В 1626 году белые пришельцы купили у североамериканских индейцев весь остров Манхэттен за металлические ножи, бусы, зеркала и другие безделушки стоимостью 60 гульденов, или 24 тогдашних доллара. Ножи стёрлись, зеркальца разбились, бусы разорвались. Сделка по Манхэттену стала воплощением «американской» модели бизнеса: убедить аборигенов, что им нужны побрякушки, и обменять их на «истинные ценности».
Прошло почти 400 лет. И сегодня американцы покупают уже не какой-то вшивый остров, а всю Россию в обмен на полупроводниковые «бусы», микропроцессорные «ножи» и дрянные кремниевые «зеркала». А наши загадочные министры, жонглируя смыслами, убеждают неразумных: «Цифровая экономика – это благо!» Таким Данте отвёл девятый – самый страшный круг ада…
Почему у современного русского «Ломоносова» чужие «потроха»? Зачем Сенат США думает о русских холодильниках с Интернетом? Как звучит старый девиз «Советское – значит, отличное!» на новый лад? Ответы знает научный руководитель НИИ системных исследований РАН, академик Владимир Бетелин.
Чего изволит INTEL?
– Владимир Борисович, любит наша власть всякое, скажем так, изделие со словом «супер». С самых высоких трибун, например, звучит: российские суперкомпьютеры – самые суперкомпьютерные в мире, в них наше будущее, они надёжа и опора, свет в нефтяном окошке. Скоро заживём с ними как люди?
– Суперкомпьютер сегодня – это не какая-то супермощная, грубо говоря, «машина», а вычислительная система, состоящая из множества сопряжённых друг с другом существенно менее мощных параллельно работающих компьютеров. Каждый из которых выполняет часть общей задачи.
В середине 1990-х годов из-за огромной стоимости суперкомпьютеров на основе дорогостоящих уникальных технологий и изделий их развитие пошло по пути использования дешёвых и широкодоступных на рынке вычислительных модулей для серверов и персональных компьютеров. Эти модули объединялись в единую систему при помощи коммуникационных систем и специального программного обеспечения.
Такое техническое решение имело чисто экономическую основу и подтолкнуло фундаментальную и прикладную науку к созданию высокоскоростных коммуникационных интерфейсов, методов распараллеливания задач и так далее.
То есть именно экономика целеполагает науку, а не наоборот. К сожалению, нашу науку, как, впрочем, и наши IT-отрасли и даже образование целеполагает не наша, а чужая экономика.
– То есть российская наука работает на чужую экономику?
– Да. И прежде всего на экономику полупроводников США. Смотрите сами. В 2015 году весь глобальный рынок полупроводников оценивался в 335 миллиардов долларов. Половину из них производили в США, 17% – в Южной Корее, 11% – в Японии, 9% – в ЕС, 4% – в Китае. В том же году полупроводники были на третьем месте в американском экспорте с 42 миллиардами долларов. Пропустили вперёд только самолёты (119 миллиардов) и автомобили (55 миллиардов долларов). В этой отрасли работает 250 тысяч человек. Плюс один миллион рабочих мест в смежных областях экономики.
Только одна американская компания INTEL контролирует 60% мирового рынка микропроцессоров объёмом 71, 5 миллиарда долларов. Больше половины вычислительных модулей для серверов и персональных компьютеров – на основе микропроцессоров INTEL. В 2016 году он произвёл сотни миллионов полупроводниковых изделий, выручка от продаж которых составила 55 миллиардов долларов!
ДЛЯ СРАВНЕНИЯ: в 2016 году суммарный оборот 100 крупнейших российских IT-компаний составил около 20 миллиардов долларов, при суммарной численности 130 тысяч человек. Только 10 из этих компаний занимаются производством полупроводников и радиоэлектроники. При суммарном обороте около 450 миллионов долларов и численности порядка 4 тысяч человек. В целом зависимость нашего IT-оборудования от импорта (не важно – американского, китайского или другого) составляет от 80% до 100%.
Это означает, что российские IT-компании фактически «танцует» экономика полупроводников США.
