Русский пат

Инвестиции – самое модное нынче слово в верхах. В феврале президент Владимир Путин поручил правительству разработать меры по увеличению частных инвестиций в российские высокотехнологичные проекты. А премьер Дмитрий Медведев то и дело призывает инвесторов к активности, словно это школьники, которым лень идти на прогулку в дождь. Пока сварганенные правительством рейтинги, словно сирена Лорелея, обещают бизнесу золотые горы, под Петербургом закрылся завод «Форд» – один из старейших символов интеграции России в глобальную экономику.

Стратегия без тактики

Рейтинги часто не дают всей картины. Однажды правительство того же Петербурга рапортовало о росте иностранных инвестиций аж на 25% за год. С чего бы вдруг? В списке инвесторов знакомые всё лица: «Газпром нефть», «Северсталь» Алексея Мордашова, «Илим Палп» братьев Зингаревичей. Просто была команда нарастить количество иностранных инвестиций, и в Смольном посчитали таковыми кредиты, взятые российскими компаниями в заграничных банках. Другая история: в 2016 г. глава Минпромторга Денис Мантуров заявил, что Россия обогнала по производительности труда США. Секрет оказался прост: рубль рухнул в два раза – соответственно, страна стала вдвое больше производить за один доллар.

В 2012 г. президент Владимир Путин поставил задачу подняться в мировом рейтинге Doing Business (оценка условий ведения бизнеса) со 120-й позиции до 20‑го места за шесть лет. С задачей не справились: в 2018 г. Россия пребывала на 31-й позиции. Но рост всё равно впечатляющий: получается, предпринимателю у нас комфортнее, чем во Франции, Швейцарии, Японии или Китае. Почему же тогда из России бегут капиталы? Почему доля государства в экономике превышает 70%? Doing Business формируется из 10 показателей – от получения разрешений на строительство до обеспечения исполнения контрактов. Наверняка по каждому из них «двигал страну вперёд» коллектив высокооплачиваемых волшебников.

Реальный инвестор если и смотрит подобные рейтинги, то разве что в виде косвенной информации. «Секреты финансистов», всплывающие в различных интервью, удивительным образом похожи на 10 правил, сформулированных в мировом бестселлере Ручира Шармы «Взлёты и падения государств. Силы перемен в посткризисном мире». Шарма – топ-менеджер гиганта Morgan Stanley, ответственный за его инвестиционную политику более 20 лет. Не профессор какой-нибудь, получающий за советы гонорар независимо от результата.

Что в России хорошо…

Базовая вещь: обеспечить экономический рост в стране с уменьшающимся населением невозможно. Пока футурологи парят мозг нашествием роботов в промышленность, в реальности идёт битва за трудовые ресурсы – в первую очередь за мигрантов. Правительства делают всё возможное, чтобы работали женщины и пожилые люди – желательно лет до 70.

По этой логике выходит, что российская власть правильно подняла пенсионный возраст. И правильно не повышает детские пособия. Почти нигде в мире не оправдали себя попытки стимулировать рождаемость деньгами: снижением налогов, субсидиями на жильё. [end_short_text]Во Франции ввели даже 75%-ную скидку на железнодорожные билеты для семей с тремя детьми. Всё равно рождаемость не идёт выше уровня простого воспроизводства – два ребёнка на каждую женщину. В России же при достижении малышом 1, 5-летнего возраста прекращаются и без того куцые выплаты, а молодую мать, как в боулинге, выбрасывает на рынок труда.

Россия неплохо обезопасила себя и от «греческого варианта», где молодые люди часто не работают благодаря высоким пособиям и пенсиям родителей. У нас особо не расслабишься! А миграционные резервы из бывших республик СССР скрашивают ужасающие показатели демографии. В промышленно развитых странах мигранты составляют 10–15% населения – мы на уровне.

Реформы удаются, лишь когда население поддерживает реформатора. Выше всего шансы страны, которая восстанавливается после кризиса при «свежем» лидере, который скорее харизматик из народа, чем трижды учёный, но непонятный технократ. В России ситуация уникальная: лидер у власти около 20 лет, но он же – единственный в стране политик с высоким рейтингом.

На первом сроке своего президентства Путин провёл важнейшие реформы: сократил число налогов с 200 до 16, заменил многоуровневый подоходный налог невысоким единым налогом, распустил фискальную полицию, ввёл новые Трудовой и Земельный кодексы. В последующие годы реформы были свёрнуты, но доходы населения выросли в 6 раз за счёт высоких нефтяных цен и дешёвых зарубежных кредитов. На фоне удовлетворённости масс расцвели коррупция, демагогия, кумовство, отъём бизнесов, но потребительская анестезия «золотых лет» ещё не отошла, и запрос на перемены исходит от немногочисленных городских пассионариев. Как выразился драматург Артур Миллер, эпоха подходит к концу, когда исчерпались основные иллюзии. А россияне ещё клюют на иллюзорные выгоды, связанные с величием державы в мире.

