Со стороны может показаться, что старинные народные ремёсла переживают в России небывалый подъём. Лавок с матрёшками всё больше, а в каждой второй программе развития какого-нибудь медвежьего угла есть строчка про ремёсла. Но в реальности всё хуже, чем в советские времена. Свободный рынок оказался палкой о двух концах: следом за самостоятельностью пришёл контрафакт, а государство оказалось неспособным всерьёз поддержать народное искусство.
Матрёшка при смерти
Знаменитая хохломская роспись возникла 400 лет назад в глуши Нижегородской губернии при деятельном участии старообрядцев. Ковернино, Заволжье, Семёнов – в этом треугольнике липовые болванки научились покрывать оловом, затем олифой и, наконец, после обжига, – расписать алыми и чёрными цветами, ягодами и травами. При СССР промыслом занимались около 3 тыс. мастеров, а продукция почти полностью выкупалась госструктурами: на выставки, на продажу в «Берёзках», на подарки иностранным гостям. Сегодня осталось 600–700 мастеров, распределившихся между 4–5 юрлицами. Помимо традиционных ложек, шкатулок и матрёшек расписывают ноутбуки, стулья и даже автомобили – от любых заказов отказываться не принято.
Крупнейшая фабрика «Хохломская роспись» ежегодно производит 50 тыс. матрёшек. Для сравнения: только в одном контейнере из Китая, задержанном таможенниками в Перми, обнаружили более 20 тыс. таких сувениров. Конечно, качеством и ручным трудом у китайцев и не пахнет, ведь настоящую хохлому надо 5 раз покрыть лаком и закалить в печи. Зато форма разборной куклы, красный сарафан, жёлтый платок и белый фартук – всё точь-в-точь. По словам председателя совета директоров «Хохломской росписи» Николая Короткова, форма, как и техника росписи, запатентованы и не могут использоваться без разрешения правообладателя. Однако пермские таможенники передали дело смежникам из полиции, а те почему-то сняли арест контейнера. Подделки растворились на российском рынке.
В другом случае саратовская таможня «запалила» в местном магазине поддельные новогодние шары под гжель, хохлому и жостово. Тут таможенники сами вышли в арбитражный суд с иском к распространителю, но судья отпустила последнего с миром: ведь запатентованные хохломские шары должны быть из дерева, а китайские – из полимеров. Похожим историям несть числа. Та же «Хохломская роспись» подаёт в суд на какое-нибудь ИП, подделывающее её продукцию. ИП тут же закрывается, а дело уходит из арбитражного суда в мировой, который выписывает стандартный штраф в 2 тыс. рублей. Наглое физическое лицо через пару дней регистрирует новое ИП – и продолжает продавать китайскую хохлому китайским же туристам. Этой войны на истощение «Хохломской росписи» вовек не выиграть: расходы предприятия на каждый такой процесс составляют 100–150 тыс. рублей.
При этом среди других народных промыслов хохлома находится в привилегированном положении – она присутствует в реестре из 79 предприятий, среди которых Минпромторг распределяет 450 млн рублей. С одной стороны, в масштабах России это копейки, с другой – в сытые нулевые из казны выделялось менее 100 миллионов. При этом мастера не имеют существенных налоговых льгот. «Хохломская роспись», где 90% технологического процесса занимает ручной труд,платит те же налоги и страховые взносы, что конвейерные ВАЗ, ГАЗ или КамАЗ. В отпускной цене матрёшки три четверти – это зарплаты и налоги на зарплату. А на оставшуюся четвертинку не получается открыть хоть один магазин в столицах, не говоря уже об эффективной борьбе с контрафактом.
И пока чиновники Минпромторга нахваливают «процветание» хохломы, средний возраст мастеров подкатился к 50 годам,а зарплата в 20–30 тыс. -им за счастье. Понятно, что передать навыки молодым будет проблематично за отсутствием большого числа желающих. В Павловском Посаде, например, плюнули и упростили технологию производства набивных павловопосадских платков: когда-то создание рисунка требовало 400 наложений деревянными резными формами, а сегодня – качественной аппаратуры на манер принтера. И если власть не поднимет веки, похожим путём пойдут все народные промыслы.
Ремёсла, которые мы потеряли
В поддержке ремёсел в России никогда и не было системы. Властям было нужно чем-то крыть обвинения в наплевательском отношении к «базису самобытной национальной культуры» – ровно столько и делалось. При СССР кустари не имели права работать с драгметаллами. На рынке можно было купить кустарную кошку-копилку, а свиньи-копилки почему-то преследовались. Сегодня в реестр Минпромторга не может попасть, например, русская мозаика. Хотя это искусство существует 300 лет и представлено в оформлении Исаакиевского собора, чиновники хотят, чтобы самобытный промысел был привязан к какой-то конкретной деревне: как «дымковская игрушка» или «коломенское кружево».
