Высоконаучная видимость

Этой осенью должны подвести первые результаты исполнения майских указов и национальных проектов Владимира Путина. Нет сомнений, что рапорты и реляции будут победоносными и радостными. Продажная девка реальности – статистика, нет сомнения, посчитает всё как нужно. Министры, захлёбываясь от восторга, будут наперебой верноподданно докладывать о героических свершениях вверенных им ведомств в приближении светлого горизонта будущего. Говорить о неудачах и провалах правительства в ближайшие годы станет делом неприличным, как портить воздух в обществе монарших особ.

Министр высшего образования и науки Михаил Котюков, выступая на правительственном часе в Госдуме, уже задал высокую планку по отчётности за нацпроект «Наука». «Всё хорошо, прекрасная маркиза!» – спел министр. Президент РАН Александр Сергеев был осторожнее в оценках: «Мы можем войти в пятёрку высокоразвитых держав разве что по активности публикаций, причём их главная часть сделана по результатам исследований, проведённых за границей – на том самом современном оборудовании. Что нам это даёт?! Надо оценивать себя по реальным показателям, без лукавства!» И собрал узкую пресс-конференцию в академии, на которую пригласили избранных журналистов. «Случайно» там оказались и «АН» и задали неприятные вопросы президенту РАН Александру Сергееву. Наиболее интересные фрагменты беседы (с редакционными комментариями) мы и печатаем сегодня.

Имидж – всё

– В эти дни в Санкт-Петербурге проходил XXI Менделеевский съезд, крупнейшая научная конференция в России. Думаю, что по числу участников и в мире это одно из крупнейших научных событий. Почти четыре тысячи человек. В том числе 400 иностранных участников из 60 стран. Съезд проходил в рамках Международного года таблицы химических элементов, которой в этом году исполнилось 150 лет. Мы, Россия, активно участвовали в этих мероприятиях. Для нас это очень яркое «затверждение» позиций нашей науки, и не только химии, на мировом научном небосклоне. Мы продолжаем очень серьёзные научные исследования. Являемся наследниками великого открытия, которое сделал наш соотечественник. И продолжаем быть на передовых рубежах. Это очень имиджевое событие для российской науки, которое показывает, что мы есть и стремимся к тому, чтобы продолжить занимать серьёзные позиции.

От редакции. В своём небольшом выступлении о съезде Сергеев четыре раза употребил термин «имидж». То есть «образ», как должна выглядеть современная российская наука. Причём как на «мировом небосклоне», так и в глазах чиновников. Всякого рода конференции или съезды для этого чрезвычайно удобны. Собери побольше участников, да ещё статусных, и будет чем отчитаться перед начальством. Кстати, одной из задач съезда была наша идея о присвоении на международном уровне таблице химических элементов имени великого Дмитрия Менделеева. Сейчас таблицей Менделеева её называют только у нас. Инициатива, конечно, нужная и полезная, но явно не отвечающая задаче прорваться наконец-то в пятёрку ведущих научных держав современности.

Открывавший съезд премьер Дмитрий Медведев подтвердил, что правительство одобрило создание ежегодной премии им. Менделеева (её уже, пока даже не созданную, приравняли по статусу к Нобелевской). С двумя победителями и вознаграждением в 250 тысяч почему-то «ихних» долларов каждому.

Также принципиально одобрено создание на столь любимом принципе государственно-частного партнёрства некоего международного научного фонда Россия–ЮНЕСКО имени того же Менделеева, который будет финансировать работу российских учёных в рамках международных проектов.

Академик Сергеев поясняет:

– Сегодня серьёзная наука делается большими консорциумами учёных из разных стран. Десятки исследователей из разных стран мира посредством современных средств коммуникаций вместе со своими лабораториями решают серьёзные научные задачи. Это современный бренд. Но доброго дяди для финансирования таких консорциумов нет. Например, в Европейском Союзе все страны сдают деньги в общий научный котёл, и принимается решение, какие исследования финансируются. Россия сегодня в силу различных причин не участвует (финансово) в этих процессах. Поэтому наши учёные в Европе в роли пристяжных. У нас есть профессионалы, которых приглашают в различные европейские проекты, но это заканчивается тем, что они уезжают. Сколько можно ждать и смотреть на это?!

От редакции. На правительственном часе прозвучала цифра в один миллион наших учёных, которые уехали работать за границу. Ещё раз – один миллион! Бегут от нищенских зарплат, от скудной оснащённости рабочих мест, по которой мы в десять раз отстаём от цивилизованных научно ориентированных стран. Бегут от бюрократии, от Фурсенко и Котюкова, плодящих всё новые и новые приказы, инструкции и отчёты. Но президент РАН аккуратен в словах.

– Те культура, форма и манера общения власти с наукой, которые есть в большинстве развитых научных стран, заставляют нас им завидовать. Всегда при принятии каких-то решений, касающихся научной реорганизации, принятии новых научных программ советуются именно с учёными. Потому что если будешь ломать через колено, то будет только хуже. Учёный должен понимать логику того или иного решения.

– Получается, нашим чиновникам, самой России большая наука не нужна?

– России нужна! По крайней мере, если речь о таких полисмейкерах (от policy –«политика», make – «создавать». – Прим. «АН»), то всем наука нужна. Но эффективные формы её организации все видят по-разному.