– А как же вроде бы российские супер-пупер-компьютеры? Только что с большой помпой в Дубне создали «Говорун», в МГУ работает «Ломоносов», Шойгу грозится в Анапе открыть вычислительный центр для решения оборонных задач…
– Зарубежные комплектующие – это не конструктор «Лего», из которых каждый может собрать суперкомпьютер. Создание суперкомпьютера из десятков и сотен тысяч таких изделий – это сложная научная и инженерная задача. Ещё более сложная задача – разработка методов, алгоритмов и программ для решения задач на таком суперкомпьютере. Эти задачи и решают российские специалисты при создании суперкомпьютеров из зарубежных комплектующих.
То есть они вынуждены «танцевать» с чужой экономикой полупроводников, развивая её, ввиду отсутствия собственной. Даже несмотря на вопиющие проблемы с обеспечением информационной безопасности, заложенные сознательно в процессе производства.
Чужая «цифра»
– Но если всё основано на чужих микропроцессорах, то какую мы посконную и домотканую цифровую экономику собираемся строить?
– Наверное, российскую, но на основе элементной базы из США, Южной Кореи, Японии, Европы и Китая. На чужих полупроводниках будут реализованы центры обработки данных, широкополосные линии связи, проекты Национальной технологической инициативы (НТИ), технологии блокчейн, искусственного интеллекта и т.д.
Программа «Цифровая экономика Российской Федерации» даже не предусматривает создание в её рамках экономически и социально значимой национальной экономики полупроводников. Это ставит под сомнение достижение каких-либо значимых результатов её выполнения.
– Говорят, что наши «молодые технократы» просто списали её с американской программы…
– Более 20 лет все исследования и технологические новации в микроэлектронике определялись двумя основными требованиями: снижение стоимости полупроводников и увеличение объёма их выпуска. За счёт чего поддерживалась высокая доходность полупроводниковых производств. Маржа, по неофициальным данным, достигала 90 и более процентов.
Рост затрат на всяческие новации, а главное, на стоимость технологического оборудования существенно снизил уровень доходности. Для его поддержания необходимо было многократно увеличить ёмкость глобального рынка полупроводников. Инструментом достижения этой цели США выбрали технологию «Интернет вещей», посредством которой к сети подключаются бытовая техника, автомобили, заводское оборудование и т.д. В марте 2015 года было принято решение Сената США о разработке стратегии развития «Интернета вещей», её скорейшем внедрении. В 2017 году Сенат США уже одобрил проект закона Developing Innovation and Growing the Internet of Things (DIGIT) Act.
– Который наши чиновники-недоучки и перевели как «цифровая экономика»!
– В преамбуле этого закона прогнозируется, что к 2020 году более 50 миллиардов различных устройств по всему миру, в том числе чисто бытовых – от автомобиля до кофеварки, будут подключены к Интернету. А это триллионы новых полупроводников на глобальном мировом рынке, которые будут производить корпорации США, Южной Кореи, Японии, Европы и Китая. А наши потребители будут их покупать в составе бытовой техники, автомобилей, заводского оборудования и т.д.
«Человек покупающий»
– То есть широкой публике может показаться, что наши министры совершенно бескорыстно работают на США. Но, говоря красивые слова о цифровой экономике как о «нашем всём», они лоббируют интересы американских монополистов на рынке полупроводников и систем управления.
– Министры действуют в полном соответствии с утверждённой в директивных документах либеральной экономической парадигмой нашего государства. Оно отвечает только за создание «благоприятной экономической и правовой среды». И в первую очередь для малых и средних предприятий. Все правительственные программы, включая и программу «Цифровая экономика Российской Федерации», направлены на создание этих условий. А не на создание, например, отечественной компании, идентичной INTEL. Это и является основной причиной отсутствия в России собственной экономики полупроводников. Именно поэтому Россия покупает продукцию иностранных полупроводниковых и радиоэлектронных компаний.
Плюс такая парадигма отлично согласуется с концепцией существующей системы российского образования: воспитать не создателя, а потребителя товаров.
– Вообще-то это называется «экономикой бус»… А есть ли проблема, что «Интернет вещей» в конце концов упрётся в потолок спроса?
