Российское сельское хозяйство – одна из немногочисленных отраслей нашей экономики, которыми принято гордиться. Колосятся, поросятся и жнутся всё новые и новые рекорды. Президент Владимир Путин не без гордости пообещал на декабрьской пресс-конференции, что экспорт сельхозпродукции в 2018 году достигнет 25 млрд долларов. Это на 9 млрд больше, чем экспорт вооружений. Минсельхоз ещё более оптимистичен – 26 млрд долларов. Правда, по структуре экспорта понятно, что вместо продуктов глубокой переработки на Запад и Восток мы гоним «продовольственную нефть» – зерно и рыбу.
В ЛЮБОМ случае борьба за «экспортный урожай 2019» будет безжалостной. Ведь рекорды надо бить новыми рекордами. Да и лишние доллары в казне не лишние. И если с вывозом продовольствия всё более-менее прогнозируемо, то на внутреннем рынке грянуло несколько скандалов. Вначале выяснилось, что из-за технических ошибок победные реляции Росстата о росте АПК оказались завышенными на 30 (!!!) процентов. И многих категорий сельхозтоваров у нас не переизбыток, как уверял сам Дмитрий Медведев, а дефицит.
Во-вторых, россияне, несмотря на окрики правительства, что их жизнь становится богаче и вкуснее, фактически упёрлись в потолок своих финансовых возможностей. А мировой продовольственный рынок в большинстве сегментов уже крепко поделён. И как решать эту теорему, внятных ответов не прозвучало.
Справка «АН»
В 2017 году экспорт первичной сельхозпродукции – той самой «нефти» – составил 9, 33 млрд долларов. В том числе пшеница – 5 791 млн, прочее зерно – 1 736 млн, масличные – 622 млн, мясо – 351 млн долларов. Экспорт рыбы и морепродуктов, за исключением переработанной продукции, составил 3, 09 млрд долларов. Основные покупатели – страны дальнего зарубежья.
Экспорт продукции пищевой промышленности (без табака, но с алкоголем) – 7, 74 млрд долларов. В том числе масложировая продукция – 2 724 млн долл., корма – 866 млн, мясная и рыбная продукция – 562 млн, «молочка» – 224 млн, спиртные напитки – 346 млн долларов. Практически 100% этого сегмента уходит на экспорт в страны ЕАЭС.
Раз миллиончик, два миллиончик...
Любой правитель любой страны хотя бы изредка должен чувствовать гордость за результаты своего правления. Даже если их немного, то не беда, подчинённые всегда ловят мысли господина. Там цифирь исправят, тут методологию подсчёта поменяют. Не будем очернять и говорить, что делают они это умышленно, но, как продавцы в магазине, почему-то всегда ошибаются в свою сторону.
Фактически перед самым Новым годом вышел декабрьский Мониторинг экономической ситуации, который готовят эксперты РАНХиГС при Президенте РФ. Эксперты, надо сказать, очень профессиональные, других там не держат.
– Росстат в сентябре 2018 года без шума и пыли значительно скорректировал в сторону понижения свои данные по росту сельского хозяйства за последние пять лет. При этом он опирался на данные Всероссийской сельхозпереписи (2016 года. – Прим. ред.). Наиболее значительные ошибки – в оценке валового производства картофеля, овощей, бахчевых, фруктов и ягод, молока. Так, в мае этого года констатировалось, что в 2017 году надоили 31 184 тысячи тонн молока. Но уже 26 сентября признали, что всего 30 164 тысячи тонн. То есть на миллион тонн меньше. Картофель – было 29 590 тысяч тонн. Стало – 21 769. Или меньше на 35, 9%! Овощи и бахчевые упали с 18 089 тысяч до 15 431 тысячи тонн – 17, 2%.
И если изначально Росстат оценивал рост АПК в 2012–2017 годы в 20, 7%, то после корректировки – уже в 8, 7%. Ошибка составила миллионы тонн сельхозпродукции. А в денежном выражении – минус 542 миллиарда рублей, – отметил автор доклада, главный научный сотрудник Центра агропродовольственной политики ИПЭИ РАНХиГС, доктор экономических наук Василий Узун.
Честно говоря, надо отдать должное смелости Росстата. Не каждое ведомство может признаться, что так лихо подставило не только профильных министров, но и самых первых лиц государства. В апреле, выступая с отчётом в Госдуме, премьер Дм. Медведев в очередной раз отлил в граните: «Российский АПК – это действительно наша гордость. В 2017 году прирост производства продукции сельского хозяйства по отношению к 2012 году составил более 20% в хозяйствах всех категорий». «Такой бурный рост – результат небывалой ранее государственной поддержки агропромышленного комплекса. За шесть лет из федерального бюджета направили более 1, 2 триллиона рублей», – пояснил премьер-министр.
