Волгоградский предприниматель Виктор Василевский был персоной закрытой. До тех пор, пока не возглавил региональное отделение Российского военно-исторического общества. Он по-прежнему сторонится большой публичности, но иногда соглашается на интервью. Пользуясь возможностью, «Аргументы недели» спросили Виктора Николаевича о его виртуальной известности, о том, как патриотизм страдает от бюрократизма и, конечно, о старых-новых проектах.
- Есть Волгоград реальный и есть виртуальный. В виртуальном Волгограде вы очень известны. Там вас знают и обсуждают даже те, кто вряд ли когда-то познакомится в реальной жизни. Такая популярность мешает, помогает, раздражает?
- Когда делаешь какие-то дела, двигаешься, это всегда привлекает внимание и вызывает обсуждение. Наверное, это (виртуальные обсуждения – ред.) происходит и потому, что я достаточно закрыт, и самого меня нет в социальных сетях. Вся моя биография, образование, работа априори находятся в положительной плоскости, поэтому на всё это смотрю, как на инсинуации, и не более того. Я очень хочу помочь городу, имею возможность зарабатывать и привлекать спонсорские деньги для различных проектов. Над нами никто не стоит с чиновничьей палкой, поэтому вся моя команда работает с энтузиазмом, и проекты наши успешны. Думаю, реальные наши дела скажут за себя сами, и земляки их оценят.
- Предприниматель – это прагматик, который живет настоящим и видит перспективу в будущем. У вас же – большой интерес к прошлому. С чем он связан?
- Можно сказать, что это хобби. Меня всегда интересовала история, с детства я принимал участие в поисковой работе. А после смерти Алексея Васина (директор музея-заповедника «Сталинградская битва» - ред.), с которым мы были дружны, близки по духу и делали совместные проекты, региональное отделение Российского военно-исторического общества осталось без руководителя. Моя команда и раньше организовывала многие социальные и общественно-исторические мероприятия. Просто теперь мы стали их делать под флагом РВИО. Наверное, самый известный проект – «Своих не бросаем», в рамках которого мы намерены восстанавливать наши памятники и благоустраивать места, связанные с историей нашей армии за границами страны.
- Таких мест много. Как вы выбираете те, которые будете восстанавливать?
- Вообще, идея возникла, когда я был в Берлине в гостях у Русского дома подразделения Россотрудничества. Руководитель Русского дома Павел Извольский рассказал о несчастном бургомистре Торгау, который уже несколько лет пытался восстановить наш монумент и установленный танк Т-34.
- Но вроде бы немцы следят за памятниками Второй мировой.
- Есть государственное финансирование больших монументов, таких, как Трептов-парк в Берлине. А остальные - местные власти в разных городках, выживают, как могут.
- А местные власти проявляют интерес к реставрации, к этой памяти?
- Для них это, в том числе, момент благоустройства. Они не хотят, чтобы на их территории стояли развалины и ржавая техника. Это места, которые привлекают туристов. Я уже имел опыт восстановления исторических памятников на территории нашей страны, а тут, по сути, с просьбой обращается страна нашего противника Великой Отечественной, поэтому обязательно надо было как-то реагировать. В итоге, всё сложилось, и мы успешно провели восстановительные работы в Торгау. Теперь следующий объект – Зееловские высоты.
- Вы сами их выбрали, решили, что они нуждаются больше других?
- Мы создали такую ситуацию, чтобы немецкие власти сами обращались к нам, так эффективнее. После Торгау это стало легче. Они подготовили обращение к нашему послу, и мы уже провели переговоры с властями Зеелова, что проведем реставрацию всей техники на территории комплекса. Кроме того, выяснилось, что в небольшом музее, который расположен в третьем ярусе комплекса, есть аудиогид на немецком, польском, английском языках, и нет на русском. Ударили по рукам, что устраним эту несправедливость и запустим аудиогид на русском. С руководителем музея получилась интересная беседа. Он меня спросил, понимаю ли я значение Зееловской битвы. Друг мой, - ответил я ему, - историю Зееловских высот мы узнали ещё в школе. Покорив этот рубеж, Красная Армия открыла себе прямой путь на Берлин. А если бы мы этот рубеж не прошли, и Берлин первыми заняли американцы? Понимаете, как бы тогда поменялась геополитика? В общем, мы с руководителем музея прекрасно поняли друг друга, и полагаю, теперь вместе удачно поработаем. Кроме того, оказалось, что Зеелов побратим с нашим Камышином, и когда немцы показывали свои фотографии, на многих я узнал знакомых камышан. Так что взаимопонимание полнейшее.
