На Нобеля надежды нет

В первой половине октября в Стокгольме вручили очередную порцию Нобелевских премий. Снова обошлось без россиян, но попытки выстроить на этом факте конспирологию о мировом антироссийском заговоре выходят совсем нелепыми. Нельзя сказать, что в России перевелись Павловы и Капицы. Всё куда проще: государственная система поддержки науки выстроилась таким образом, что они молодыми магистрами уезжают за границу вместе со своими идеями. Или просто становятся чиновниками и функционерами.

Традиции незыблемы

У Нобелевской премии, согласно завещанию Альфреда Нобеля, всего пять номинаций: физика, химия, медицина, литература и заслуги в области сохранения мира. Канонической стала и премия по экономике: её учредил в 1969 г. Банк Швеции, но присуждается она в полном соответствии с нобелевскими стандартами – разве что денежный эквивалент (а это чуть больше одного миллиона долларов) выплачивается не из наследства Нобеля. Иногда говорят о неофициальных премиях по музыке, географии, искусству, но это выглядит как попытка примазаться к престижному бренду. Например, Нобелевкой по архитектуре иногда называют Притцкеровскую премию, а по музыке – Polar Music Prize.

Букмекеры принимают ставки на Нобелевские премии только по литературе и мира. Поскольку в науке всё более очевидно и редко случаются сенсации. Поэтому и о несправедливости разговоров практически нет. Вот, к примеру, в нынешнем году Уильям Кейлин, Питер Рэтклифф, Грегг Семенза получили премию по медицине за молекулярные исследования механизмов адаптации клеток к наличию или отсутствию кислорода. В пресс-релизе Нобелевского комитета говорится, лауреаты «раскрыли механизм одного из самых важных адаптационных процессов в жизни», выявив, как именно регулируется активность генов при различных уровнях кислорода. Их находка может поменять стратегии в лечении онкологии, анемии, инфаркта миокарда.

И кто скажет, что не по делу получили премию по химии Джон Гуденаф, Стэнли Уиттингем и Акира Йоcино за разработку литийионных аккумуляторов? Литийионные батареи революционно изменили нашу жизнь после 1991 г., заложив основу беспроводного общества, в котором больше не нужен бензин. А сегодня человечество ожидает в продаже легковесные батареи с большим потенциалом использования, которые весят менее одного килограмма и способны заряжаться, например, энергией ветра. И это «возможности устойчивого и экологического энергопотребления».

Нобелевские скандалы последних лет связаны не с тем, что какого-то гениального учёного «прокатили», а всего лишь со сливами информации из Нобелевского комитета. Например, официально лауреата ещё не объявили, а журналисты уже знают имя (академия принимает решение за сутки-двое до объявления). Что Бобу Дилану дадут премию по литературе в 2016 г., стало известно за два дня до вручения. Расследование показало, что муж поэтессы Катарины Фростенсон, входящей в жюри, использовал шанс продемонстрировать знакомым свою осведомлённость – даже не за деньги. По российским меркам, где даже на детской премии «Голос» включается тупое кумовство, это даже не скандал. А чуть ли не единственными пятнами на репутации Нобелевки остаются истории с присуждением Премии мира вице-президенту США Альберту Гору, подписавшему Киотский протокол, и президенту Бараку Обаме в 2012 г. «за экстраординарные усилия в укреплении международной дипломатии и сотрудничества между людьми». Махатму Ганди, между прочим, выдвигали и «прокатили» 12 раз.

Любители всё очернить, конечно, вспоминают, что и Сталин выдвигался на Премию мира (дважды), и Гитлер, и Муссолини, и Ленин и даже Александра Ивановна Коллонтай. Что с того? Нобелевская премия – всё равно самый престижный приз, оценивающий принесённую человечеству пользу. И хотя говорят, что наука не имеет национальности, а гражданство лауреата совершенно неважно, здесь, как и на Олимпиаде, ведётся неофициальный командный зачёт. Где Россия, увы, сползает с первых мест в середину таблицы.

