Рука на пульсе Земли

Пока все обсуждают возможное извержение американского вулкана Йеллоустоун и в связи с этим хоронят Соединённые Штаты, главный вулканолог и сейсмолог России напоминает об опасностях, грозящих нашей стране. «Однажды просто так не проскочим!» – предупреждает Алексей ОЗЕРОВ, директор Института вулканологии и сейсмологии ДВО РАН.

– НЕДАВНО я был свидетелем «кухонной» обывательской дискуссии: один спорщик говорил, что обширные российские территории вгоняют в грусть, поскольку в основном лежат в холодных природных зонах, а другой возражал – мол, зато у нас нет землетрясений…

– Подобные дискуссии нередки, но давайте посмотрим на реальные обстоятельства. Даже в Москве бывают землетрясения, пусть и не сильные – 2–3 балла. Не надо забывать и о трагедии 1995 года в Нефтегорске Сахалинской области, который мы называем «городом стонущих руин»: легли дома, и из-под них никто не вышел. А главное, Россия включает чрезвычайно сейсмически опасные территории – Камчатку, Курильские острова и Сахалин (два часовых пояса страны). Эти территории имеют самый высокий уровень сейсмичности на нашей планете. Главные города Камчатского края – Петропавловск-Камчатский, Елизово и Вилючинск – находятся в зоне 9-балльного землетрясения.

За последние 300 лет Камчатка не менее пяти раз находилась под воздействием 9–10-балльных землетрясений. Это часто! И если раньше люди жили здесь в шалашах и срубах, то после Великой Отечественной войны стали строить пятиэтажки. Сейчас строят семи-, восьми- и даже 16-этажные дома. При выборе территории будущего строительства и обсуждения строительных проектов привлекают учёных нашего института, но, к сожалению, далеко не всегда – и это беспокоит.

Кроме того, я лично не одобряю многоэтажного строительства. Точнее, я не против, но при точном соблюдении ряда условий. Важно знать, как происходит строительство, прошли ли строители специальное обучение. В советское время существовали экспериментальные лаборатории, где решалось, какой металл и какие бетонные конструкции лучше использовать, какой нужен фундамент, как правильно сделать лестницы, чтобы они не складывались, и так далее, – сейчас таких лабораторий нет. Строители на Камчатке, с которыми мне доводится общаться, никакого специального обучения не проходят.

– Президиум АН СССР основал ваш институт именно на Камчатке по той причине, что здесь неспокойно?

– Да. Как и Курилы, Камчатка находится в «тихоокеанском огненном кольце» Земли. Это «кольцо» располагается вокруг Тихого океана и является самой протяжённой геологической структурой на планете – 80 тысяч километров. На его территории происходит 80% всех извержений, землетрясений и цунами. Здесь проживает треть населения планеты: Россия, США, Япония, Соломоновы острова, Индонезия, Новая Зеландия, Латиноамериканские страны. Если говорить о Камчатке, то здесь 29 активных вулканов, в год извергается от трёх до семи. Мы – самая вулканически-горячая точка планеты. Кроме того, вулканы здесь разнообразны, принципиально отличаются друг от друга.

Напомню: Камчатка и Курилы имеют для России важное оборонное и промышленное значение, а Сахалин – нефтегазовое, так что проблемы этих регионов не являются проблемами одних только местных жителей.

– Уже много лет вы продвигаете проект оперативного оповещения о землетрясениях на Камчатке…

– Да, именно так – проект оперативного оповещения. Говорить о надёжном прогнозировании землетрясений мы не можем: никто в мире этого не умеет. Пока не умеет. 50–60 лет назад не было возможности прогнозировать извержения вулканов – теперь такая возможность появляется. Прогнозировать землетрясения люди тоже со временем научатся (сейчас мы вместе с камчатским Геофизическим центром к этому ближе, чем ещё 10 лет назад). И уже сегодня мы в силах создать систему оповещения о приближающейся сейсмической волне.