Если взять, как говорят бухгалтеры, этот «отчётный период», т.е. эти шесть лет, то путём несложных арифметических подсчётов получаем, что 1% роста обходится в 132 миллиарда. Цифры, конечно, сумасшедшие. Кстати, следует понимать, что все эти миллиарды, которые подкинуло сельхозпроизводителям государство, ложатся в себестоимость продукции. И в конечном итоге – на нас с вами.
Стагнация русского поля
После столь обескураживающих корректирующих результатов Росстата чиновники стали гораздо осторожнее в прогнозах. Тональность задал профильный министр Дмитрий Патрушев. Во время рабочей встречи с Владимиром Путиным он сказал, что в 2018 году рост сельхозпроизводства составит всего 1%. Оптимистично добавив: «Надеюсь, что в 2019 году тренд на рост сельхозпроизводства в нашей стране продолжится». Грубо говоря, такие тренды плавают в границах статистической погрешности.
Президент, выступая на пресс-конференции, уточнил: «Беспокоит нас (замедление темпов роста сельского хозяйства. – Прим. ред.) или нет? Нет, не беспокоит. У нас никакие не тепличные условия, наши сельхозпроизводители работают в сложных условиях». В таких условиях и 1%, видимо, тоже хлеб.
Василий Узун также отмечает, что после прошлого года с его рекордным урожаем вряд ли будет рост в 1%.
«Если же сравнить начальные данные за 2017 год (5654 млрд руб.) с результатами 2018 года (примем наиболее вероятную гипотезу – падение в целом за год будет примерно таким же, как за 9 месяцев), то придётся признать, что в 2018 году может произойти серьёзное падение сельскохозяйственного производства: примерно на 11–14%» – говорится в его статье.
Многие учёные с ним, кстати, не согласны (см. аргумент академика Петрикова), но факт остаётся фактом – драйвер роста российской экономики, как любили называть АПК чиновники, задрейфовал и встал на якорь. И проблема тут уже не в количестве закачанных в поле, коровники или свинарники миллиардов и триллионов. Всё проще – многие продукты становятся недоступными.
Сразу несколько агентств осенью 2018 года провели исследования, сколько процентов от семейного бюджета уходит на продовольствие. Выяснилось, что треть опрошенных отдают в магазинах за хлеб насущный более половины своего заработка. У каждого пятого эта статья расходов составляет 30–40%. Ещё 14% россиян, принявших участие в опросе, рассказали, что на еду они тратят примерно 20–30% зарплаты. Всего у 7% респондентов на покупку продуктов питания уходит от 10 до 20% от общего дохода. 91% опрошенных признались, что им приходилось экономить на продуктах.
На каких именно? 61% респондентов готовы отказаться от рыбопродуктов, ещё 53% заявили, что смогут прожить без сахара и кондитерских изделий. Без свежих фруктов в целях экономии готовы жить 50% опрошенных.
Денег нет, и вы не ешьте
Знаменитая фраза: «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные!», которая приписывается Марии-Антуанетте, у российских мелких чиновников превратилась в банальные «макарошки», которые должны есть плебеи, чиновниками не ставшие. И как это часто бывает, то, что у верховной власти на уме, – у региональных сошек на языке. Многие обитатели страны, встающей с колен и хвастающей рекордными урожаями, вынуждены банально недоедать.
– В России не установлен уровень калорийности рациона питания, с которого можно сказать, что человек голодает. ФАО определяет такой уровень в зависимости от возраста и пола в каждой стране, он варьирует в интервале от 1600–2000 килокалорий в день. По данным Росстата, который проводит выборочные бюджетные обследования домохозяйств, видно, что при средней калорийности набора питания в 2069 килокалорий на члена домохозяйства в 10%-ной группе с самыми низкими расходами есть те, чей рацион питания ниже 1600–2000 ккал. Вся эта группа должна быть объектом внимания государства, а это около 14 миллионов человек. Как минимум, половине из них срочно нужна продовольственная поддержка, – констатирует директор Центра агропродовольственной политики ИПЭИ РАНХиГС Наталья Шагайда на основании подготовленного в академии доклада «Мониторинг состояния продовольственной безопасности России в 2014–2017 гг.».
Сразу вспоминается ещё один перл премьера Медведева: «Нашей стране небом предназначено кормить всю планету, и мы будем стараться это делать». Г‑н Медведев, может быть, вначале накормим 14 миллионов недоедающих россиян?
Мы гордимся общественным строем!
