Работа над ошибками молодости
№ () от 6 августа 2019 [«Аргументы Недели Волгоград», Наталья СПЕКТОРОВА ]
Из Волгоградской области уезжают не только в другие города нашей страны в поисках работы и лучшей жизни. Это закрытая статистика, но известно, что несмотря на все предупреждения, число подогретых религиозной пропагандой мужчин, покидающих родные места, не уменьшается. Они готовы, если это понадобится, умереть в чужой стране, за чужое, якобы, счастье.
Некоторые покидают родину вместе с семьями. Иногда детей удается вернуть дедушкам-бабушкам, а отцы и матери остаются в далёкой стране навсегда. Но это без вариантов истории искалеченных, убитых судеб. Нашей редакции удалось встретиться с Михаилом, жителем Палласовки. Он был осужден Северо-Кавказским военным судом за приверженность к радикальному течению ислама и за то, что являясь сторонником организации «Исламское государство», признанной в Российской Федерации террористической и незаконной, убедил в необходимости вступления в неё одного из жителей. Отбыв срок в исправительной колонии, Михаил вернулся в семью. А нам рассказал все обстоятельства своего пути в религию, и ещё о том, как получить прививку от радикальной религиозной чумы.
Я был близок к тому, чтобы стать злодеем
- Кто вы по религиозным убеждениям?
- Суннит. Считал себя мусульманином с детства, но религиозные обряды не соблюдал. Да и не было в моё время такого, чтобы люди, тем более молодежь, массово ходили в мечети. В 2009 году получил ранение в Ингушетии во время службы в армии, начались проблемы со здоровьем, хотя вообще-то я парень крепкий. Тогда и стал серьёзно задумываться о религии. Вопросы всякие задавать. Начал молиться.
- Был какой-то человек, который оказал на вас влияние, рассказывал, убеждал?
- Мне должны были по всем показаниям дать вторую группу инвалидности, а дали третью. Я воспринял это как чудовищную несправедливость и поехал в Москву. Остановился у друга, а он уже был в религии. Там начал ходит на пятничные проповеди. Потом начал молиться и изменился кардинально. Но вера не запрещена, и поначалу всё было в рамках. Вернулся в Палласовку, и там уже столкнулся с неграмотностью, как мне показалось, некоторых имамов. Тогда начал искать ответы на вопросы в Интернете.
- Интернет помог найти ответы?
- Там уже готовых «помочь» было много – отправляли всякие тематические видеоролики, рассказывали и объясняли про ситуацию на Ближнем Востоке. Это я сейчас знаю и понимаю, что было много фейков, постановочных роликов, монтажа съемок. А тогда эта пропаганда была настолько мощной для меня, что просто мозги повернулись. Чувство сопереживания единоверцам накрывало. Что где-то кто-то так страдает, и что я должен им помочь. Я не был никогда злодеем, и слава Богу, что им не стал, но уже был очень близок к этому.
Когда хочется перемен в жизни, даже таких страшных
- Хотели уехать на войну?
- Нет, на такие поступки я не был готов, об этом не думал. Может, ещё и потому, что у меня хорошая семья, хорошие родители, прекрасная жена, дети уже были. Но в окружении такие люди были, которые уже стали уезжать. И поддерживать связь с оставшимися. Сейчас, когда я задумываюсь об этом в очередной раз, понимаю, как это страшно – терроризм. И как это противоестественно миросозданию, человеку, жизни. Слава Богу, что я лично ничего против людей страшного не совершил. У меня же статья – пособничество, подстрекательство. Я только хотел помочь другу уехать туда. У него были проблемы в семье, он был более жёсткий, решительный - там, где я только думал, он уже делал. И я дал ему денег, чтобы он мог уехать. Но то, что дал денег – не главное. Главное, что я тогда оправдывал его поездку в Сирию.
- Это были ваши деньги? Или кто-то передал?
- Нет, это были мои деньги, я хотел помочь так. А связан никогда ни с кем не был – об этом вообще страшно подумать теперь, чем это могло обернуться. Очень страшно на самом деле. Само слово пугает - терроризм. Но такие мысли стали приходить только в следственном изоляторе. Кто я? Зачем? Как мог думать об этом, ведь меня родители воспитывали совсем в других понятиях. Опять же, это у меня с семьёй всё в порядке. А я знаю людей из неблагополучных семей – родители пьют, дома неустроенно, какие-то психологические травмы – и тогда хочется перемен в жизни, хотя бы и таких страшных.
