Моя тетя патологоанатом... Но, несмотря на такую сложную и я бы даже сказала негативную профессию, Елена Маркова очень светлый, жизнерадостный человек. Она рассказала много того, что скрыто из поля зрения обывателя. Преподнесла очень тактично разные вещи, касающиеся медицины… А ведь вопросы приходилось задавать: сакраментальные. Жизнь – и смерть… В своей профессии - Маркова уже 50 лет.
- Елена Васильевна, вы - патологоанатом. Профессия звучит очень грозно, и честно говоря, как «приговор» для некоторых. Хотя не скажешь, что вы - тот, кто «препарирует смерть». Вот, для вас лично, в чем плюсы, и какие минусы вашей работы?
- Главный плюс, это любовь к профессии. Она мне интересна своими: жизнелюбием, разнообразием и трудностью, причем минусы в любимом деле быстро забываются.
- Странно звучит… Хотелось бы уточнить, - в чем главные трудности?
- Тут и контакт с химическими препаратами… И опасность взаимодействия и возможность заражения от больного или умершего, если это какая-то инфекционная болезнь, в том числе и психологические нагрузки, и самое неприятное – сама смерть больного. Смерть, наступившая – после всех усилий целого ИНСТИТУТА врачей, которые с ним работали.
Перед нами, прежде всего - живой человек - со своей проблемой. Важно знать именно то, что мы всячески помогаем, больному, участвуя в диагностическом процессе, стремимся разобраться в объективной картине и реальности происходящего в организме.
Поэтому, мы обязаны провести исследование, тщательнейшим образом.
Начинаем с биопсии. Она дает нам информацию, которая и раскрывает представление о заболевании живого человека. Можно сказать, что первоначально мы проводим прижизненное исследование различных тканей, которые могут быть в опасности или уже находятся…
И вместе с лечащими врачами и специалистами диагностических служб участвуем в лечебном процессе.
- С чего начинается ваш рабочий день?
- Каждое утро у нас проходит общеинститутская клиническая конференция, на которой намечается план на день, операционные мероприятия. Мы обсуждаем сложных больных, которые на следующий день лягут на операционный стол. Демонстрируем и обсуждаем диагностические материалы. Причем по каждому больному. Во всяком случае, по большей части из них. Наше отделение принимает в этом активное участие, потому что наш вклад в диагностический процесс - немаловажен.
- Биопсия… Увидев материалы, вам сразу очевиден прогноз. Если это случай, заведомо неблагоприятный… Можете ли вы определить продолжительность жизни больного? И как вы действуете?
- Всегда важно объективно констатировать причину смерти… И патогенез болезни уже отступает на второй план… Другое дело исследование операционного материала, когда мы видим морфологический тип опухоли, глубину ее прорастания. К другим органам и тканям, наличие и пути метастазирования. Тогда – другое дело. Мы вырезаем из всего представленного препарата кусочки. И исследуем не только ткань опухоли, но и сосуды, нервы, лимфатические узлы. Это составляющие прогноза, касающиеся одного случая, отдельно взятого больного.
Это только наш первый шаг, который бывает только в редких случаях. И позволяет делать, причем не безапелляционно, - какие-то прогнозы и выводы. А потом случается наоборот. Важны не объективные слагающие и только, но и что-то еще – в том числе ПСИХОТИП живого человека. Есть вещи, которые и медикам иногда сложно объяснить, но тем не менее случается чудо… В медицине бывает все.
- А как по дням распределяется работа? Один – день под микроскопом, второй - вы занимаетесь вскрытием трупа? Так?
- У нас не бывает дней, когда мы не смотрим в микроскоп. Это очень полный и творческий процесс, включающий и рутинные исследования, и консультации трудных случаев. В нашей профессии, как ни в какой другой, принят обмен мнениями в трудных диагностических случаях. Мы охотно выдаем и консультируем собственные гистологические препараты, консультируем чужие. В каждом медицинском направлении существуют свои особенности и нюансы, знакомые иногда только узкому специалисту, который лучше знает свой материал, работая с ним постоянно. К счастью, в тех институтах, в которых я работала смертельные исходы – были редкостью.