Богатыри – не мы

За 118 лет Нобелевская премия мира лишь дважды вручалась «нашим» – Андрею Сахарову в 1975 г. и Михаилу Горбачёву в 1990-м. Если не считать родившегося в Варшаве в 1908 г. сэра Джозефа Ротблата и уроженца Брест-Литовска Менахема Бегина. С премией по литературе вроде бы достижений побольше: Иван Бунин, Борис Пастернак, Михаил Шолохов, Александр Солженицын, Иосиф Бродский. А если брать родившихся на территории Российской империи и Советского Союза, то сюда же Светлана Алексиевич, Генрик Сенкевич, Владислав Реймонт, Франс Силланпяя, Исаак Зингер, Чеслав Милош. Но гордилось ли государство этими выдающимися писателями? Бунин и Бродский на момент вручения премии были эмигрантами. Солженицына практически выперли из страны за его гражданскую позицию, Пастернака заставили отказаться от триумфа в Стокгольме.

Единственный нобелевский лауреат по литературе из нашей страны, который был худо-бедно вписан в господствующую систему, – это Шолохов. Но многих читателей «Тихого Дона» до сих пор грызут сомнения, что блестящую поэму в прозе написал именно он – недоучившийся из-за войны 23-летний уроженец хутора Кружилинского станицы Вёшенской, которому в разгар описываемых событий было 13 лет. Если же брать великий и могучий русский язык, то на нём писали всего 6 лауреатов Нобелевской премии по литературе. Это шестой показатель – после английского (29), французского (14), немецкого (13), испанского (11) и шведского (7) языков.

Кто-то сморщит нос: наша великая Родина – и на 6-м месте? На самом деле достижения россиян, признанные Нобелевским комитетом, – это неплохой показатель для страны, создающей нынче менее 1,7% мирового ВВП. Мы соревнуемся с Западом и претендуем на некое лидерство только в воображении. А в реальности Россия – это 2% населения планеты, размер ВВП на человека – в седьмой десятке, зарплаты – в пятом десятке, темпы роста за 15 лет – на 20% ниже общемировых, в сотне лучших вузов мира – один МГУ, доля в мировой торговле – 1%.

При этом Россия дала медицине и физиологии фундаментальные открытия Ивана Павлова и Ильи Мечникова. В 1950–1970‑е триумфа удостаивались химик Николай Семёнов, экономист Леонид Канторович, физики Павел Черенков, Илья Франк и Игорь Тамм (одна премия на троих), Лев Ландау, Николай Басов, Александр Прохоров, Пётр Капица. Уже в 2000-х России досталось ещё три премии по физике: Жореса Алфёрова, Алексея Абрикосова и Виталия Гинзбурга (одна на двоих), Константина Новосёлова (в соавторстве с британцем Андреем Геймом). Граждане России и СССР в сумме получили 21 Нобелевскую премию, а родившиеся на нашей территории иностранцы – 22. Но в реальности разрыв куда шире.

Константин Новосёлов, разделивший с Геймом Нобелевскую премию в 2010 г. за изобретение графена, рванул в Нидерланды в 1999 г., видя, что в новой России его работа никому не нужна. Хотя де-юре оставался гражданином России (сейчас он рыцарь-бакалавр Великобритании). Алексей Абрикосов ещё в 1991 г. принял приглашение Аргоннской национальной лаборатории в Иллинойсе и эмигрировал в США, отказавшись возвращаться в Россию, и в 1999-м получил американское гражданство.

Соавтор Абрикосова 93-летний Виталий Гинзбург тихо скончался в Москве в 2009 г., практически никем из первых лиц не замеченный. Иностранный член девяти академий наук (включая американскую Национальную академию наук и Лондонское королевское общество, Академию искусств и наук США и Европейскую академию), известный своими антиклерикальными взглядами, вряд ли годился на роль лица новой России. Он был знаком или работал с Курчатовым, Вавиловым, Ландау, Капицей, Сахаровым, и власть не хотела лишний раз обращать внимание, что на смену их эпохе в науке пришла пустота. Точнее, никого, соизмеримого по масштабу, при созданных этой властью правилах игры появиться в науке и не могло.

