«Глянь, как он ДНР начеркал», — поделился с товарищем замечанием таможенник на пункте пропуска в районе Успенки. Это ближайшее место, через которое можно добраться до Донецка. Корреспондент АН думал так сэкономить время, но вместо этого нашел повод для начала этого репортажа.
Это были претензии к почерку. При въезде в Донецкую народную республику нужно заполнять таможенную декларацию. После суток дороги корреспондент АН «начеркал» не только ДНР, но и всю остальную информацию. Пришлось объяснять, что уже хочется быстрее добраться до Донецка, где-нибудь остановиться и рухнуть в кровать. Донецкие пограничники не поверили и принялись знакомить журналиста с нынешними традициями бюрократии ДНР.
Это позднее будет знакомство с депутатом из Югры, который подсядет за столик к корреспонденту АН и будет рассказывать о том, как он завозил в республику гуманитарку и как Донецк его удивил теперь. Позднее жители республики будут сетовать на свою жизнь. А пока граница.
Пункт пропуска в районе ближайшей к Донецку «Успенки» ошарашил презрительным броском российского паспорта на блюдце. Таким образом пограничник вернул корреспонденту АН документы. Еще год назад подобная выходка казалась нонсенсом. Впрочем, это было год назад. А за это время в республике могло поменяться многое.
Спустя пару минут и возникла эта самая ситуация с претензиями к плохому почерку.
«У-у-у, да у нас тут проблема», — неожиданно обрадовался таможенник: «Когда Вы последний раз были в ДНР?!»
Последний раз «мы» были год назад. Таможенники нашли у себя в базе, что корреспондент АН не вернул декларацию. Оказалось, это огромная проблема. Проблема настолько огромная, что въезд на территорию республики журналисту стал невозможным.
Спустя всего лишь неделю на другом пункте пропуска таможенник назвал ситуацию бредом. Он пояснил, что тогда еще только вводили базу. Пропавшая таможенная декларация нашлась, и журналисту пояснили, что делать я с ней могу все, что захочу. Она теперь не нужна. Но это через неделю. А пока первый въезд спустя год.
«Это официальный документ!»— отчитывал таможенник журналиста. Это отчитывание заняло два часа. В Донецкую народную республику корреспондента АН пустили только после угрозы звонка высокопоставленным людям.
«Россия нас кинула», — объяснял постоялец гостиницы корреспонденту АН, когда зашел разговор об отношении сотрудников пограничного поста к гражданину России.
Россия кинула — такие обвинения звучат на Донбассе часто. Все хотят, чтобы ДНР и ЛНР стали одним из регионов РФ. Зачем это им нужно, никто толком объяснить не может. Да и в целом, Россия Донбасс не бросила. Гуманитарная помощь идет регулярно. К жителям Донецка или Луганска в России относятся даже лучше, чем к россиянам. У них есть кое-какие преференции. Но Россия, все равно, «кинула». И теперь, спустя четыре года, власти Донецкой народной республики вынуждены рекламировать Россию. На площади Ленина, она в Донецке центральная, стоит рекламная конструкция «Я люблю Россию».
«Средняя месячная зарплата гроза 25 тысяч рублей», — рассказывал корреспонденту АН о жизни в Донецке житель города по имени Андрей.
Гроз — это проходчик в шахте. Опаснейшая профессия. Их регулярно засыпает, они часто гибнут, получают травмы. Грозам (ударение на первый слог) платят больше всех. Их больше всех уважают. 25 тысяч рублей в ДНР — это очень высокая зарплата. Бойцам на окопах платят меньше. Со всеми боевыми у них может выйти даже меньше 20 тысяч. При ценах ниже, чем в России жить на 25 тысяч зарплаты можно достаточно прилично, на 15 тысяч — хорошо, на 10 — сносно.
На пять тысяч жить в Донецке очень трудно. Но тут многие зарплаты именно такие. Можно поехать в Россию на заработки и зарабатывать больше. Соответствующие объявления висят по всему Донецку. Многие так и сделали. В Севастополе, в Москве, в Казани, в других городах России беженцев с Донбасса предостаточно. Сварщик из ЛНР в Севастополе зарабатывает 60 тысяч рублей, помогает семье. Но Россия все равно «кинула».
«А ты обратил внимание на гаишников?» — спрашивал корреспондента АН депутат из Югры. Он заехал в республику с неофициальным частным визитом. Гашники запомнились тем, что на одном из стационарных постов они очень пристально провожали взглядом машину журналиста, на которой были установлены российские номера. В свою очередь парламентарий обратил внимание на другой нюанс: «Я был чрезвычайно удивлен, когда увидел какие они огромные!»