…и что в России плохо?

По числу миллиардеров Россия занимает третье место в мире, и они контролируют 16% ВВП – это очень много. Для определения неравенства в мире существует коэффициент Джини: чем выше число от нуля до единицы, тем шире пропасть между богатыми и бедными. Но для инвестора коэффициент Джини – пустой звук. Его куда больше волнует, на чём сделаны крупнейшие состояния в конкретной стране.

Если в отраслях, ориентированных на извлечение ренты (нефть, газ, лес, строительство), всё плохо, значит, в стране неважно со свободной конкуренцией. И богатеют здесь за счёт политических связей, позволяющих получать госзаказ и делянки для добычи сырья. А «хорошие миллиардеры» – это Билл Гейтс или Марк Цукерберг, сумевшие на полную монетизировать свои находки. «Русского Цукерберга» зовут Павел Дуров, и, как сложилась судьба его инноваций в России, хорошо известно.

Почему происхождение богатства так важно? Попробуйте представить невозможное: в России сменилась власть. Вернулась атмосфера гласности, и страна с гневом узнала, что всё ценное в ней принадлежит семьям каких-то мутных дзюдоистов и хоккеистов, которые голосовали за идиотские законы и рыскали близ трона. Естественное желание народа – всё переделить. Для экономики и инвестиций такой климат – хуже некуда. После избрания президентом Зимбабве чернокожего Роберта Мугабе решили выгнать всех белых. Очень быстро безработными оказались 90% населения, а одно куриное яйцо стоило 35 млрд зимбабвийских долларов.

Инвесторы ловят знаки перемен. Например, в насквозь коррумпированной Мексике аукцион по продаже прав на шельфовые нефтяные месторождения транслировался по национальному телевидению в прямом эфире. И это добрый сигнал о том, что власть по крайней мере не пытается создавать барьеры. А если крупнейшие мегапроекты строят подрядчики, выбранные без конкурса – для них основной принцип – непостоянство. А прогнозы дальше 5 лет бессмысленны. Россия же много лет живёт «стратегиями развития» на 15–20 лет вперёд, ни одна из которых ни разу не была исполнена. Грамотный инвестор чётко знает, что ни одной стране, развивающей промышленность, пока не удалось перескочить этап массового строительства заводов для изготовления простых товаров вроде кроссовок или пуховиков. Как он должен относиться к планам правительства страны, импортирующей православные иконы из Китая, запузырить 2 трлн рублей в «высокотехнологичные стартапы»?

По поводу вмешательства государства в экономику Ручир Шарма пишет следующее: «Я сначала смотрю, какую долю ВВП составляют государственные расходы, чтобы выявить, есть ли серьёзное отклонение от нормы, потом проверяю, использует ли правительство государственные компании и банки в качестве инструментов для искусственной накачки роста и сдерживания инфляции, а также – поощряет ли оно частные компании или душит». Шарма не анализирует российские показатели, но это и без него нетрудно.

Госрасходы к ВВП у нас 
17–18%, что чуть больше Индии, но втрое меньше стран Евросоюза. При скромных инвестициях доля государства в экономике 70% – это значит, что частников не просто душат, а ещё и мочат в сортире. Треть полуживой кредитной отрасли управляется одним госбанком, подчинённым Центробанку. Подачки или производительное инвестирование? Китай за 12 лет роста ликвидировал на госпредприятиях 73 млн рабочих мест, а Россия содержит 33 млн бюджетников. У нас в «Газпроме» в 10 раз больше сотрудников, чем в голландско-британской «Шелл», хотя выручка обеих компаний примерно одинакова. И газпромовцев становится больше, несмотря на снижение добычи газа.

Для инвестора это всё чрезвычайно грустно. Это как для пылкого кавалера узнать, что избранница не читает книг и не моется, зато снималась в порно и не способна родить. Если на другой чаше весов только озорная улыбка и эффектное платье, то что в итоге перевесит? Не поможет ли экономике повышение пенсионного возраста как мёртвому припарки?

Не менее важно, что властям России некуда ходить. В шахматах такая ситуация называется патом. Привлечь иностранных инвесторов и закопать «пакет Яровой»? Так возникнет «созидательное разрушение», при котором королей госзаказа выкинет из списков «Форбс» идейно чуждая молодёжь. Снять с довольствия хотя бы половину присосавшихся к бюджету дармоедов, предложив им проявить инициативу на свободном рынке труда? А вдруг они выйдут на площади и проявят себя там? Отпустить рубль и дать производителям фору по себестоимости? А куда девать их продукцию, если мы под санкциями? Куда ни кинь – всюду клин.

Тут самое логичное решение – сидеть на попе ровно. Доить население, пилить ренту, тренировать вооружённых защитников и во всех бедах винить «врагов России». А частный инвестор пусть канает мимо. Жили же без него как-то 70 лет.