– И за какое время до подхода волны сможет оповестить о ней ваша система?

– За 20–150 секунд. Этого достаточно для блокировки опасных производств. У людей будет шанс покинуть здания.

– Покинуть за 20–150 секунд?

– Люблю скептиков! Вы на каком этаже живёте?

– На седьмом.

– Так, давайте прикинем… Седьмой этаж, мужчина, относительно неплохая физическая форма… Вы сбежите по лестнице за 40 секунд. Не верите?

– Не то что не верю, но сомневаюсь.

– А вы проверьте. Я вот предпочитаю всё проверять на себе и других к этому призываю. Так и говорю скептикам: давайте прямо сейчас пробежим. Мне отвечают: мол, мы сейчас не можем, мы на каблуках… Они на каблуках, я в костюме, всем неудобно, а что делать? Сейсмическая волна не станет спрашивать, удобно нам бежать или нет. Кстати, я и детскую скорость проверил, пообещав своей 8-летней дочке чупа-чупс, если она на всех парах сбежит с третьего этажа. Дочка сделала это за 18 секунд, ещё и дверной замок сама открыла.

Конечно, после эвакуации люди могут столкнуться с другой проблемой – зима, пурга. На этот случай нужно иметь «рюкзак тревоги». Каждому – свой. Представляю картину: жена просит мужа взять её рюкзак… Он ей: «Ты инструкции читала? Неси сама!» Жена обижается, скандалит, в этот момент подходит волна, и всё… Эвакуироваться надо оперативно. И, ради бога, не надо тратить время на паспорт – новый сделаете.

– Во сколько обойдётся ваша система оповещения?

– В 10 миллиардов рублей.

– Немало.

– Немало относительно чего? Можно посчитать, сколько денег нужно потратить на то, чтобы восстановить город, и сколько – чтобы его спасти. Получаются цифры, принципиально отличные друг от друга. Строительство трёх домов в Петропавловске-Камчатском обходится в миллиард рублей. А ещё есть цена, которая не измеряется деньгами, – человеческие жизни.

– Скепсис, который вы отмечаете, вызван тем, что в мире под те или иные научные проекты выделяются колоссальные средства, а потом выясняется… В общем, вы поняли. Лучший тому пример – история с глобальным потеплением.

– Мы не выдумали землетрясения на Камчатке, так ведь? Сейчас особо не трясёт, всё спокойно, поэтому я могу себе позволить в нашем разговоре иронию. А когда в течение года-двух сильно потряхивает, тогда не до смеха. Люди ночами жгут костры. Женщины спят одетыми, готовые к эвакуации в любой момент. В декабре 2011 года в Петропавловске-Камчатском началась паника, безысходное отчаяние: появилась информация о возможности сильного землетрясения в ближайшее время. Специалисты отказывались от комментариев. Журналисты сбились с ног в поисках того, кто сможет внести конкретность в происходящее. Проведя скрупулёзный анализ предвестников и сейсмологической обстановки, я рассказал о своём видении грядущих событий. Город выдохнул. Ту статью – с моими комментариями происходящего – тогда читали все, её передавали из рук в руки, пересказывали, пересылали электронные версии. «Озеров сказал, что проскочим!» – радовались люди. Всем был важен текущий момент, а я вместе с тем хотел донести до общества простую мысль: однажды просто так не проскочим. Надо начинать заблаговременную подготовку.

Кстати, проект, аналогичный нашему, уже реализовали японцы, начали реализовывать американцы и израильтяне.

– Они воспользовались вашими наработками?

– Не факт. Могли дойти до этого и своим путём.