Трудности перевода

Варшавянка Мария Склодовская-Кюри обосновалась во Франции и получала Нобелевскую премию дважды – по физике (1903) и по химии (1911). Рижанин Вильгельм Оствальд свалил в Германию и в 1909 г. стал лауреатом по химии за работы по катализу. Вряд ли можно назвать «нашими» химиков-лауреатов: швейцарца Пауля Керрера, финна Арртури Виртанена и поляка Тадеуша Рейхштейна, которые только родились в Российской империи. Но вот американец Зельман Ваксман, изобретатель стрептомицина (первого антибиотика, эффективного при лечении туберкулёза), вырос в Одессе. А лауреат по экономике Саймон Кузнец успел поработать в Белоруссии. И трудно себе представить, что, оставшись советским экономистом, он был бы награждён за «эмпирически обоснованное толкование экономического роста».

Не от хорошей жизни лауреат 1977 г. по химии Илья Пригожин стал бельгийцем, а экономист Василий Леонтьев – гражданином США. Британский физик сэр Андрей Гейм уехал из Москвы 32 лет от роду – то есть уже сложившимся специалистом. А стал бы Иосиф Гурвич самым возрастным лауреатом по экономике в 2007 г., если бы 23 лет от роду не умудрился выбраться из Союза при Сталине?

При этом советская эпоха считалась удобной для академической карьеры. Математику не нужно было, как сегодня, раз в полгода доказывать рентабельность своей деятельности, чтобы получить грант ещё на полгода. Не нужно было писать 500-страничные заявки на получение поддержки, которая может прийти в ноябре вместо февраля, а без неё не заказать за рубежом какие-нибудь реактивы. Петра Капицу никто не пытался пересадить на 0,7 ставки, так как начальству нужно показывать рост зарплат при падающем финансировании. А как бы отнёсся Лев Ландау, если бы к нему в лабораторию вдруг ворвалась полиция и обвинила, что какой-нибудь из тысяч используемых им препаратов можно использовать для получения наркотика? И посему Ландау надо посадить лет на пять. Как быстро он собрал бы манатки на Запад?

Имитация научной деятельности, которая широко развилась в сегодняшней России при новых правилах игры, вряд ли будет когда-нибудь высоко оценена Нобелевским комитетом. Это, к счастью, не премия «Голос», не Государственная дума и не Центризбирком. И не факт, что наши депутаты глупее шведских академиков. Просто одним повезло с институтами государства, а другим нет.

Как рассказывали «АН» в феврале 2019 г. государственный Российский научный фонд (РНФ) свернул на неопределённый срок бюджетное финансирование более чем 300 научных проектов на 7,3 млрд рублей. Это не первый сигнал: власти наука особо не нужна, сырьевая экономика без неё с грехом пополам обойдётся. Отказаться от поддержки науки публично было бы слишком рискованно, а потому хвост режут по частям.

Что меры государственной поддержки молодых учёных в России несистемны и малоэффективны, в начале 2019-го объявила Счётная палата: «У государства нет понимания, сколько средств инвестируется в одного молодого учёного и каков эффект от этой поддержки». Неизвестно даже, сколько учёных в России осталось: по данным Росстата, в наукоградах трудится почти 47 тыс. учёных, а по данным Минобрнауки, – только 28 тысяч. Нехилое расхождение в 40% отметила аудитор СП Светлана Орлова. Нет даже определения понятия «молодой учёный»: чтобы «омолодить» цифры отчётов и показать великие «достижения» реформы, в молодёжь записывают докторов наук до 45 лет.

Полувоенная тайна

Не менее важен фон, в котором развивается российская наука. Например, Роскомнадзору срочно потребовалось заблокировать мессенджер Telegram – ради этой великой государственной цели недоступными оказались почти 18 млн IP-адресов. Совет Межрегионального общества научных работников (ОНР) по этому поводу обратился к премьер-министру Дмитрию Медведеву с жалобой: дескать, блокировка привела к коллапсу в работе научных учреждений вплоть до того, что даже заявки на гранты не подать. Медведев мог бы показать учёным, что их голос и проблемы что-то значат для власти, хотя бы погрозив Роскомнадзору пальцем. Но ничего подобного не произошло.

