Его знают, как руководителя областного пресс-центра медиа-холдинга «Гранада Пресс» и… С удивлением узнают, что он сочиняет красивые, задорные и умные песни, что написал немало прозаических и поэтических книг, что был издателем, организатором фестивалей, председателем легендарного литературного клуба «Подводная лодка», а еще, что он казачий полковник! Итак, сегодня в гостях страницы «Литпространство» - Олег Синицын. И разговор пойдет о его новом романе «Лифт в Доме Эшера».
- Олег, екатеринбургский поэт Сергей Ивкин в рецензии о вашем новом романе написал, что это роман-квест, роман-исповедь. А также отметил, что героика романа от Лермонтова, а поиски сакрального в повседневности – от Борхеса. Насколько он прав?
- Сергей наиболее точно раскрыл суть романа. Он его понял досконально, в отличие от многих рецензентов. У меня есть такая практика – перед изданием книги, я рассылаю ее знакомым литераторам, журналистам, поэтам, писателям. Как говорится – сверяю часы. Это люди, мнению которых я доверяю. И даже иногда по их советам что-то добавляю или исправляю в произведении. «Лифт» я разослал что-то около 25 рецензентам. От половины получил развернутые отклики. Большинство из них живут в Челябинске. Поэтому возникла идея провести в Союзе писателей обсуждение романа (замечу, еще не изданного). Собралось человек 15-20. По моей просьбе каждый из рецензентов прочитал по одной главе из книги для мало-мальского представления о ней. Для тех, кто вообще не читал, все равно сложился некий дайджест по страницам романа. Тем более, что сразу же и велось обсуждение.
- Наверное, были только положительные отзывы? Раз пришли в первую очередь друзья?
- Вы ошибаетесь! Во-первых, сколько людей столько и мнений. Во-вторых, я постарался провести обсуждение так, как это было принято на заседаниях «Подводной лодки» - прямо, честно, по кругу и «невзирая на лица». И после обсуждения я пришел к выводу, что роман «Лифт» не понимают люди (вернее девушки) моложе 25 лет. Благосклонно его приняли рецензенты моего возраста, может быть, 30-40-летние. Дело в том, что роман охватывает события примерно в таком диапазоне – сорок-пятьдесят лет. Хотя само действо происходит в течении нескольких дней. То есть зрелые читатели его понимают.
Олег Синицын и Елена Оболикшта
- Вы можете вспомнить, кто и что говорил о вашем романе?
- Стенографии, к сожалению, не было. Журналистов тоже. (Смеется). Хотя я приглашал многих коллег. Ника Сухова (молодая писательница и художница) почему-то решила, что это мемуары, что это про графоманскую любовь и графоманскую же философию. А ее друзьям снятся сны покруче. Честно говоря, ее мнение меня ввело в недоумение.
Был поэт Янис Грантс, которому в целом понравилось произведение, но он искренне сетовал, что на его вкус не хватало большей образности, метафоричности и стиля. При этом он признал, что идея в данном романе доминирует.
Издатель и культуртрегер Марина Волкова подготовила целую видео-презентацию своего прочтения с иллюстрациями Морица Эшера и Сальвадора Дали. Она сказала, что давно не читала ничего подобного, читала с удовольствием. Но… само название книги она бы переделала. И вычеркнула бы четыре главы, в которых описывается смерть трех главных героев. Иначе, утверждала она, роман теряет подростковую аудиторию и на него придется ставить метку «18 +». Я не против, если на него поставят метку «25+», о чем мы говорили в начале.