 О свободе знаний замолвите слово

Недавно выступавший в «АН» академик Михаил Угрюмов (см. «Мозги нации», «АН» №34 от 04.09.2019) заявил, что фундаментальная наука стала огромным бизнесом, в котором крутятся триллионы долларов. Учёный считает, что все социально важные открытия, например новые лекарства, которые сделаны за бюджетные деньги, должны быть в свободном доступе, чтобы фармкомпании не наживались на их производстве.

А схема проста. Группа учёных, получающих деньги из государственных фондов, тратит, к примеру, миллиард евро на получение новой активной молекулы против определённого заболевания. Затем приходит фармгигант, вкладывает пару сотен миллионов и имеет всю интеллектуальную собственность. И маржу с продаж. А это, простите, грабёж. Европейцы с 2021 года хотят законодательно закрепить открытость научных результатов, которые получены за бюджетные деньги.

«АН» спросили: «Может, и фонд имени Дмитрия Менделеева станет такой открытой структурой?» и были несколько обескуражены ответом Александра Сергеева:

– Сейчас доминирует точка зрения (в Европе. – Прим. «АН»), что такие знания – это знания открытого доступа. Ими любой европеец может пользоваться. Те, кто хочет организовать свою компанию, любое государство в своих интересах. Что касается нашего фонда, то там этот вопрос обязательно встанет. На входе наблюдательный совет, а там будут и учёные, и представители правительства и крупных компаний, которые должны решать вопросы интеллектуальной собственности. Но если какая-то корпорация будет вкладывать свои средства в фонд в своих интересах, то, естественно, она будет голосовать за то, что бы иметь определённый процент на права…

В принципе всё логично: кто платит за ужин, тот и танцует. Но какой прекрасный пример мы могли бы на деле показать миру! А пока финансируем западные научные журналы, в которых наши учёные, сделавшие открытие за бюджетные деньги, печатают свои статьи.

 Аналоговая голова академика Сергеева

На столь имиджевом Менделеевском съезде много говорилось о перспективах хемоинформатики. Слово заумное, но смысл прост. Прежде чем скрещивать ужа с ежом, а стронций с цианидом, учёные на суперкомпьютерах просчитывают предварительные результаты такого мезальянса. И если получается колючая проволока, то и не тратят время на их принудительное соитие. Российские учёные были и рады бы такой прелюдии, но вот беда – своих суперкомпьютеров в стране нет от слова «совсем». Один несчастный «Ломоносов‑2» болтается не в первой сотне. В ТОП-500. Да и тот с «чужими» железяками в мозгах.

– Александр Михайлович, может быть, погодим с премией на полмиллиона долларов, а свой суперкомпьютер ужо построим? А то без штанов, но в шляпе!

– Говорить о создании российского суперкомпьютера бессмысленно. Ваша же газета, единственная кстати, писала, что вся элементная база зарубежная. У нас просто нет в стране технологий по производству микро- и наноэлектроники с необходимым топологическим размером. Ничего нет.

Что-то планируется сделать, но отставание достигло критического уровня. Сегодня нам бы освоить хотя бы то, что на порядок хуже по топологическому размеру, чем мировые технологии.

– Так не догоним же никогда!

– Можно пытаться догнать, а можно прагматично смотреть в будущее на другие направления, в которых мы не так безнадёжно отстали. Например, наши учёные активно занимаются темами, которые связаны с созданием систем для обработки информации с помощью нейроморфного интеллекта. Сегодня мы живём в цифровую эру, а ещё 60 лет назад цифровая и аналоговая системы обработки информации активно соперничали. А здесь (показывает на свою голову) аналоговая система. И высокоэффективно работает, почти не потребляя энергии. Сегодня есть направления в информатике: продвижение цифры через суперкомпьютеры. Второе – квантовые технологии (не путайте с квантовыми компьютерами), там совсем другой принцип обработки информации. И нейроморфные системы, основанные на принципах работы человеческого мозга. Да, окончательно отстали в цифре. Значит, надо уделять внимание двум другим системам. И это развитие совершенно новых технологий, когда вы не гонитесь за поездом, который бежит вперёд, а заставляете других гнаться за вами...

От редакции. Главный учёный страны академик Александр Сергеев при личном контакте оставляет двойственное впечатление. С одной стороны, явно получивший высочайшее научное звание не за красивые глаза и не по блату. Умный, широко понимающий проблемы современной науки, открытый в меру возможностей. Просто приятный в общении и лишённый чванства.

С другой – человек, срезающий острые углы, старающийся не дразнить чиновничьих гусей резкими фактами. Оно и понятно: главная задача – сохранить РАН при навязываемых сверху обстоятельствах. Но сразу вспоминается притча Мартина Нимёллера: «Когда пришли за коммунистами, я молчал: я не был коммунистом… Затем пришли за евреями, и я молчал – потому что я не был евреем. Затем они пришли за мной – и не осталось никого, чтобы говорить за меня».

В России вначале пришли за промышленностью, прихватив в частные руки самые лакомые куски и разрушив в пыль остальное, в том числе микроэлектронику. Затем пришли за образованием, превратив его в услуги. Сегодня пришли за наукой, убив вначале прикладную и ныне добивая фундаментальную. И «не осталось никого, чтобы говорить за меня»…

Кроме «АН».