– Может, и не упрётся. Пока «Интернет вещей» касается товаров, созданных человеком: бытовых приборов, автомобилей, технологического оборудования и т.д. А в проекте «Сколтеха» «Будущее образование: глобальная повестка» 2014 года прогнозируется подключение к Интернету одежды, обуви человека, а далее живых существ – домашних и диких животных, растений и даже человека. Поистине безграничный рынок!
Плюс экономика полупроводников США имеет целью стратегию двойного сокращения: сокращения времени жизни существующего продукта, сокращение времени разработки нового продукта и принуждение потребителя к замене старого продукта новым.
Сейчас на основе этой стратегии ведётся массовое производство высокотехнологичных короткоживущих (1–3 года) практически не ремонтопригодных продуктов, таких как бытовые товары, автомобили, радиоэлектроника…
Возможно, уже в обозримом будущем время жизни всех этих изделий сократится до 1–3 месяцев, а далее до 1–3 дней. Которые в итоге превратятся в высокотехнологичные «однодневки». А колоссальная машина маркетинга «прикажет» покупать новые товары чуть ли не каждый день.
В помощь и новое образование, основная цель которого – воспитать потребителя без присущего «гомо сапиенсу» критического мышления: «зачем мне новый или второй планшет?», мешающего извлечению прибыли крупным бизнесом. Фундаментальные знания, которые позволяют самообучаться, подменяются временными, постоянно устаревающими навыками или компетенциями, требующими платного обновления. Поэтому на ключевой вопрос, бизнес для человека или человек для бизнеса, ответ, увы, очевиден.
Зато мы делаем ракеты!
– Вы правы, новые недешёвые приборы ломаются быстро. Зато до сих пор, например, на даче работает холодильник «ЗиЛ» 1970-х годов выпуска!
– Это совершенно другая, так сказать, «советская концепция» – производство долгоживущих ремонтопригодных товаров как военного, так и гражданского или потребительского назначения. Сегодня эти традиции сохранились только в оборонном комплексе, поэтому наша страна остаётся одним из крупнейших экспортёров оружия с 23% мирового рынка вооружений. Наш ОПК умеет производить серийные (но не массовые) высокотехнологичные комплексы с длительным – до 25 и более лет – периодом эксплуатации и возможностью модернизации.
Абсолютно реально диверсифицировать ОПК на выпуск, например, легковых автомобилей, холодильников, на вычислительную и коммуникативную технику по концепции «долгоживущих, ремонтопригодных, с возможностью модернизации отдельных узлов и агрегатов». И, кстати, многие потребители выберут легковой автомобиль с ресурсом всех агрегатов до 300 и более тысяч километров. Или телевизор, который будет работать 10–15 лет.
Под потребности, прежде всего внутреннего рынка на эти изделия, надо создать, как минимум, одну мощную отечественную полупроводниковую компанию и компанию по разработке и производству ключевого технологического микроэлектронного оборудования: фотолитограф, имплантер, машина травления. Эти цели могут быть достигнуты в рамках государственной программы диверсификации ОПК.
- Те же министры, которые лоббируют интеловский «Интернет вещей», скажут «фи», внутренний рынок слишком мал, надо конкурировать на мировом!
– В отчёте экспертной группы Digital Mckinsey «Цифровая Россия: новая реальность» декларируется, что внутренний потребительский рынок является первой ступенью для роста будущих цифровых лидеров. На внутреннем рынке России в 2017 году было закуплено легковых автомобилей на 33 миллиарда долларов. Бытовой техники и радиоэлектроники – на 20 миллиардов долларов. Различного IT‑оборудования на 15 миллиардов долларов. Почти 90 миллиардов в год! «Маленький» рынок, да…
– Если бы была возможность поговорить с Путиным, о чём бы вы попросили – о деньгах на российский фотолитограф?
– Нет. Попросил бы его взять под свою личную ответственность пока недоразрушенную систему образования, как он взял армию. Можно восстановить промышленность и науку. Но нельзя восстановить человека думающего, без которого ничего на земле сделать невозможно. А мы его теряем…
От редакции. Этим интервью «АН» открывают серию публикаций под общим названием «Чёрный лебедь цифровой экономики». О её плюсах и минусах, которые так тщательно скрывает наше правительство, похожее на филиал государственного департамента сами знаете кого.