Книги бывшего милиционера, подполковника, 20 лет назад сдавшего ксиву начальника районного угро, Андрея КИВИНОВА проданы общим тиражом более 10 млн экземпляров, а он говорит, что сегодня и не писатель даже. Всё правильно: у киносценаристов слава тихая, редкий зритель хранит в памяти их имена. Тем не менее у Кивинова в кино всё отлично срослось: первые сценарии он писал по собственным произведениям для сериалов «Улицы разбитых фонарей» и «Убойная сила», а его герои, хоть и менты, по сей день любимы народом не меньше дяди Стёпы. Что стабильность – признак класса, он подтвердил пятью ТЭФИ в номинации «Лучший российский сериал». «Каникулы строгого режима», «Любовь под прикрытием», «Курьер из «Рая», «Подсадной», «Гена Бетон», «Безопасность» – для всех этих фильмов Кивинов «сделал бумагу», а продюсеры потом сняли неплохую кассу.
– АНДРЕЙ, как отмечаете День милиции?
– В последние годы только на праздничный концерт хожу, а в ресторан редко, поскольку никого уже не знаю. Иногда своим узким кругом собираемся, ветеранским.
– Вы преподавали пару лет в школе милиции. Можете сравнить генерацию современных полицейских с вашим поколением? Они хотя бы пьют?
– Сравнивать мне сложно, не было близкого контакта с практической службой. Но слышу от действующих сотрудников, что молодёжь приходит серьёзная, хочет делать карьеру и зарабатывать деньги. А когда у тебя приличная зарплата, будешь ты напиваться на работе? Кстати, и у нас в отделе никто во время рабочего дня не бухал – в кино эту тему излишне эксплуатируют.
– Вы можете, как сценарист, объяснить засилье человека в форме на наших телеканалах?
– Любая история – это конфликт. А жанр с полицейскими и ворами – это простая и удобная форма конфликта, где есть злодей, есть борец со злом. Финал обычно предсказуем и комфортен для зрителя: добро побеждает, чего людям в жизни часто не хватает.
– Но ведь средний россиянин ментов традиционно не любит. Почему фильмы с навязанными непопулярными героями имеют высокие рейтинги?
– Ментов, наверное, нигде в мире не любят. Я в Лос-Анджелесе спрашивал у простых людей, как они относятся к работе копов. Отвечали примерно то же самое, что и наши: дескать, дармоеды, заявление приняли, а ничего не нашли, не возместили. Я спрашивал реального копа: часто ли приходится стрелять? Он отвечал: за 12 лет ни разу. А про соответствие сериалов реальной работе полиции у них в участке только смех стоял. Рейтинги даёт детективная основа, а не достоверность, к сожалению.
– Детективный сериал в России начался с ваших «Улиц разбитых фонарей». Но впоследствии развитие персонажей вышло из-под вашего контроля?
– Первые 25 серий сняты по моим книгам. Потом пришли новые сценаристы, которые не знали специфику оперативной работы изнутри. Пошли грубейшие ляпы. Я думаю, «Фонари» выстрелили главным образом благодаря достоверности созданной атмосферы. Сюжеты же я придумывал, они ничего нового в детективном жанре не несли. Сегодня «Метод», «Мажор», очередные сезоны «Фонарей» показывают параллельную реальность, никакого отношения к полиции не имеющую. Я как-то спросил продюсера на одном канале: почему так много липы? Он ответил честно: 90% населения не знает, как в реальности работает полиция, и на рейтинг липа не влияет.
– А актёрам передаётся ощущение, что они участвуют в халтуре?
– Уверен, что большинство людей, снимающих сериалы, не халтурщики. Речь о достоверности. Съёмки в сериале технологически не сравнить с работой в театре или большом кино. Конвейера больше. Саша Лыков, например, очень болезненно это переживал, возможно, из-за этого и ушёл. Кроме того, после сериала к актёру чаще прирастает маска персонажа. Я своими глазами видел, как Андрея Федорцова узнают на улице: «Вон Вася Рогов пошёл!» Сергей Селин признавался, что кого бы после «Фонарей» ни играл, для зрителя он – Толян. Но, похоже, артисты к этому спокойно относятся: есть минусы у такой популярности, но есть и плюсы.
– Тысячи безвестных сценаристов наверняка хотели бы вас спросить: по каким критериям сценарии отправляются в производство или в мусорное ведро?
– Первое, на что смотрят в заявке, – кто герой? То есть про кого фильм? Привлекает необычный герой, обладающий особыми способностями, – какой-нибудь нюхач, у которого в реальности нет прототипа. Ещё нужно понимать, что каналам сегодня не до жиру, лишних денег ни у кого нет. А реклама идёт только туда, где есть рейтинг. Многие дорогие сериалы, особенно исторические, – в «чёрной зоне» по размеру аудитории. А на верху рейтингов – примитив. Продюсер же считает деньги и советует писать попроще. Побочным продуктом становится оглупление людей.
– А откуда на Западе берутся качественные сериалы? Там другой зритель?
– Там другая схема финансирования. Многие шедевры сделаны для платных приложений в смартфонах, а в бесплатном телеэфире тоже идёт примитив. Его производители знают: что бы они там ни сняли, это покажут, и хоть какая-то реклама будет. А вещи вроде «Игры престолов» – это для подписчиков. И режиссёр, и сценарист, и актёры должны дать такое качество, чтобы убедить миллионы людей заплатить за просмотр их кино. В России подобная схема невозможна из-за пиратов.
