Никто не хотел уезжать

Сегодня трудно найти в медиапространстве более противоречивую тему, чем эмиграция из России. Её оценки отличаются принципиально, хотя за каждой из них стоят авторитетные источники. «Валят валом, и ещё полстраны на чемоданах сидит» – утверждают одни эксперты. «Статистику отъездов делают узбеки и азербайджанцы с российским паспортом, а из развитых стран Запада наши, наоборот, возвращаются с плачем» – парируют не менее маститые специалисты. Вопрос об эмиграции, конечно, политический. Но в нём сплелись вещи чисто экономические и даже бытовые.

В паспорте мы едины

В конце 2017 г. державное звучание теме придал спор мэра Москвы Сергея Собянина с будущим главой Счётной палаты Алексеем Кудриным в ходе Общероссийского гражданского форума. Кудрин посетовал, что Москва забирает из страны львиную долю внутренних эмигрантов. Собянин стал спорить: мол, посмотрите, из страны каждый год по 200 тыс. человек уезжает. А Москва – наоборот, форпост, без которого эмигрантов стало бы ещё больше. Столица не с Казанью за людей конкурирует, а с Парижем и Нью-Йорком.

В этой полемике самое важное: впервые крупный чиновник признал массовую эмиграцию в последние годы, когда по телевизору то и дело говорят о сплочении россиян и наших успехах на всех фронтах. Собянин заявил, что производительность труда в столице в 2, 5 раза выше, чем в среднем по России, и в 5–7 раз выше, чем в сёлах: «У нас в сельской местности проживает сегодня условно лишних 15 миллионов человек, которые для производства сельскохозяйственной продукции с учётом новых технологий производительности на селе по большому счёту не нужны». Вроде бы и здесь особой новости нет: эксперты уже давно говорят, что в Нечерноземье миллионам людей не найти нормальной работы. Но одно дело – эксперты, другое – крупнейший чиновник. Мало кто верил, что он это просто в пылу спора бахнул. Озвучивались версии, что скоро начнут прикрывать выезд из страны. Или откажутся от поддержки малых городов в пользу агломераций.

Никто точно не знает, сколько людей уезжает из страны. Как выразился политолог Дмитрий Ефимов, многие исчезают из России «по-тихому», не снимаясь с регистрации и не продавая собственность: «Поэтому могут быть лишь примерные оценки. По подсчётам Кудрина, с начала 1990-х по 2015[end_short_text] год нашу страну покинули 4, 5 миллиона человек. Но ведь сколько-то вернулось? Думаю, что считать реально покинувших родину на долговременный период стоит по числу людей, ставших на консульское обслуживание при посольствах РФ. Здесь важно, что подают на выход из гражданства в год только несколько десятков человек, а остальные его оставляют и всегда могут вернуться». Юлий Нисневич из департамента политической науки НИУ ВШЭ считает, что 150–200 тыс. человек для России – не очень большая цифра: «Но мы теряем лучших. Численность населения восполняют мигранты совершенно другого уровня квалификации. Дело не в количестве, а в качестве. Я работаю с молодёжью, среди которой всегда есть 10–15% наиболее талантливых. Они и уезжают. Кто-то – продолжать учёбу, кто-то находит работу. Это – беда!»

Для власти такие разговоры, похоже, крайне болезненны. Во всяком случае, в 2017–2018 гг. мы стали свидетелями наскоро сварганенной кампании в центральных СМИ, убеждающей, будто в Россию из Европы и США возвращаются по 150 тыс. человек в год из-за охватившей эти страны антирусской истерии. Якобы в европейских столицах агрессивные бюргеры набрасываются на наших, едва заслышав русскую речь. А доступность и качество медицинских услуг в Тверской области выше, чем в Калифорнии.

В то же время, по данным Росстата, за 2015 г. из России уехали 353 тыс. человек, из них 54 тыс. – в страны дальнего зарубежья. Согласно опросу «Левада-центра», почти каждый пятый россиянин (19%) хотел бы уехать куда-нибудь за пределы бывшего СССР. Доля потенциальных эмигрантов среди представителей среднего класса – 50%.

Однако ВЦИОМ представил в середине 2018 г. куда более «спокойные» цифры: 88% не хотели бы покидать Россию ради переезда в другую страну. В последние год-два большинство россиян не отмечают роста числа выезжающих на постоянное место жительства в другие страны: 27% считают, что таких людей стало меньше, ещё 27% – что их число не изменилось. Знакомые, недавно покинувшие родину, есть лишь у каждого четвёртого опрошенного. Уровень образования существенно не влияет на готовность эмигрировать, хотя многие социологи видят типичным эмигрантом обладателя среднего бизнеса со знанием языка и «вышкой». Что вообще происходит?

Всё из-за денег

В отличие от советских времён, когда тысячи диссидентов не могли смириться с нарушениями прав человека, сегодня из-за политики уезжают единицы. Зато уезжают из-за экономики. А тут всё настолько индивидуально, что выжать магистральные тенденции сложно.