- И все же, когда вы идете в морг, находящийся при Институте, то больше ничем не занимаетесь в этот день? Или проходят еще и патоморфологические исследования?
- Повторюсь, с микроскопом я практически всегда. То есть каждый день. Что касается морга… Когда нужно идти туда… Ну… Дело тут в том, что я работаю в большой клинике, в которой, конечно же, случаются и летальные исходы. Когда это случается, хирурги пишут свой клинический диагноз, составляющий представление о конкретном случае, который предстоит разобрать. После этого, я иду и произвожу вскрытие. И сопоставляю те данные, которые нахожу при этом вскрытии – с тем, что предполагают хирурги. В большинстве случаев все совпадает с диагнозом, поставленным ранее. Но бывают случаи, когда хирурги могут «прозевать» какое-то осложнение. Какое-то сложное заболевание, какую-то сопутствующую болезнь…
После этого я исследую все тело. Но секционное исследование – не заканчивается мАкроскопическим изучением. Для той картины, которая нужна, требуются и другие исследования. Микроскопические, например. После вскрытия, патологоанатом обязан все, что увидел, сформулировать и записать. Иногда это отличается от того, что написал хирург. Но я хочу сказать, что мне посчастливилось работать в учреждениях, где очень тщательно разбираются всех нюансах летальных исходов.
- Юридически вы отвечаете за то, что изложили письменно?
- А как же! И после вскрытия на следующий день, на конференции, мы опять представляем наши данные. Мы разбираем все то, что было обнаружено на вскрытии, сравнивая с тем, что наши хирурги предполагали увидеть картину: от начала заболевания, до патологоанатомического исследования.
- А если родственники какое-то недовольство выражают?
- «Почему человек умер»? Да, конечно. Для родственников – это всегда трагедия. Им часто непонятно. Жил ведь - ну, болел и вдруг умер. Поэтому всегда присутствует доля недоверия. Не виноваты ли в чем-то врачи? У нас больные сложные. Это пожилые люди и очень тяжело больные, с разнообразными сопутствующими заболеваниями. И помещая своих заболевших к нам, родные могут предполагать и… – неизбежное. Но, в общем-то, родственники благодарны за то, что те сделали врачи во имя спасения человека – все возможное.
- А вот раньше, когда вы начинали, родители были довольны вашим выбором?
- Моим родителям не нравилась идея моего выбора профессии. А потом одна из приятельниц моей мамы «запихала» меня работать в морг лаборанткой. Это было в Первой Градской. На целый год. И мне там очень понравилось. Ну, вы понимаете, что смысл слова «понравилось» - тут сугубо технический.
- Работа в морге, мне кажется, еще и тяжелый физический труд. Не так ли?
- Иногда так натаскаешься… Домой еле добредешь. Раньше приходилось все делать самой. Сейчас существует специально разработанная техника вскрытия. И помогают специальные люди. Но это тема очень специфичная. И хотя она открыта… И, конечно же, существуют учебники по этому поводу. Но я думаю, что человеку, который этим не занимается профессионально – знать глубже, чем я это вам приоткрываю - не надо. Для обывателя это должно оставаться, чем-то закрытым. Чтобы можно было сохранить хоть чуточку иллюзий.
Может быть, в молодости хочешь узнать больше, испытываешь тягу и интерес к расширению знаний. И не смущают тебя некоторые моменты морально-этического плана. Это как-то подсознательно происходит. Могу сказать, что среди патологоанатомов наблюдается такая тенденция, что в пенсионном возрасте профессионалы начинают с меньшей охотой вскрывать тело - (морг). Больше отдаешь времени микроскопии. Секционные исследования энтузиазма уже не вызывают.
- Елена Васильевна, а вы любите людей?