Жил-был в Краснодаре 26-летний учёный Дмитрий Лопатин. Он изобрёл гибкие солнечные фотоэлементы новой конструкции с использованием первоскита вместо кремния, которые эффективно работают даже на закате, в облачную погоду и в туман. При этом они в пять раз дешевле в производстве, чем обычные фотоэлементы. А разработкой беспроводного зарядного устройства заинтересовались крупные производители сотовых телефонов. Выпускник аспирантуры кафедры радиофизики и нанотехнологий Кубанского госуниверситета является автором трёх патентов, полуфиналистом и соавтором Зворыкинской премии, победителем конкурсов «Энергетика будущего» и Russia Power. Казалось бы, вот кого надо показывать по ТВ в прайм-тайм в качестве примера для подражания.

Однако на телеэкраны Лопатин попал после того, как заказал по почте из Китая один литр растворителя гамма-бутиролактона, который, как позже выяснилось, является ещё и психотропным веществом. «Одно из веществ в составе солнечных элементов (иодид свинца) растворяется только в трёх растворителях, в том числе и в гамма-бутиролактоне, – объясняет Дмитрий. – Мы готовили «солнечные чернила» для принтера на основе других веществ, однако они нас не устраивали по вязкости и температурному режиму». Для прокуратуры всё это ехало-болело: она потребовала для Лопатина 11 лет лишения свободы. Видимо, для государства будет выгоднее, если цвет нации снова будет гонять тачку на лесоповале.

Как ни странно, за последующие три года Лопатин так и не уехал из России. Он рассказывал в интервью, как одни только обвинения прокуратуры тут же лишили его всех наклёвывавшихся грантов. А Индия проявляет куда больший интерес к его исследованиям, чем Россия. Одной ногой Дмитрий уже за кордоном – на родине осталось 30–40% объёма его исследовательских работ.

Помимо негативного информационного фона молодых учёных гонит за границу отсутствие в России практики постдокторантуры. А их карьерный рост нынче неприлично сильно зависит от личности руководителя и статуса университета. По словам доцента кафедры высшей математики МФТИ Андроника Арутюнова, даже Мексика и Китай предоставляют молодым математикам более комфортные условия: зарплата выше, творческий отпуск дольше. А времени ждать у моря погоды нет: 90% учёных делают свои лучшие открытия, которые потом всю жизнь развивают, в возрасте от 25 до 35 лет.

Сотрудник РАН религиовед Алексей Зыгмонт говорит, что молодому учёному в России сейчас и места не найти: «Все ждут смерти старого профессора, чтобы освободилась ставка. Мешают и другие вещи: там, например, где формально есть конкурс, на самом деле всё решается благодаря личным связям. Если ты не «дружище», то ты можешь биться в конкурсе, но ничего не произойдёт». По словам декана факультета математики НИУ ВШЭ Владлена Тиморина, треть выпускников бакалавриата последних лет продолжили обучение за границей, в том числе в Гарварде и Принстоне, одна треть – на магистерской программе факультета, ещё одна – по другим специальностям. Получается, что на рынок труда из бакалавров не вышел никто.

Между тем государство деньги на науку тратит, но тренды от его имени формулируют лоббисты, интересы которых загадочны. Почему-то сохраняется «докрымский» тренд на привлечение исследователей из-за границы. Из 40 получателей правительственных мегагрантов размером до 150 млн рублей лишь 20 имеют гражданство России, а постоянно проживают в нашей стране лишь пятеро. Большинство победителей конкурса среди зарубежных учёных – граждане США и Германии. Один из самых известных возвращенцев – биолог из США Константин Северинов охарактеризовал атмосферу в отечественной науке как «унылое говно»: «Приходишь в лабораторию, слушать некого, люди не могут объяснить, почему интересно то, чем они занимаются».

Профессор математики Женевского университета Станислав Смирнов получил 95 млн рублей. В интервью он говорит, что это большие деньги даже по мировым стандартам, но раздавали их как-то хаотично: за месяц до окончания срока подачи заявок пошла реклама. На Западе большие конкурсы анонсируют за год-два, чтобы больше конкурсантов смогли представить заявки. А в России участники конкурса даже рецензий не получили, чтобы на будущее представлять себе приоритеты грантодателя. Как будто его главная цель – поскорее избавиться от ненужных государственных денег и снова начать экономить копейки.