Еще одна юная писательница Дарья Федосеева (учится на сценариста) возразила Янису Грантсу, что стиль романа как раз очень даже хороший, а вот главный герой не прописан. Но как он может быть прописан, если он расколот на четыре личности? И только ближе к середине романа читатель понимает, что эти четыре личности в разных возрастах с разными именами и судьбами – один и тот же человек? Вот почему Ивкин зазвал книгу романом-квестом. Стопроцентно, можно сказать, роман приняли
Владимир Литвинов (первый заместитель председателя «За возрождение Урала»), мы учились вместе в УрГУ им. Горького, Олег Павлов (председатель правления регионального отделения Союза писателей России), Елена Оболикшта, поэт, композитор и… моя жена! Владимир Литвинов, кстати, сравнил свое прочтение с романом Орлова «Альтист Данилов». Не в плане подражаемости, а в плане удовольствия от чтения. Немного пожурил за неточности в главах, в которых описывается война в Чечне, Владимир Филичкин (редактор газеты «Аргументы недели»), но он сказал замечательную фразу о том, что атмосфера тех событий передана достоверно точно, и что он бы мог что-то переписать, но вряд ли бы это получилось лучше. И здесь я раскрою небольшой секрет, несмотря на то, что один из эпиграфов к роману гласит «Все совпадения в романе – случайны»: Владимир является одним из прототипов моего романа под именем Владимир Орличкин.
- Интересно, почему он стал прототипом?
- С Владимиром мы прошли огонь, воду и медные трубы! Съели, как говорится, ни один пуд соли. К тому же это одна из самых колоритных фигур Южного Урала: боевой журналист, спецназовец, боксер, эксперт по боевым искусствам и… даже актер. Как можно было пройти мимо такого человека? В романе он выведен также журналистом, редактором газеты «Доказательства» и при этом он еще и Шаман, которому подвластен таинственный стержень Ала-Бмаш. Стержень этот может творить необыкновенные вещи, сила его неимоверна.
Понимаете, писатель не может жить вне времени и пространства. Хочет он этого или не хочет - окружающий мир, люди, в нем живущие оказывают прямое влияние на художественное полотно текста. Будь этот текст о самом что ни на есть фантастическом и вымышленном. Герои, появляющиеся в романе, начинают диктовать свои законы, уводят далеко от задуманного автором. Но что это за законы? Они появились из дальних миров? Да нет же, законы рождаются в нашей повседневности, в наших генетических кодах.
Владимир Филичкин и Марина Волкова
- Вы хотите сказать, что герои «Лифта в Доме Эшера» живут рядом с нами? Может, вы написали документальный роман? Может, это автобиография? Как вы бы сами охарактеризовали жанр своего романа?
- Документальны в романе только письма. От матери, от любимой, от первой любви… Все остальное – художественный вымысел. Несмотря на то, что есть прототипы, живущие среди нас. Ну, какая документальность в том, что крокодил превращается в мерседес и уезжает в даль? Или в том, что птицы и рыбы, нарисованные на стенах, оживают и превращаются в людей в черном? Марина Волкова придумал новый термин применительно к роману – пост-соцреализм. А вот художник Александр Кибальник назвал его сюрреалистическим романом. Я с ним согласен. Это психологический роман с элементами сюрреализма. Или сюрреалистический роман с элементами психологического триллера. По Сергею Ивкину – это роман-квест.
- Какой же окончательный вывод вы сделали после обсуждения романа «Лифт в Доме Эшера» в Союзе писателей? Решили его доработать перед изданием, внести правки и сокращения?
- Что вы! (смеется). Всем рецензентам и просто слушателям я тогда сказал, что они похожи на огромную стрекозу. Стрекозу, у которой фасеточное зрение из десятков глаз. И каждый рецензент это - один глаз, видевший роман только под своим углом. Если прислушаться ко всем сразу, то от романа либо ничего не останется, либо он сохранится в первозданном виде. Лишний раз убеждаешься в том, что автор всегда прав! Это не самомнение, а экспериментально выверенный итог. Нельзя угодить всем сразу. Девушкам не хватает любви в романе, и им же там ее слишком много. Другим читателям не нравится документальность и при этом они сетуют на чрезмерно буйную фантазию автора. Я понимаю, что у каждого писателя – свой читатель. И портрет этого читателя я увидел.
- Что дальше? Где будете издавать? Скоро ли роман сможет прочитать массовый читатель?