Проход через границу депутата из Югры тоже возмутил. Он принципиально не пользуется преференциями, даже когда это можно, и поэтому стоял в очереди вместе со всеми. Парламентария удивило отношение к людям, и он спросил у таможенников почему они заставляют людей заполнять от руки два одинаковых бланка декларации и не дают возможность пользоваться копиркой. Донецкие таможенники озлились и только было собрались начать «полоскать мозги» бюрократическими процедурами, но прочитали имя с фамилией, уточнили должность и растерялись.
«Что же вы, не подошли и не представились? Мы бы Вас пропустили без проблем», — спросили таможенники парламентария. В Донецке его хорошо знают, он часто завозил сюда гуманитарную помощь.
Эти преференции и возмутили депутата из Югры. Он попытался выяснить, чем он лучше других людей, но ответа так и не добился. Находясь в Донецке теперь уже как частное лицо, парламентарий был возмущен, узнав о бюрократических проблемах, с которыми сталкиваются простые люди при получении различных справок и согласований. Преференциями он теперь уже был готов воспользоваться, чтобы встретиться с главой Донецкой народной республики Александром Захарченко. Эта встреча депутату нужна была, чтобы задать тому главный вопрос: «За что боролись?! Чтобы вы тут создали такую же Украину?!»
За что боролись?
«За что парни на передовой гибнут? Чтобы вы тут создали такую же Украину?» — спрашивал уже корреспондент АН специалиста МРЭО. Верить кому бы то ни было на слово — не самый лучший стиль работы журналиста. Поэтому было решено сходить в любое ведомство, чтобы посмотреть, как работают ведомства в народной республике. Любым ведомством оказалось МРЭО. Туда обращаются для регистрации транспортных средств.
«Самое обнаглевшее ведомство в Донецке», — бурчал седой мужчина, стоявший предпоследним в очереди из пяти человек: «Я в Мариуполе регистрировался, так там все быстро прошло. Там работали 20 сотрудников, все шевелятся. Не успел прийти, уже все оплатил, все зарегистрировал. А тут стоишь, стоишь! Потом еще куда-нибудь погонят.»
Это самое первое окошко, куда человек обращается при регистрации машины. Здесь подают заявления. А еще задают всевозможные вопросы, потому что больше спросить негде. В России на всю регистрацию, вместе с получением номеров, корреспондент АН потратил около часа. В Донецке час ушел только на то, чтобы добраться до окошка и спросить, а что собственно нужно сделать, чтобы временно зарегистрировать автомобиль. Специалист постоянно куда-то выбегала, что-то делала, а народ ждал.
На стекле был указан перечень документов, которые человек должен принести. Первым пунктом был указан паспорт и не то ИНН в ДНР, не то идентификационный номер (он есть у граждан Украины). Ни того, ни другого у меня не было и нет. И вообще, это был перечень документов для повторной регистрации. Мне нужно было лишь спросить: а вообще, нужно ли временно регистрировать автомобиль, если я приехал всего на полтора месяца, а на учет должен встать в течение двух месяцев.
Все вопросы отпали сами собой спустя час ожидания. Им на смену пришла философия. Во-первых, такая ли, уж, народная республика — ДНР?! Во-вторых, почему я слышу в очереди сравнение одного и того же украинского и донецкого ведомства. В-третьих… Третий вопрос сразу задать не удалось. На помощь специалисту МРЭО пришла женщина, которая стояла следом за мной.
«Донецкая народная республика — для народа!» — возмущалась жительница Донецка: «Во-вторых, сравнивать одно с другим и делать какие-то выводы — это философия и мнение конкретного человека! Если кому-то что-то не нравится, может валить на Украину!»
«В-третьих, по каким регламентам Вы работаете?» — корреспонденту АН удалось наконец-то спросить специалиста МРЭО. Она непонимающе посмотрела, а потом сформулировала ответ. Оказалось, с каждым человеком в этом донецком ведомстве работают индивидуально.
Бюрократические традиции любого в мире ведомства таковы, что работают индивидуально — это значит, как Бог на душу положит, или как заблагорассудится самому специалисту. Сотруднику любого в мире ведомства нужен регламент работы. Там четко прописано какие он действия должен совершить при подаче ему документов, и сколько минут или секунд на эти действия потратить. Если подобных инструкций нет, бюрократ начинает пить чай, бегать по разным кабинетам и совершать какие-то действия. Они будут понятны только ему. Привлечь к ответственности бюрократа за «какие-то действия» без регламента не получится. Потому что он запросто сошлется на то, что он выполнял работу. Результатом, вот, этой «работы» в день посещения донецкого МРЭО корреспондентом АН стал час ожидания в очереди из пяти человек.
«Да, как Вы можете мне такое говорить?» — с оттенками грусти и горести спросила специалист донецкого МРЭО на философию, которая была ей изложена в предыдущем абзаце: «Я чай даже не пила. На месте не сидела, работала!»