Во всём цивилизованном мире принято считать, что если человек тратит на покупку продовольствия примерно 20% своих доходов, то это правильно и ради такого соотношения стоимости еды и доходов граждан должно работать правительство. Если на продовольствие тратится больше 20%, но меньше одной трети доходов, то уровень экономической доступности продовольствия можно считать средним. Свыше одной трети, но менее 50% – высоким, а свыше 50% – критическим, обычно сопровождающимся недоеданием.
– У нас, к сожалению, в Доктрине продовольственной безо- пасности нет показателя «доля расходов на питание» в расходах семьи или подобного ему, к которому должно стремиться правительство, обеспечивая экономический доступ населения к продовольствию. Есть только показатели «располагаемые ресурсы» на одного члена домохозяйства или «индекс цен», которые могут как-то характеризовать экономический доступ наших граждан к продовольствию. Но эти показатели требуют дополнительного анализа для выводов. Если посмотреть ретроспективную динамику показателя «доля потребительских расходов на продукты питания», то в советское время, о котором всё активнее ностальгирует российское общество, он, конечно, снижался. Однако в своём самом низком значении он составлял 36% в 1990 году. В 2014 году – 27, 7%. Но к 2016-му – уже 32%, снизившись в 2017 году до 31%. Это всё в среднем. Но даже в среднем в селе на питание приходится большая доля расходов, чем в городе, – констатирует Шагайда. – Если сравнить две полярные группы населения – 10% с самыми низкими расходами на конечное потребление и 10% с самыми высокими, то видно, что за 2013–2017 годы дифференциация в потреблении нарастала при том, что доля расходов на питание у первых – 53%, а у вторых – 24%.
Собственно, после этой статистики и объяснять ничего не надо. Для каждого класса населения у нас свой общественный строй. Для высших чиновников и их друзей построен коммунизм в части удовлетворения любых потребностей и прихотей. Для господ классом пониже и статусом пожиже есть капитализм с человеческим лицом. Для простого люда – простой рабовладельческий строй, в котором ты должен работать от зари до зари за миску похлёбки.
Кому санкционная война, а кому она мать родна
Эксперты Центра агропродовольственной политики не просто так указывают 2014 год как время перелома. И дело не только в сугубо отечественном кризисе, во время которого экономика России рухнула минимум на пять с лишним процентов. Именно в тот год власть в ответ за санкции по Крыму и Украине ввела продовольственное эмбарго. Под запрет попали поставки говядины, свинины, мяса птицы, рыбы, морепродуктов, сыров, молока, фруктов, овощей, а также некоторых других категорий продуктов. Цены, благодаря инфляции и снижению конкуренции, взлетели до небес. Миллиарды рублей пошли в родное сельское хозяйство, которое – надо отдать должное – смогло достаточно быстро заполнить продуктовый вакуум на прилавках практически по всем позициям.
– Доктрина продовольственной безопасности, утверждённая в 2010 году, по критериям продовольственной безопасности – доле отечественной сельхозпродукции в товарных ресурсах по кругу продуктов практически выполнена. Кроме молока и молочных продуктов, рыбы. Однако импортозамещённое продовольствие в целом оказалось дороже самого импортного. По оценке ОЭСР, мы переплатили за еду в период с 2014 по 2016 год в среднем 10% относительно цен на мировом рынке. Правда, не по всем продуктам. Сезонные продукты растениеводства стоят на внутреннем рынке ниже, но по ним и не было импорта, если исключить фрукты.
Второе. Расходы на конечное потребление с 2013 по 2017 год выросли в 10% семей с самыми меньшими расходами в текущих ценах на 15%, в том числе на питание – на 27% (в среднем по стране расходы выросли на 22 и 33% соответственно). То есть население стало платить за еду значительно больше, и чем меньше общие расходы семьи, тем больше из них стало приходиться на продукты питания. Замещение импортных продуктов российскими оправданно только тогда, когда цены на российское продовольствие не выше, чем на импортное, а качество – не ниже, – констатирует директор Центра агропродовольственной политики.
Но не всё коту масленица. Рост цен в 2014–2015 гг. упёрся в платёжные возможности беднеющего российского человека. По статданным, неприличный рост цен на продовольствие резко замедлился: в 2017 г. он уже составил 1, 1%, а за 9 месяцев 2018 г. – 1, 3%. При этом отечественный продовольственный рынок практически полностью насыщен по основным продовольственным позициям. Снижать цены на ту же свинину для увеличения продаж хотя бы среди малообеспеченных граждан авторы лозунгов «Это наша страна!» не умеют по определению.