- Ваш друг решился на такие перемены и уехал?
- Да, и я потерял с ним связь. Самое главное, что в какой-то момент уже все затихло. Мысли мои переключились на другое – я заканчивал вуз и планировал ехать в Китай, чтобы наладить собственный бизнес, абсолютно мирный. И уже мысли были заняты иным, начал общаться совсем с другим кругом людей. Тогда и выяснилось, что товарища моего, отправившегося в Сирию, задержали, и мне пришлось отвечать за помощь ему. Но самое главное, я понял, за что я ответил – я помог, подтолкнул его к этому поступку. Как мужчина я ответил за это. Я не хочу иметь чувство тревоги – я знаю его, это плохое чувство. Хочу спокойно жить с семьёй. Считаю, что за ошибку ответил.
У всех есть родня, род
- Ваша жена знала о ваших мыслях? Обычно у женщин чаще срабатывает инстинкт самосохранения – дети, семья, которых она хочет уберечь от опасного. Она не пыталась отговорить вас, поменять мысли?
- Есть такое выражение – хорошая жена всегда на религии своего мужа. В том смысле, что она разделяет и принимает его убеждения, его мысли. У меня такая жена, она доверяет мне, может, за другие качества, за другие наши отношения. И такого, чтобы я сказал: всё, уезжаем, не было. В семье было все нормально: я трудился, приносил домой хлеб, мы жили хорошо. Были разговоры, я делился своим мировоззрением, но никогда не говорил: берём билеты и уезжаем. Если бы было такое, может, она и возразила бы. Но до этого не доходило.
- А родители как отнеслись к вашим убеждениям?
- Мама у меня русская, православная, золотой человек. Намучалась со мной – то ранение, то тюрьма, но она всегда была рядом. Она мужского характера, у неё другой характер, нежели у моей жены, она свою позицию в семье строго отстаивает. Но в отношениях к ней, к жизни она от меня видела только хорошее. А в тюрьму я вообще-то не планировал. Мои религиозные убеждения - те изменения в моей семье, например, когда жена начала носить платок - мама молча принимала, хотя думаю, если бы решил уехать, она бы однозначно сказала – ты что, больной. И не пустила бы. Но таких устремлений и не было. А так, она не говорила «да», но не говорила и «нет». Папа у меня казах, он был против моей религиозности, говорил: не нужно это тебе. Но я рос, не зная, что такое наказание, поэтому привык, что свои убеждения определяю сам.
- Что можно сказать тем, кто слышит, видит, читает о радикальных течениях и может поддаться? Что может быть прививкой от этого?
- Молодежь, в первую очередь, должна слушать родителей. У них опыт, мудрость, они столько пережили.
- А если семья неблагополучная?
- Практически у всех есть родня, род. По крайней мере, у наций, причастных к исламу, всегда есть род, родственники. Это надо ценить и быть всем ближе, развивать эти отношения. Есть представители диаспор, в конце концов. Уважать родителей, традиции, обычаи. Нужно придерживаться традиционного вероисповедания. Надо соблюдать традиционный ислам, а другого ислама не может быть. Никто не отговаривает от веры, каждый человек вправе выбрать её по себе. Но надо опираться на то, на чём выросли родители, деды, род. Много глупостей творят от безделья, если нечем себя занять. Обязательно надо быть занятым, чтобы не было пустоты, заполняемой глупостями. Это не значит, что я взял книгу нравоучений и сижу её всем читаю. Я в первую очередь себе эти вещи говорю.
- У вас растёт четверо детей. Вы не думаете, что когда-нибудь они тоже могут ошибиться?
- Я обязательно буду следить за ними внимательно. Дай Бог мне сил, буду пристально следить. Два года меня не было, и я опасался за них. Сейчас стараюсь радовать их, но и прививаю им традиции, хочу, чтобы почитали, придерживались традиций. Очень за детей переживаю. Дочку надо замуж правильно отдать, и воспитать так, чтобы нашла правильного мужа. С сыновьями сложнее. Это они понесут на собе ношу, семью. Я должен воспитать их так, чтобы они не ошибались. И я буду способствовать, чтобы всё хорошо было не только в моей семье, но и у других. Это мой долг теперь.