- Долго будет проходить восстановление?
- Есть со стороны немецкой стороны кое-какие бюрократические согласования, которые должны были продлиться четыре месяца, но я сказал: ребята, так не пойдет, давайте быстрее. Обещали уложиться в два-три, и потом плюс работа на месяц-два. Но у меня есть ещё одна мысль. На Зееловских высотах многие красноармейцы погибли и пропали без вести. Отлично, если бы мы смогли провести там поисковые работы. Среди тех, кого поисковики поднимают здесь у нас, только два процента бойцов с медальонами. И вероятность отождествить останки очень маленькая. Там же до Победы оставалась одна неделя, а до Берлина – 50 километров, и был приказ идти с полным составом орденов – а они все номерные. Вероятность, что мы назовем имена без вести пропавших, почти стопроцентная.
- «Своих не бросаем» рассчитан только на Германию?
- Не только на Германию. Германия сейчас – как наглядный пример, что два основных противника той войны теперь могут вести нормальный диалог и сохранять историческую память. Сейчас у нас в планах пять объектов в Германии, но потом будем искать возможность восстанавливать монументы и технику, олицетворяющие память о Великой Отечественной в Чехии, Румынии, Польше, других странах.
- Там, наверное, сложнее будет?
- Не будем смотреть, что они там с ума сходят, думаю, мы должны идти вперед, искать тех, кто готов сотрудничать – а они есть среди общественных организаций. При этом важно создавать правильный медийный и информационный фон. Иногда то, что не может сделать государство, удачнее получается у народных дипломатов.
- Иногда и у нас на патриотизм наступает такой матёрый бюрократизм, что просто сюр получается. Кстати, история с бронекатером, который вы подняли со дна Волги и установили как монумент, чем закончилась?
- Совершенно нелепая история. Мы максимально подробно освещали в прессе весь процесс: подъем героического сталинградского бронекатера, демонстрацию всех артефактов, найденных на нём, процесс первоначальной реставрации, установку судна перед зданием музея. И вдруг к нам приходит инспектор Росприроднадзора и выписывает штраф за поднятие. В то время, когда катер показывают президенту Путину, Росприроднадзор говорит: вы достали лодку, чтобы нажиться на утилизации в металлолом. Вы бы видели эту бумагу, не знаю, как этого инспектора вообще на госслужбу приняли - чудовищные орфографические ошибки. Главное, и тогдашний руководитель ведомства его поддерживал. В итоге мне пришлось пройти все стадии суда, чтобы доказать нелепость обвинения.
- Последние реконструкции сталинградских боев, прошедшие в Волгограде, теперь проходят при вашей поддержке?
- Мы просто тоже взяли их под своё крыло, потому что мне нравятся люди, которые заняты делом и чем-то увлечены. Особенно радует, когда в таких реконструкциях задействованы дети, которые отрываются от своих гаджетов и с восторгом ждут и готовятся.
- К реконструкциям отношение двоякое. Есть те, кто считает их ряжеными постановками. А вот был такой ветеран, участник Сталинградской битвы Анатолий Венедиктович Козлов, к сожалению, год назад ушедший. Мы с ним беседовали ещё лет семь-восемь назад, когда у нас подобного не было, и он с восторгом рассказывал, как ветераны Второго фронта в других странах участвуют в реконструкциях.
- Я тоже видел, и для себя вынес, что если за них браться, то делать на уровне. Когда по-колхозному, это выглядит нелепо. И ребят призываю стремиться к максимуму, находить и использовать технику, обмундирование, оружие. Следующая реконструкция, кстати, запланирована на Лысой горе, и я бы очень хотел, чтобы к нам присоединились реконструкторы из других стран. Тем более, те, кто в теме, услышав слово «Сталинград» сразу же загораются и проявляют интерес. Мне сейчас с предложениями звонят из разных стран. Только за последнее время были звонки из Словении и даже Новой Зеландии.
- Офис, где мы с вами беседуем, находится на месте печально известного кафе «Белладжио»? Вы не суеверны?
- Здесь же никто не погиб, только пострадавшие. Если честно, то в дом, где кто-то после таких событий погиб, я бы, наверное, не въехал. А так решил, что здесь подходящее месторасположение, в том числе для музея «Наследие», который уже фактически имеет немало экспонатов.
- Это будет публичный музей? Со свободным доступом?
- Да, конечно. Сейчас продолжаем ремонтные работы помещения, планируем скоро закончить. Хотя, сказать честно, пришлось много времени и сил потратить на различные согласования. Дом – объект культурного наследия, и мы годами только с минкультом переписываемся, согласовывая и утверждая все нюансы.