вырубки сквера перед домом, помощь ближайшему детскому дому или защита несправедливо задержанного однокурсника. Это, в конце концов, преодоление свойственных старшим поколениям комплексов национальной неполноценности (с которыми, возможно, связаны особенности российской внешней политики) – спокойное и трезвое ощущение, что «русские норм», а жить в России, несмотря ни на что, здорово».

И этот зазор между властью и людьми, которые потихоньку прибирают к рукам ответственность за свою жизнь и не ждут спущенных сверху «скреп», – лучшая новость начала нулевых. Другое дело, что человек не может однажды стать храбрым или свободным – и оставаться таким всю жизнь. Эти мускулы нужно регулярно качать. Но есть подозрение, что власть хотела бы прикрыть качалку.