В 2014 г. был всплеск отъездов: до 400 тыс. человек, по некоторым оценкам. Люди понимали, что за Крымом последуют неприятности с Западом и рубль покатится вниз. Что он упал всего в два раза – чудо. Народ, в принципе думавший об эмиграции, стал спешно «выходить в деньги», пока их квартиры и дачи ещё стоили дорого. В 2019 г. цены на недвижимость, наоборот, – тормоз для эмигранта, у которого квартира – главный актив. Он боится, что не сможет на вырученные за неё деньги нормально устроиться на чужбине, как мог бы в 2013-м.

Или такой разрез: программист-фрилансер работал по большей части в России, а жил в Вене или на Пхукете, потому что ему всё равно, где пребывать физически. Но вот заказов от российских работодателей стало меньше, а валютный курс и вовсе сделал жизнь за границей нерентабельной. Кто-то в такой ситуации вернулся в Россию, а кто-то сумел найти заграничные заказы и оторвался от родины ещё дальше. Социология вряд ли способна адекватно отразить в цифрах эти процессы.

В ряде стран Евросоюза можно получить вид на жительство, просто купив недвижимость. Однако цена вопроса дорожает: Латвия, например, повысила стоимость этой покупки для россиян вдвое – с 75 до 150 тыс. евро. Опять-таки: один персонаж в такой ситуации плюнет и останется в России, а другой мобилизует все силы для получения в перспективе европаспорта.

Каждое следующее поколение россиян знает иностранные языки лучше предыдущего – это фактор, стимулирующий желание эмигрировать. С другой стороны, постепенно исчезает такой трамплин для переезда, как работа в российском отделении иностранной компании. Зато повсеместное сворачивание «русских отделов», вероятно, придало импульс отъезду и их лучших работников, которым компания предложила варианты.

А как учесть в столбиках статистики такие обстоятельства, как у петербуржца Михаила: «Я много лет работал капитаном в западной судоходной компании. Когда решил сойти на берег, предложили Шанхай – организатором морских перевозок. Оговаривалось, что через два-три года я смогу вернуться в Питер и трудиться из дома. Прошло семь лет, моему работодателю офис в стране-изгое теперь даром не нужен». А Тамара из Ульяновска эмигрировала с семьёй сразу же, как появилась опасность вовсе не выбраться впоследствии: «У нас госпредприятие, отдалённо связанное с оборонкой, мы с мужем имели «допуски секретности». Мы рванули, как только пошли слухи, что «секретников» не выпустят за границу в течение 10 лет со дня увольнения».

Но какими бы хаотичными ни выглядели мотивы выбора россиян, они жёстко завязаны не на идеологию, а на уровень жизни. Телевизионная болтовня о рекордных надоях и новых супертанках никак не влияет на решение людей уехать или остаться. Есть только прагматика: сейчас выгоднее так. И это очень тревожно для власти, потому что уровень жизни падает.

Умеренно бедные

Есть мнение, что открытые границы – важнейший фактор стабильности и гениальная находка нынешней власти. Не нравится – уезжай, никто не держит. Если бы крышка над кастрюлей была наглухо задраена, уже давно могло бы разнести полкухни. Но потенциальные борцы становятся эмигрантами, им особо некого взять за руку.

Правда, после падения рубля и массовых увольнений в 2015–2016 гг. заговорили о чуть ли не поголовном превращении состоятельных россиян в «умеренно бедных». И вряд ли кого-то обманут последние выводы придворных социологов: якобы к среднему классу относятся более 70% россиян с доходом выше 18 тыс. рублей в месяц.

Аналитики НАФИ объявили «средним классом» людей, которые могут позволить себе купить бытовую технику и мебель, даже если на более дорогие покупки им требуются дополнительные средства. А заодно и популяризировали новый термин. В Америке людей, способных приобрести еду и одежду, но влезающими в долги ради телевизора, назвали бы просто – «бедняки» или «нищеброды». А в России они – «предсредний класс». После этого врачам стоит задуматься, чтобы называть своих пациентов «предсмертным контингентом».

По словам директора Института социологии РАН Михаила Горшкова, профессиональная структура нашего среднего класса, доходные характеристики, функции напоминают характерные черты среднего класса развитой Европы начала 1970-х годов. Также важно, что две трети «середняков» – это чиновники и работники госпредприятий. По данным опроса, проведённого в 2016 г., хорошим питанием может похвастаться меньше половины среднего класса – 45%.

По сути, лояльные властям социологи пересекли параллельные прямые: у них недоедающий человек может быть отнесён к состоятельной прослойке общества. Характеристики среднего класса всё меньше связывают с его доходом. И это такой же нонсенс, как оценивать автомобиль по инкрустации руля, а не по скорости и расходу топлива.

Самое смешное, что поверить социологам могут только представители бесконечно оторванного от народа крупного чиновничества. Им же хочется верить, что они вывели столь любимый населением «брежневский застой» на качественно новый уровень: с легализацией частного предпринимательства и свободным выездом из страны. Увы, такое заблуждение, будто народ им страсть как благодарен, может дорого обойтись при новых манипуляциях с пенсиями, налогами, льготами и штрафами.