В 2018 году, через 32 года после катастрофы на Чернобыльской АЭС, в УФСБ по Самарской области появились сомнения в правильности выдачи удостоверений участников ликвидации аварии целой группе пилотов. Теперь у них один путь – биться до конца. Или садиться, возможно, тоже до конца.
Ведомственная авиация
Лётный отряд ЦСКБ «Прогресс» Министерства общего машиностроения СССР в производственных делах (куда и когда лететь, что и кого брать на борт) подчинялся заместителю директора завода по коммерческим вопросам, а по лётным – производственному отделу транспортной авиации Министерства авиационной промышленности. Одна нога здесь, другая там. Работали, конечно, на космос с огоньком. Смотрю на фотографии и удивляюсь – стоит у самолёта экипаж, молодые ребята, одеты кто во что горазд. В кабине – та же картина. Оказывается, у них даже формы не было. У пилотов «Аэрофлота» – была, у военных лётчиков – само собой. А у них только подписки о неразглашении, допуски, секретность.
Кошмарным маем в аэропорт Борисполь они везли, по их словам, «неизвестное оборудование в наглухо запечатанных ящиках, свинец в бочках, каучук, кабели в бухтах». Что и кому конкретно – непонятно. Что-то наверняка по программе «Энергия – Буран», там кооперация с Киевом была серьёзная. Свинец, вероятно, для других целей, ликвидаторских.
А потом, разгрузившись, начинали искать, где заправить самолёты. В сумасшедшем темпе тех майских да и июньских дней тоже гражданские службы отказывались выделять керосин ведомственным бортам – самим не хватало. Но у ведомственного лётного отряда «космического предприятия» была привилегия – они связывались с военными диспетчерами, без лишних проволочек получали «индекс» армейского борта и перелетали на военный аэродром Овруч. Тогда никто и не знал, что это были полёты в зону отчуждения. По авиационным меркам почти рядом – около 180 километров. По трассе слева оставался Киев, а справа – зона ЧАЭС. От аэродрома до извергающего смерть 4-го энергоблока – всего-то 72 километра. А уговор с военными был один – за полные баки топлива взять на борт и вывезти куда угодно, как можно дальше из атомного кошмара семьи военнослужащих и беженцев из Припяти. Александр Кириченко, тогда 2-й пилот, рассказывает:
– Диспетчер гражданский на первом этаже, военный – на втором. Идём на второй, там подполковник:
– Нам бы заправиться…
Поднимает трубку:
– Тут маповцы сидят, просятся перелететь к вам на заправку, примете?
– Если людей от нас заберут, то пусть летят.
Такое ощущение, что люди там жили в надежде улететь. Мы приземляемся, бегут с мешками, кто первый успеет. И вывозили. Забирали людей и по другую сторону от Припяти, с учебного аэродрома рядом с ж/д станцией Малейки, а это вообще-то в 50 километрах от реактора.
– В кабине экипажа Ан-26, это же военно-транспортный самолёт, под правой рукой командира стоит прибор, фиксирующий превышение радиационного фона. А он, как учует радиацию, трещит без остановки, громко, действует на нервы. Работать невозможно, остальную сигнализацию не слышно, переговоры с трудом ведёшь. Отключали… Все так делали.
Домой «топали» через Брянскую область и снова через злые радиоактивные «языки» выбросов, протянувшиеся в стороны от Припяти, как лепестки чудовищного по размерам цветка. Знали бы – может, и поменяли как-то маршруты, но опять-таки всеобщая секретность!
Мойдодыр на Безымянке
После приземления эти самолёты «прозванивали» на предмет наличия радиоактивности дозиметрические посты предприятия, что подтверждается сохранившимися в архивах приказами. Вот выписка из приказа №956 от 06.11.1986 по заводу «Прогресс» им. маршала Д.Ф. Устинова: «Пост радиационного и химического наблюдения от отдела 821 в период с 22 по 29.05.86 выполнял практическую работу по дозиметрическому контролю степени заражённости прибывающих лиц из района аварии на Чернобыльской АЭС и получил отличную оценку ГО района…» Лётчики отряда, пассажиры и были теми самыми лицами, которых контролировали на степень заражённости. Воздушные суда после обследования каждый раз проходили глубокую дезактивацию уже спецпрепаратами войск радиационно-химической защиты. И продолжалось это не только в означенные в приказе даты. Что за препараты и что за специалисты «чистили» самолёты, пилоты не знают. Не забывайте – вокруг Чернобыля сразу возвели стену секретности. А тут эта секретность была помножена на исключительную секретность внутри главного космического предприятия страны – закрытый аэродром, тут же рядом не менее закрытый авиазавод, выпускающий стратегические ракетоносцы Ту-95, и ещё целый ряд закрытых от посторонних глаз объектов. Да и Куйбышев до 1991 года был закрытым для посещения иностранцами городом. Но вот что интересно – техники начали бунтовать. Им после дезактивации приходилось, в свою очередь, долго и нудно отмывать самолёты от следов спецпрепаратов. Есть приказ, где руководство их премирует за эту каторжную работу.