– А ведь российские журналисты пишут, что вы единственный институт вулканологии и сейсмологии в мире…

– Думаю, писать о нас нужно немножко поспокойнее. Мировая наука устроена по-другому, и в некоторых случаях у них нет необходимости концентрировать все силы в одном месте. Скажем, в США есть геофизическая служба и – параллельно – наука в университетах. Сейсмология и вулканология у них очень сильные, и в лабораторном отношении тоже. Финансирования и, соответственно, аппаратуры у них больше. Не всегда они могут конкурировать с нашими ведущими сотрудниками, но и абы кого у них в науку не берут – на неё тоже распространяются жёсткие условия капитализма и конкуренции.

– Ожидаете ли вы инвестиций в ваш проект от камчатского бизнеса?

– Нет, на это я не рассчитываю. Большой бизнес другими делами занят, малый – сам нуждается в помощи, а средний – близок либо к большому, либо к малому. Наш проект – это задача губернатора и федерального центра.

– В начале разговора вы упомянули землетрясения в Москве – ей тоже нужна ваша система?

– Нет, для 2–3-балльных землетрясений строительство в Москве вполне удовлетворительное.

– А Северному Кавказу – нужна?

– Там несколько сложнее. У нас, на Камчатке и Курильских островах, 99% землетрясений идут с одной стороны, а на Кавказе обстановка менее определённая, надо дополнительно разбираться.

– Вы продвигаете проект с 2001 года. Это долго. На кого бы вы посетовали?

– Посетовать я могу только на самого себя, но вообще-то сетование бесполезно. Лучше потратить эту энергию на движение вперёд. Новшества часто пробивают себе путь с большим трудом, это нормально. Известный производитель безопасной бритвы-станка на протяжении восьми лет продвигал её, дарил миллионерам, доказывая, что она лучше опасной, – и теперь ею пользуются все.

– Вы возглавили институт год назад, выиграв выборы. Не отнимает ли административная работа время у научной?

– Каждый человек растёт, движется, проявляет себя в разных ипостасях, набирает опыт, знания, интеллектуальный вес. Если вы приходите в определённую научную область, из которой способны двигаться дальше и сильно желаете этого, то судьба поведёт вас к новому этапу. На протяжении жизни мне удалось сделать несколько открытий, к которым не подошёл никто в мире, и сейчас есть перспективы новых достижений. Когда я прихожу на вулкан, меня спрашивают: «Что случится завтра? Вон внизу город, мерцает огоньками, в нём живые люди – что с ними будет?» Необходимо дать ответ. Значит, нужно организовать коллектив, усилиями которого это станет возможно. Те, кто говорит, что директор – лишь администратор, на мой взгляд, не совсем правы. Руководитель научного подразделения – в первую очередь учёный. Он задаёт направление научным исследованиям. Кто, кроме учёного, может задать направление деятельности научного коллектива? Да, приходится тратить время и на излишнюю административную работу, которой, как мне кажется, я заниматься не должен. Но делать главные вещи я успеваю. Кроме того, директорский статус помогает продвигать проекты.

– Напоследок стоит вкратце упомянуть другой ваш проект – «Минимизация рисков, связанных с сильными и катастрофическими базальтовыми и андезитовыми извержениями на Камчатке».

-Упомянем именно вкратце, чтобы не запутать читателя. Аэропорт, база атомных подлодок, газопроводы, водозаборы, автотрассы, мосты, телекоммуникации – всё на Камчатке находится в зоне действия вулканов. Над полуостровом ежесуточно оказываются в воздухе около 30 тысяч авиапассажиров. Попадание твёрдых частиц вулканического пепла в турбины самолёта блокирует работу двигателя и приводит к падению. За последние 100 лет извержения вулканов Авачинской группы, вблизи которых расположены наши города, происходили семь раз. Мы предлагаем внедрение принципиально новых аппаратурных комплексов, они будут фиксировать ряд динамических параметров вулкана. Это позволит создавать полную картину состояния конкретного вулкана, моделировать сценарии его деятельности и в случае необходимости передавать экстренное предупреждение об опасности. Нигде в мире такого подхода к изучению вулканов нет. Этот проект стоит около 250 миллионов рублей и тоже привлекает внимание нашего правительства.