– А почему Роскомнадзор и все борцы с лайками и перепостами не могут справиться с этими злодеями столько лет?
– Трудно сказать. Возможно, есть команда не злить понапрасну народ. Сидит человек в бесплатном сериале, ни в каких протестах не участвует – зачем его будить? А может, просто не до этого – других проблем хватает. Но справедливости ради надо сказать, что кое-что всё-таки делают.
– Как вы думаете, начальство силовых ведомств имеет влияние на телеканалы?
– Думаю, такое случается. Сам столкнулся с цензурой, когда сериал, сделанный во славу органов, пролежал на полке три года. Продюсеру стоило огромных нервов его запустить: начальство то форма сотрудников в кадре не устраивала, то какие-то сцены требовали убрать. Бывают и перегибы, не связанные с ведомственной цензурой. Как-то попросили убрать из сценария невинную фразу об обмене валюты, чтобы лишний раз не напоминать зрителю о текущем курсе. Я же говорю – параллельная реальность.
– Про палочную систему в МВД вас часто спрашивают, а вы вроде как не видите других критериев для оценки эффективности работы полиции. Эволюция этой системы должна идти снизу или сверху?
– Начальство не будет слушать, как ты бегал по следам злодея. Ты цифры покажи! Эту систему пытаются реформировать десятилетиями, но кардинально уйти от неё не удаётся. Была, насколько я слышал, попытка оценивать работу через отзывы населения. А если у тебя район неблагополучный и в каждом доме по десять рецидивистов живёт? Они как твоё служебное рвение должны оценить? В 1980-е годы требовали работу по профилактике преступлений. То есть гражданин на моей «земле» должен был написать: «Я, такой-то, собирался ограбить магазин, но вмешательство оперуполномоченного Иванова удержало меня от греха». Таких признаний нужно было сдавать по две штуки в месяц, каждое засчитывалось за «палку». Доходило до того, что опера друг другу такие признания писали. Потом протоколы по «хулиганке» от участкового требовали по плану. И если он ловил какую-нибудь пьяную компанию, то дату в протоколе не ставил – ждал, когда подойдут сроки отчёта. Я сам застал сюрреализм с отказными материалами: чтобы не возбуждать «глухое» уголовное дело, придумывали повод для отказа. Я потом это в «Кошмаре на улице Стачек» описывал: мотоцикл сдуло ветром… Абсолютно реальная, кстати, история.
– Я помню, у вас шапки с прохожих орёл из зоопарка воровал…
– …Да, золото с подоконника утащили сороки. А люди читают этот опус и думают: какой цинизм, какие идиоты, как они работают! А куда деваться? В то же время я знаю по опыту, что именно палочная система заставляла сотрудников шевелиться. А если ты никак не заинтересован в результате своего труда, то будешь сидеть, курить, пить кофе, а не преступления раскрывать. Я считаю, что должна возникнуть «золотая середина» – неважно, сверху или снизу. Сейчас уже не требуют 90% раскрываемости, и градус маразма понемногу сходит на нет.
– Я помню ваше интервью лет 15–20 назад, где вы говорите, что не являетесь писателем. Мол, писатель – это большой кабинет, высокие идеи. А вы просто истории рассказываете. Как сегодня себя ощущаете?
– А я уже давно книг не пишу. Последней оригинальной была «Пурга» 6 или 7 лет назад. Если пишешь милицейский производственный роман, нужно хорошо понимать, что в системе сейчас происходит, знать детали. Но ведь когда я работал, даже мобильных телефонов не было, пейджер в нашем отделе имелся только у меня. Камеры видеонаблюдения отсутствовали, и даже УПК тогда кардинально отличался. Судья не санкционировал арест, адвокат вступал только с момента предъявления обвинения. Сейчас в моём районе 80% участковых – женщины. А когда я служил, не было ни одной.
Когда начинал писать, то понятия не имел про внутренний и внешний конфликт, про структуру и прочие тонкости, и писателем себя не ощущал. Я уже 20 лет профессионально занимаюсь написанием сценариев. Здесь как раз я много учился: читал, посещал семинары, продюсеры какие-то тонкости объясняли. И могу сказать, что сейчас разбираюсь в основах драматургии, понимаю нюансы. В виде книг выходят только новеллизации – это когда от сценариев остаются неиспользованные фрагменты, и автор их развивает и адаптирует. В нынешнем году вышел «Волшебник» – наверное, последняя такая книга.
– А тираж какой?
– По нынешним меркам немалый – 3 тысячи экземпляров.
– Но ведь вся страна знает вас как писателя. Вы себя как-то пиарите? Может, у вас видеоблог есть?
– Нет, только две страницы в социальных сетях, которые я завёл, когда нужно было что-то посмотреть. На одну из них не заходил года три и уже пароль забыл.
– Вас на иностранные языки переводят?
– Тоже нет. Сам я на английском писать бы не смог. Были разговоры о переводе на немецкий, но дальше них не пошло. Возможно, если бы я был в какой-то радикальной оппозиции, тогда и интерес ко мне за границей был бы выше.
– А в оппозицию зовут? Или петиции подписывать?
– Коллективных писем никогда не подписывал, всё это очень отдаёт комсомолом. А на выборы хожу всегда. Не ищу в бюллетенях спасителей Отечества, а голосую за меньшее из зол.
Денис ТЕРЕНТЬЕВ