А что же лётчики? Так вот, у экипажей гражданской авиации, которые занимались тем же самым делом, доставляли на эти же, ближайшие к зоне Чернобыльской катастрофы аэродромы, грузы, людей, вывозили пострадавших, никаких проблем с получением свидетельств участников ликвидации не было и нет, всё по праву. У военных, как известно, тоже. А ведомственным «секретным» лётчикам не повезло – оригиналы полётных заданий хранятся всего три года. Потом – в печку.
Вас тут не стояло
В 1997-м на основании Закона РФ от 15.05.1991 №1244-1 (ред. от 11.12.1996) «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС» администрацией ГНКЦ «Прогресс» на экипажи, летавшие в те дни на Украину и обратно, были подготовлены документы и направлены в Главное управление труда Самарской области. После проверки представленных документов соответствующей комиссией было принято решение о выдаче удостоверений участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС в 1986–1987 годах.
А вот что сейчас эти лётчики пишут в обращениях к президенту В. Путину и в другие инстанции: «В настоящее время следственными органами УФСБ России по Самарской области проводятся следственные мероприятия в отношении ликвидаторов Чернобыльской АЭС с изъятием удостоверений участников ликвидации аварии на ЧАЭС и справок освидетельствования во ВТЭК. Действия следователей направлены на то, чтобы ввести в заблуждение для достижения обвинительных решений и постановлений, а доказательства защиты во внимание не берутся. Что мы делали 32 года назад так, что привлекаемся к уголовной ответственности за мошенничество?»
В постановлении о привлечении в качестве обвиняемого следователь Н.Л. Громчев пишет, что пилот-пенсионер А.Н. Кириченко получил в своё распоряжение фиктивные документы. Но документы не являлись фиктивными и были подготовлены руководством завода.
Шесть судов Александр Кириченко выиграл, судья Е.В. Бобылёва работает по сей день. Сейчас впереди седьмой. Александр Николаевич, как и его коллеги, под подпиской о невыезде и угрозой реального срока. Не могли же те врачи, которые устанавливали инвалидность, быть полными идиотами? А чиновники, что рассматривали их документы на комиссии?
– Нас приглашали туда дважды. Сначала написать заявление и сдать фотографии, потом получить под роспись готовый документ. А теперь в Самарской губернии 100 с лишним мошенников, которым под 70 лет. В шесть утра приходят. Обыск, выемка. Будешь подписывать? Нет. Ночь в СИЗО, суд, подписка о невыезде. Сравниваем дела – а они как под копирку, до страницы. Из архива документы получить невозможно – секретность.
Коллега Александра Кириченко Михаил Курдюков тоже попал под раздачу:
– Больше двадцати лет как мы признаны участниками ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, многие стали инвалидами. Никаких вопросов от органов соцзащиты населения не возникало. Но, по мнению обвинения, указанные вещественные доказательства (копии документов) – фальшивка, и меня пытаются изобличить в хищении денежных средств при получении социальных выплат.
«Действуя умышленно из корыстных побуждений», «комиссия была обманута и введена в заблуждение, в Припяти он никогда не был» – таковы формулировки. Михаил Иванович поражается:
– Я никогда никому не говорил, что летал в Припять. И на следствии тоже. Там нет аэродрома! И ни в одной справке такого нет. Документы, которые подавали на нас в 1997 году, подготовлены руководством «Прогресса». А зона отчуждения ЧАЭС, откуда эвакуировали население, значительно больше 30 километров. В неё попали приграничные территории Белоруссии, России.
Сейчас обвинение требует, чтобы инвалид 2-й группы вернул в пользу Министерства социально-демографической и семейной политики Самарской области 7 млн 990 тыс. 270 рублей, в пользу Управления Пенсионного фонда России по Кировскому и Промышленному р-нам Самары – 1 млн 199 тыс. 131 рубль 03 коп., называют его мошенником и угрожают реальным сроком.
Для лётно-подъёмного состава летопись жизни – полётное задание. Копию, оформленную по всем правилам, органы власти Самарской области получили ещё в 1997-м. Какие ещё могут быть вопросы? Или УФСБ по Самарской области на пенсионерах «палки» рубит? И отказывается приобщать к делам документы, подтверждающие правоту пилотов. Впору бросить клич: «Отзовитесь, кто вылетал бортами ЦСКБ «Прогресс» в Куйбышев с армейского аэродрома Овруч». Понятно, ливрея, раскраска, у всех поголовно самолётов, летавших в воздушном пространстве СССР, тогда были аэрофлотовские, но аэродром Безымянка на промышленной окраине Самары должен остаться в памяти.
Между прочим, уже 27 апреля 1986 года самолёт Ил-14 генерального конструктора ЦСКБ «Прогресс» Дмитрия Козлова доставил на ближайший к Припяти аэродром группу специалистов-атомщиков. А на следующий день вторую группу пожарных, пострадавших при тушении 4-го энергоблока, доставил в Москву. И уже потом в 21:00 программа «Время» сообщила о катастрофе. Или этого тоже не было?