Ответить на вопрос «как следует понимать мое часовое ожидание в очереди из пяти человек» специалист МРЭО не смогла. Она не смогла ответить на вопрос: «За что гибнут парни на передовой? Они гибнут за то, чтобы в Донецком МРЭО нужно было потратить час жизни на то, чтобы подойти к окошку и задать вопрос?!»
Эта история с очередью и была ответом на вопрос депутата из Югры, который хотел задать вопрос главе Донецкой народной республики: «За что боролись?»
В Южной Осетии в свое время поступили гораздо эффективнее. Там попросту приняли закон, устанавливающий действие всех российских законов и регламентов до тех пор, пока не будут разработаны собственные нормативные правовые документы. В Южной Осетии в МРЭО можно было прийти и потребовать зарегистрировать автомобиль в короткие сроки на основании российского закона. Главное — знать этот закон.
В Донецкой народной республике подобного нет. Поэтому здесь работают настолько индивидуально, что депутат из Югры вынужден использовать все свои связи, чтобы пробиться к Александру Захарченко.
Последние из могикан
Примерно так скручивают голову куренку с тощей шеей. Сильно сжав ладони в кулачки, женщина показывала, что она сделала бы с Порошенко. Ни единого слова она не произнесла. Она живет в Коминтерново. Ее дом находится прямо на передовой. За забором начинается поле. За полем позиции украинских силовиков. Она не хочет показывать лицо. На Украине у нее живут родственники. Она очень хочет встретиться с Порошенко, чтобы вцепиться ему в лицо.
Давать прямую речь этой жительницы Коминтерново нельзя. Законы Российской Федерации очень щепетильны в вопросах цитирования матерных слов средствами массовой информации. Этими словами она рассказала, что ворота ее дома уже давно как решето, а еще к ней во двор прилетела мина. Только счастливая случайность уберегла жизни ее и мужа. Она хорошо понимает, что обстреливает ее именно украинская армия. Поэтому никаких печатных слов в адрес украинских силовиков у нее нет.
«Бьют прямо по домам, по людям», — соглашается с соседкой Виктория Покушалова. Она работает продавцом в магазине, который тоже находится в паре десятков метров от передовой: «Мой дом обстреляли, дочку убило. Ей было 19 лет. Вот, сейчас ждем пополнения. Я должна была уже бабушкой быть. Сначала дочка потеряла ребенка, а потом сама погибла. Осколок попал прямо в голову».
Теперь про гибель дочери Виктория рассказывает спокойным голосом. Сейчас ей нельзя нервничать. Она ждет пополнения, и готовится снова стать мамой.
Жизнь на передовой тяжелее, чем в Донецке. Работы нет, вообще. Люди живут сельским хозяйством. Мизерные дотации не покрывают даже элементарных расходов. Но к России здесь отношение уже совсем другое, даже без рекламных конструкций. Предложить сравнить ДНР с Украиной здешним жителям опасно для здоровья.
А люди просто устали
Люди просто, устали. Установившийся еще в первый год войны территориальный паритет угнетает всех. Еще больше в Донецкой народной республике всех угнетает статус непризнанного государства. Приднестровья в ДНР никто не хочет.
«Честно говоря, уже хочется, чтобы опять начались боевые действия», — сетует дончанка по имени Анастасия. У нее высшее образование. Но она работает уборщицей и подрабатывает швей на дому. Общий заработок в сумме у нее составляет около 6,5 тысяч рублей в месяц. Из них 2,5 тысячи она отдает за газ. Оставшиеся 4 тысячи тратит на еду и коммунальные услуги за дом, в котором живет ее сын. Тот с коммуналкой уже не справляется. Он зарабатывает 8 тысяч рублей, но у него и запросы повыше.
«Русскую весну» Анастасия когда-то приняла с ликованием. Она всеми силами помогала ополченцам, бесплатно шила им одежду. Властям никогда не верила, но очень надеялась, что что-нибудь изменится. Что-нибудь изменилось, и теперь Анастасия завидует собственной дочери, которая уехала из ДНР. Повторить ее подвиг дончанка не может. Здесь у нее квартира и дом, в котором живет сын. А еще у нее мизерный месячный заработок. Она обращает внимание на старушек, которые сегодня обсуждают цены в магазинах, сравнивают их с украинскими.
В 2014 году в тех же очередях те же старушки говорили совсем о другом. Они радовались, что у них скоро будут российские пенсии и они смогут наконец-то нормально жить. Нормально жить не получилось. Получить жить на сумму меньше 2,5 тысяч рублей. За газ в Донецке людям приходится платить именно столько: две с половиной тысячи рублей.