- Очень. И очень всех жалею. Я попала в тот период, когда основную массу патологоанатомов составляли женщины. Медицина у нас в стране всегда больше «женская». В Первой Градской больнице, где я работала, был практически женский коллектив. Очень умных, симпатичных и привлекательных женщин.
Это не маловажный фактор, между прочим, когда на работу приходит прекрасно одетая женщина, с которой можно поговорить буквально на любые темы. Которая даст тебе совет… И в то же время профессионально она – на высоте. Это были патологоанатомы широкого профиля, которые «все потрогали своими руками». Эта профессия становится редкой. Мало в нее идут. Но все-таки сейчас, Слава Богу, институты стали пополняться медиками этой профессии. Специальность очень востребована, ведь не один хирургический стационар без нас обойтись не может. Интернатура (прим. автора: первичная последипломная специализация выпускников медицинских институтов по одной из врачебных профессий).Это первичная последипломная специализация выпускников институтов по одной из врачебных профессий, проводимая после сдачи государственных экзаменов...
- …
-Когда наконец родители смирились с моим профессиональным выбором, я поступила в МОЛГМИ им. Н.И. Пирогова (Медицинский Институт). После окончания вернулась в Первую Градскую, в ординатуру, - проработала там два года по распределению. А потом меня пригласили работать сюда. Сначала это был небольшой институт проктологии. Лаборатория с клиникой – это поначалу называлось так. И я начала постигать основу этой очень интересной и редкой профессии. Специальность для меня была совершенно новая. Я узнала там то, чем НЕ занимаются большинство больниц и клиник. Несмотря на то, что - эта специальность тогда была очень узкой. Но по ходу развития, мы становимся все более образованными людьми, потому что наши хирурги оперируют все шире и шире, и мы вынуждены развиваться. Сейчас перешла в частную клинику по семейным мотивам…
- В институте проктологического направления спектр медицинских исследований весьма широк. Не так ли?
- (улыбается) Несмотря на узость нашего направления. Оно требует специальных иногда уникальных подходов в лечении и высокого оперативного мастерства. Врачей колопроктологов, так как их основной задачей, их лечебных мероприятий - является обеспечение комфортных условий жизни людей с такой сложной и «социально» неудобной патологией.
- Существует ли врачебная тайна?
- Мы все больше отказываемся от врачебной тайны, в пользу пациента. Врачебная тайна остается для особых случаев. Но, скажем так. С течением жизни, мы все чаще придерживаемся правила, которое принято в Америке, что человек должен знать все. Тогда мобилизуется резерв, внутренние силы. Он помогает нам, врачам, себе… (Срабатывает фактор плацебо). Хотя были и такие случаи, что люди не выдерживали правды о своем состоянии. И человек заканчивал суицидом. Так что для врача это трудная психологическая тема – что и как сказать больному. Все, и на прямоту или же его как-то оберечь.
- Вы должны быть еще и психологами?
- Обязательно. Этому нас учат. Ведь существует медицинская деонтология (прим. автора.От греческого – должное. Раздел этики - учение о проблемах морали и нравственности. Термин ввел Бентам) - совокупность этических норм и принципов поведения медицинского работника в его профессии.
- А вот такая тема, в связи с нетрадиционной ориентацией. Возникают ли в связи с этим у мужчин с прямой кишкой проблемы?
- Да, у нас лечатся и такие люди. Трещины, ссадины. Ну, скажем, два танцовщика лежали. Лечились.
- Почему в один из периодов вы решили уйти поработать в Большую Медицинскую Энциклопедию?
- Были сложности. Всегда… В Советское время… Патологоанатомия считалась высокооплачемой профессией. А потом, в период перестройки планка снизилась, на несколько ступенек. Медицину финансировали по остаточному принципу.
Теперь в чести хирурги, урологи. Наша специальность, конечно, начала умирать…
Вот в тот период понижение зарплат и случилось. И в этот момент, как раз и поступило приглашение поработать в Медицинской Энциклопедии. И я с удовольствием его приняла. И нужно сказать, что ни на минуту не пожалела. Это прекрасные три года, это связи, знакомства, контакты. Я познакомилась с очень интересными учеными. И это было пополнением и обновлением знаний… И я рада, что приобрела новую специальность.