По данным Минпромторга, в 64 регионах существуют 280 разнообразных производств, и работают на них более 30 тыс. человек. По словам же главы ассоциации «Народные художественные промыслы России» Геннадия Дрожжина, из-за невнимания властей за последние 20 лет в 10 раз сократились объёмы производства. В министерстве, напротив, считают ситуацию с ремёслами оптимистичной: та же «Хохломская роспись» станет официальным производителем сувениров к чемпионату мира по футболу 2018 года. Глава Минпромторга Денис Мантуров выразил уверенность, что народные мастера смогут производить премиальный товар на экспорт. Дошло до того, что министерство намеревается поддерживать промыслы с минимальной долей ручного труда и выделять деньги на закупку оборудования. Конечно, предприятиям нужны новые печи, деревообрабатывающие станки, литьевые машины. Похоже, что чиновники готовы выплеснуть с водой и ребёнка, превратив штучное производство в конвейерное. Недаром поддерживают промыслы в рамках программы «Развитие промышленности и повышение её конкурентоспособности».
Самим же мастерам нужна совсем другая поддержка. Вон в Германии ручной труд в почёте: льготы по аренде и налогам. В Канаде внедрена централизованная система сбыта на советский манер, только вместо государства мастер сдаёт свою продукцию в торговый кооператив. Во Франции выпускник художественного училища, пошедший в обучение к мастеру, получает на три года доплату, сразу превращающую его в верхушку среднего класса. А в Японии народные мастера и вовсе имеют статус национального достояния. В России же центр спихнул поддержку большинства ремёсел на субъекты. И теперь промыслы, которым много веков, зависят от культуры областного начальника. Хотя президент Владимир Путин ещё в 2011 г. отметил на заседании Госсовета, что промыслы нуждаются в государственной поддержке, их нельзя отдавать на откуп регионам.
Но взять, например, городецкую роспись, старинного соседа и соперника хохломы: ещё недавно ею занимались 307 художников, а сегодня – меньше десятка. Остатки артели пригрел храм в Городце. А где тут государство? Власти Тверской области оказались безразличны к 200-летним традициям конаковского фаянса: закрылась не только фабрика, но и существовавший при ней музей, остатки которого экспонируют частники-энтузиасты. Или взять Свердловскую область: пимокатная фабрика в Камышево разорена, погибло буткинское ручное ковроткачество. Приказали долго жить туринская игрушка, богдановичский фарфор,уже не производят расписную деревянную посуду в г. Реж. На грани исчезновения даже знаменитый тагильский поднос, которым в Нижнем Тагиле ещё недавно занималось около 200 мастеров в две смены – и отбоя от заказов не было. А сегодня десяток кустарей что-то варганят по домам.
– Промыслы неслучайно веками существовали в форме артелей, – говорит доцент Государственного университета культуры и искусств Ирина Чепурная. – Художнику, особенно молодому, необходим коллектив, где он учится «из-под руки» зрелых мастеров. А в одиночку многие «теряют руку». Ведь перенимаются не только приёмы, но и дух промысла. Народная культура построена на восторге бытия.В жостово есть понятие «долгий мазок», когда мастер ведёт кисточку безотрывно, на одном долгом дыхании. И дыхание ему ставили, почти как певцу. Если же художник будет думать, как побольше сделать и выгоднее продать, его искусство постепенно лишится света и вдохновения.
Возможен разрыв поколений: вот, например, шиловская лоза активно возрождается на Рязанщине, проводятся фестивали плетения корзин или рыб из ивовых веток. Организаторы стараются не афишировать, что исторически в Шилове плели из ежевичной лозы, секрет заготовки которой утрачен. А помните из детства деревянных медведей-кузнецов или клюющих цыплят? В посёлке Богородское под Москвой ими занималась целая фабрика со штатом в 1, 5 тыс. сотрудников. Нынче осталась пара десятков кустарей-надомников, а 90% продаваемых в Москве мишек – китайские. Аналогично от фабрики рамонской керамики в Воронежской области уцелело крошечное производство, укомплектованное гастарбайтерами. Интересно, как там с «восторгом бытия»?
Если аутентичность исчезает даже из глиняной свистульки, то что сказать о таких сложных техниках, как вологодская финифть. Это уникальное сочетание металла и эмали, краски которой не тускнеют сотнями лет. В советские времена это искусство уже практически утратили, но усилиями художника Валерия Попова был создан цех из полусотни мастеров. Хотя работать с драгметаллами запрещалось, кудесники освоили нейзильбер и мельхиор и успешно участвовали со своими работами на выставках-ярмарках в Японии, Сингапуре, Франции, Швейцарии. Были восстановлены забытые приёмы дореволюционных мастеров финифти, а шестерых последователей приняли в Союз художников РФ. Но в 1990-е – снова провал. Государство не торопится возрождать госзаказ и не рвётся включать мастерские народных промыслов в туристические маршруты. Для сравнения: в Нидерландах популярны экскурсии на мини-фабрики, где мастер вручную за 10 минут создаёт традиционные деревянные башмаки – кломпы. Поскольку в год по всей стране делают около 5 млн пар кломпов, мастерам не на что жаловаться.
Прорывом выставляют открытие двух фирменных магазинов гжели и жостово в Москве. Почему-то считается, что от продаж китайских матрёшек на Красной площади престиж государства никак не страдает. Почему-то всевозможные контролёры, замучившие еле живые промыслы в регионах, тут как сквозь брусчатку провалились. Но турист ведь тоже не дурак: пластмассовая подделка под хохлому под стенами Кремля многое скажет ему не об уровне мастеров из народа, а об уровне власти.