– Обеспечение экономической доступности продовольствия для всех категорий населения, проще говоря, чтобы все граждане страны могли позволить себе есть мясо, молочные продукты, фрукты и овощи каждый день, – вот главная и основная задача реальной продовольственной безопасности страны. Если мы пока не можем производить сельхозпродукцию дешевле, чем импортная, значит, нужно смягчить продовольственное эмбарго для поступления дешёвых продуктов и продолжить модернизацию отраслей с применением прямых субсидий для поддержки широкого круга сельхозпроизводителей, которые могут потенциально быть конкурентными после модернизации, – считает доктор экономических наук Наталья Шагайда.
Стоимость еды всегда – при царе, при коммунистах, при нынешних упёртых монетаристах – была вопросом политическим. Человек трудящийся, отдающий половину зарплаты за миску риса, а вторую – за озверевший ЖКХ и сошедший с ума транспорт, не имеющий возможности купить шоколадку ребёнку, опасен не только для общества. Он опасен для власти. Никакая полиция или гвардия не остановит отца голодного ребёнка. Позиция «пусть едят пирожные» самоубийственна для любого общественного строя. Это только вопрос времени, когда пустой холодильник победит сытый и гламурный телевизор.
От редакции. В этом году мы обязательно вернёмся к продовольственной теме. Расскажем, как не принадлежащие России торговые сети давят мелкий фермерский бизнес, поговорим о том, как можно обуздать ошалевших от безнаказанности и вседозволенности агрокотов с иностранной юрисдикцией, обсудим, как могут помочь русскому крестьянину настоящие компьютерные технологии, а не те симулякры, которые предлагаются правительством.
Год обещает быть нескучным, а с «Аргументами недели» и вовсе весёлым. И смех – не грех. Ведь, как известно, дьявол и несправедливая власть больше всего боятся именно смеха.
Аргумент академика Александра Петрикова
На мой взгляд, утверждение, что «в 2018 г. может произойти серьёзное падение сельскохозяйственного производства: примерно на 11–14%», бы-ло явным преувеличением. Несовпадение данных переписи и текущих обследований – стандартная ситуация в практике статистического учёта. В связи с этим обстоятельством и проводятся переписи.
ПРИЧИНЫ расхождений весьма многообразны: различия в методологии сбора данных и географическом охвате хозяйств, ошибки выборки текущих наблюдений в межпереписной период и др. С данной ситуацией сталкиваются многие страны мира. Главное состоит в том, чтобы из зафиксированного несовпадения сделать правильные выводы и принять необходимые меры по улучшению статистического учёта. При этом ФАО исходит из того, что «сельскохозяйственная перепись часто является единственным источником статистически обоснованных данных, и страны должны воспользоваться предоставляемой переписью возможностью для улучшения качества текущей сельскохозяйственной статистики». Приоритет переписи перед текущими данными обусловлен, во-первых, тем, что в ходе переписи информация предоставляется самими аграрными хозяйствами; текущая же статистика широко использует административные источники данных. Во-вторых, перепись – это сплошной учёт сельскохозяйственных единиц, производящих не менее 95% валовой продукции отрасли, в то время как текущая статистика во многом строится на выборочных обследованиях, для которых, как известно, характерны ошибки выборки. С этим приходится мириться, ведь в рыночной экономике нет сплошного учёта, как при социализме.
Но дело не только в выборочных обследованиях. Известно, что ещё одним источником текущей статистики по ЛПХ являются т.н. «похозяйственные книги», которые ведутся городскими и сельскими администрациями. Составление списков объектов ВСХП-2016 показало, что эта работа проводится некачественно ввиду крайнего дефицита муниципальных бюджетов и нехватки кадров. Происходящее в последние годы укрупнение сельских поселений также отрицательно сказывается на качестве похозяйственного учёта.
Тем не менее, несмотря на перечисленные проблемы, основные тренды развития ЛПХ, в том числе в производстве картофеля, текущая статистика отражала правильно, представляя данные о постепенном замедлении темпов развития и снижении доли этого сектора в выпуске отрасли. Например, удельный вес хозяйств населения в валовой продукции сельского хозяйства снизился с 48% в 2006 г. до 35, 4% в 2016 г., в производстве картофеля – соответственно с 86, 4 до 77, 9%.Таким образом, с выводом автора статьи «о дезориентации бизнеса и органов управления АПК» текущей статистикой о производстве картофеля вряд ли можно согласиться.
Окончательные итоги пересчётов динамических рядов (причём за весь период 2007–2017 гг.) по объёмам и индексам производства продукции сельского хозяйства по категориям российских сельхозпроизводителей и в разрезе её субъектов будут опубликованы Росстатом в мае 2019 года. Так что опасения автора о серьёзном падении сельскохозяйственного производства несколько преждевременны – давайте дождёмся окончательных пересчётов.