- Вопрос сложный. Можно ограничиться небольшим тиражом, и издать в Челябинске для небольшого круга друзей и знакомых. Но это тупиковый путь. Можно отдать роман чешскому издательству «Анимедия и Ко», с которым у меня договор по распространению романа «Лист Мёбиуса». Это издательство опять запустит роман в интернет-магазины за рубежом и в России. А бумажного варианта я, наверное, буду долго ждать.
Друзья и коллеги предлагают направить свои силы на пробивание таких отечественных «монстров» книгоиздания, как «Эксмо» или «АСТ». С одним сотрудником из отдела переводов «АСТ» я переговорил и выяснил, что они закупают романы Кинга и Дэна Брауна, переводят их на русский язык и издают. А мне следует, как начинающему автору (в мои-то 55 лет!), обратиться в «Майнстрим».
Учитывая, мою врожденную скромность, переговоры с этими издательствами затянутся надолго. Проще обратиться в «Фонд Маурица Эшера» в Голландии и предложить на паритетных началах издать мой роман. Пусть на голландском языке. И тогда издательство «АСТ» за большие деньги закупит мой роман у «Фонда Маурица Эшера» и издаст его на русском языке!
- Последний вопрос. Все-таки Лермонтов, Борхес, Орлов? Кто из писателей оказал влияние на написание книги «Лифт в Доме Эшеров»?
- Ни Лермонтов, ни Борхес, ни Орлов. Орлова я даже не читал, хотя много слышал о его романах. Кто-то сравнил «Лифт» с повестью «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких. Это даже как-то ближе. Но на самом деле огромное влияние оказал Иэн Бэнкс своим непревзойденным романом «Мост». Еще бы я выделил французско-чешского писателя Кундеру с его известным романом «Невыносимая легкость бытия» и менее известным – «Бессмертие». Именно в «Бессмертии» Кундера расширяет или даже рушит привычные рамки понятия «роман», создает какие-то немыслимые конструкции и структуры. Когда уже не понимаешь где сюжет, где герои, о чем вообще идет речь. Но при этом читать ужасно интересно!
- Спасибо за интервью. Удачи вам в нелегком писательском труде.
Интервью вел Игорь Поликарпов
ПРИЛОЖЕНИЕ
Развал и схождение героя
О книге Олега Синицына «Лифт в Доме Эшера»
Олег Синицын написал «Героя нашего времени» наоборот, вместо собирания образа автор превратил память героя в «Сад расходящихся тропок».
Получился роман-квест, по которому каждому мальчику (независимо от возраста и именно мальчику) надлежит пройти путь осознания себя мужчиной, собрать из оценок окружающих цельного и готового к принятию решений Человека.
От Лермонтова – общий героический фон, от Борхеса – манера дотошного анализа быта, сакрализация обыденного, нахождение ключей в тривиальном.
Культурные коды в виде Маурица Эшера и Сальвадора Дали в духе концептуализма вытащены наизнанку, превратились в экзоскелет, они скорее отвлекают от смысла, оттеняют главную идею: наше сознание продолжает хранить все «если», оно не может отпустить иные варианты развития событий, тоска по ним настолько сильна, что оживляет фантомы, разваливая базового живущего.
Является ли прожитая нами жизнь самой лучшей?
Или были варианты удачнее?
А можно ли поговорить с самим собой из другой ветки развития событий?
Роман не задаёт вопросы, он стремится на них ответить.
Спокойно и терпеливо. Не забывая отвлекать ленивое Эго современного читателя мультиками и боевиками.
Читатель бежит, умирает, психует и плачет.
Автор же исподтишка тестирует его психику на сбои и ошибки. Чистит и меняет истёртые детали.
Не портрет прожигателя жизни, а переписывание такого портрета, ремонт памяти, избавление от застарелой вины.
Книга-целебник, зеркало с задатками психотерапевта, исповедь с интонацией приговора.
Читаешь с обидой, закрываешь книгу – с благодарностью.
Сергей Ивкин, 2017