- А приходится ли работать над собой, повышением знаний, квалификацией?
- Если мы бросаем самообразование, перестаем читать, и работать над собой. Неизбежна деградация. Кроме того, каждые пять лет, мы специально обновляем сертификаты и подтверждаем категории. Получить высшую – без знаний не получится.
- После работы, наверное, нужно какие-то усилия над собой, чтобы психологически перестроиться к обычной жизни… Наверное, тяжело?
- Лично я не чувствую никакого дискомфорта, когда - перехожу от профессиональной деятельности к домашним делам. Для женщины – это проще, чем для мужчины. Мужчина занимается своими делами круглый день. А женская жизнь построена так, что в жизни ей приходится совмещать много ролей. И профессиональную сферу, менять в течение суток, на профессию жены, матери, бабушки, хозяйки дома (улыбается).
- Были ли страхи или стрессы по какому-нибудь поводу?
- В основном, это были переживания: вдруг я что-то «проглядела»?.. На первых порах это бывало часто. Ужас от того, что я поставила неправильно диагноз. Неправильно промикроскопировала. Ужас - что может быть мне не достает знаний, для того, чтобы обязательно быть ВСЕГДА правой, и не ошибаться. Сейчас тоже существует опасение: а вдруг я чего-то могу сделать не так, поскольку это связано с большим объемом работы? Мне при выполнении всех своих обязанностей, времени едва хватает.
- Какие существуют в данной профессии вредные факторы?
- Прежде всего! Контакт с формалином, конечно. Хлороформ, ксилолы и т.п. Заливочные среды… Все токсичные яды, какие у нас существуют в лаборатории. Красители-реагенты… Все это наличествует в больших количествах.
- Ну, например, еще такой нестандартный вопрос: возможно ли заразиться чем-нибудь, работая с биологическим материалом?
- Такая опасность тоже существует. Мы работаем с операционным материалом, от разных больных. Тут присутствует и гепатит. И СПИД… И…
- И какие же тут возможны меры предохранения?
- Меры предосторожности существуют, конечно. Прежде всего, нужно внимательно читать направление, с которым поступает к нам операционный материал. Всегда быть обязательно в перчатках. Руки мыть перед едой. И вообще их мыть часто. Избегать всяких травм, порезов, уколов.
- Можно ли заразиться от покойника?
- Ну, если у него не СПИД, то... Все очень быстро гибнет. А что касается трупного яда – это вообще ерунда. Заразиться от покойника можно, только если он болен каким-то инфекционным заболеванием. Холера, например, или чума. Туберкулез… Одна моя коллега, работая в морге, подхватила туберкулез. Перенесла операцию. Ну, и потом снова вернулась работать к нам.
Случаев заражение туберкулезом среди медицинского персонала, кстати, достаточно. Особенно теперь, когда туберкулез «гуляет», где хочет…
- Какие есть преференции для таких специалистов, как вы?
- Получаем 25 % за проф-вредность, например. И отпуск у нас полуторамесячный. По-моему, у нас трудовая пенсия наступает раньше, чем у всех. Рабочий день короче. До 15.00. А во всем остальном – обыкновенно.
- Клятва Гиппократа – это серьезно?
- Для нас было серьезно. Думаю, теперь не очень. Раньше люди, в основной массе своей, были моральнее. Сама знаешь, врут направо и налево, даже когда говорят «честное слово» и ЧТО сегодня – ВСЕ решают…
- Деньги, наверное… Елена Васильевна, а есть у вас какая-нибудь поговорка? Присказка… С которой по жизни идете…
- Семь раз отмерь, один - отрежь, это если в профессии. Не бояться консультироваться с коллегами. Нужно не стесняться, иметь и высказывать свое мнение. И еще: Всякое знание – благо. В жизни – еще так. Живем, как все! Живем, как можем! Иногда живем в полную силу, и даже получаем удовольствие от жизни!