Танцы вокруг реторты

Пока 30 развитых стран испытывают дефицит 300 тыс. исследователей, Россия затеяла реформу Российской академии наук, вызвавшей протесты учёных по всей стране. После начала реформы в Сибирском отделении РАН провели исследование: отрицательно к реформе относятся 70% молодых учёных, 40% теперь не исключают возможности покинуть отечественную науку!

РЕФОРМА РАН грянула в 2013 году. Но условия работы стали ухудшаться ещё в 2006–2009 гг., когда во многих НИИ выкосили до 30% ставок. Отразилось это прежде всего на вчерашних аспирантах. Задолго до падения нефтяных цен стало сокращаться количество жилищных сертификатов для молодых учёных, а служебные квартиры и вовсе исчезли. В ноябре 2015 г. ЮНЕСКО опубликовала доклад по науке «На пути к 2030 году». Из него следует, что вклад России в мировую науку в настоящее время составляет 1, 7%, более чем в 11 раз отличаясь от китайского (19, 6%) и в 15 раз от американского (28, 1%). Причём вклад этот обеспечивают традиционные советские отрасли вроде теоретической физики, где доля российских исследований более – 6%. А в некоторых перспективных сферах, требующих дорогостоящего оборудования, мы и вовсе близки к нулю. Нашему уровню среди «научных держав» соответствуют Турция и Бразилия.

В принципе всё справедливо: наш вклад в науку полностью соответствует нашей доле в мировом ВВП.Доля Бразилиив 1, 98% больше наших 1, 67% по итогам 2018 года. Но, может быть, реформа РАН как раз и призвана «вернуть ведущие позиции в науке». А то 591 российский патент, оформленный в 2013 г., – это 0, 2% от общего числа открытий в мире. Что уже совсем неприлично не то что для великой, но и просто заметной страны.

И вот 6 лет спустя после начала реформы появились первые оценки результатов. Президиум Российской академии наук провёл опрос среди академиков, членов-корреспондентов и профессоров РАН, и в начале октября 2019 г. президент РАН Александр Сергеев поделился результатами. 64% участвующих в опросе учёных считают, что «положение в российской науке за последние шесть лет ухудшилось». 22% респондентов считают последствия реформы двоякими – «как положительными, так и пагубными». И лишь 5, 5% склонны считать реформу РАН «благотворной для своей области науки».

Как отметил Сергеев, наиболее низкую оценку результатам реформы дали учёные Дальневосточного отделения РАН – с критикой выступили все 100% респондентов. В Уральском отделении немногим лучше – 95%. Президент РАН отметил, что финансирование науки не увеличилось: «Мы год сражались на разных уровнях и в разных министерствах, но результаты, к сожалению, неутешительные. И объясняется это не отсутствием денег, а тем, что, согласно закону, Академия наук не является научной организацией, а соответственно, и не проводит научные исследования».

Реформаторы так хитро преобразили академию, что теперь де-юре в РАН не работает ни один научный сотрудник. А значит, и министерства не имеют юридических возможностей финансировать исследования. Не рвётся вкладывать в российских учёных и бизнес, хотя именно на это уповала реформа: интеграция науки и практики. В России из бюджета финансируется 70–80% научных исследований, а 20–30% – частными компаниями, в то время как на Западе всё ровно наоборот.

В РАН подсчитали, что на каждого из 350 тыс. научных работников в России приходится 100 тыс. долларов в год. А в развитых странах – 300–400 тысяч. Но президент РАН Сергеев считает, что реальное отставание – раз в десять: «Дело в том, что в сумму 100 тысяч долларов входят и финансы, которые предназначены для покупки за рубежом необходимого иностранного оборудования и для участия в международном сотрудничестве». При этом стоит задача: к 2024 г. войти в пятёрку наиболее развитых в науке государств. Как пить дать в ход пойдёт наращивание индекса Хирша, при котором всех авторов обяжут цитировать великих учёных из своего начальства. И все подобные игры, справедливо наречённые «молоком без коровы». Пока перспективный молодой учёный сидит на чемодане перед выездом в аэропорт, выпивая рюмку «на ход ноги».