Здесь рыбы нет?

Запрет на вылов омуля в Байкале, возможно, введут в марте. Или уже в феврале? Или оттянут до апреля? Запретят промышленный лов или нельзя будет всем, включая любителей? И даже малочисленным народам не сделают исключение? Для журналистов на протяжении нескольких последних месяцев грядущий омулевый запрет — горячая тема. А для тех, кто привык за счет добычи рыбы обеспечивать семью, — вопрос выживания. С работой в сёлах Ольхонского района сложно, но близость к Малому морю помогала многим хоть как-то пополнять семейный бюджет: кто-то стал индивидуальным предпринимателем, взял кредит, вложился в «моторку» и снасти, другие пошли в бригады и работали на рыбзаводе. А что сейчас делать? Корреспондент «АН», вернувшись из командировки в район, рассказывает, что народ, лишившийся основной статьи дохода, уже «на грани». Люди негодуют. Атмосфера накалена до предела. Чиркни спичкой — будет взрыв. Федералы затянувшейся неопределенностью только разжигают агрессию. А тот факт, что, несмотря на отсутствие прямого законодательного запрета, разрешения на вылов омуля в этом году в Иркутской области уже не выдаются, подталкивает людей к браконьерству.

«Да, я нарушитель! Человек вне закона, — завидев журналистов, совсем не стесняясь, говорит один из местных мужчин, житель Ольхонского района, где даже на гербе — омуль. — Рыбачу, чтобы прожить. Но если меня рыбинспектор будет брать, то я акт самосожжения прямо перед камерой для оперативной съемки устрою. Мне 53 года. Работы нет. И что теперь — государство против народа? Я ведь народ и есть. Я детей своих учил, учу и буду учить ходить на лодке в море, рыбачить. Меня так же отец учил. Я сегодня за раз могу центнер-два омуля поймать, и нам с семьей этого на неделю хватит. Часть себе, часть — продать тем же турбазам (или, случается, на дороге). А то, что омуля в Байкале стало меньше, — ерунда. Рыбы хватает. Понимаете как… Есть наша вина в том, что мы темнили, недостоверные данные давали, когда отчитывались по квотам».

Стоп! Так есть основания бить тревогу или нет? Сокращается количество омуля или всё это популистские заявления, удачно вписавшиеся в год экологии? Информация в СМИ, отчетах чиновниках и расчетах ученых сильно разнится.

Паника преждевременна?

Байкальский филиал Госрыбцентра ранее заявлял, что при нынешней динамике снижения популяции «через два года омуля у нас не будет вообще». По данным ведомства, биомасса байкальского омуля в 2008 году впервые за много лет уменьшилась до значений ниже 20 тыс. тонн, к 2012-2014 годам — до 15 тыс. тонн, в 2014 году показатель составил 13,2 тыс. тонн, а по итогам 2015 года — 10 тыс. тонн. Среди основных причин омулевой катастрофы упоминаются ухудшение общей экологической ситуации, мелководье в бассейне Байкала и браконьерство.

В свою очередь иркутские ученые не склонны рисовать картину в таких уж мрачных красках, какими сегодня их представляет Москва. По мнению директора Лимнологического института СО РАН Андрея Федотова, цифры разные, поскольку методы подсчета омуля отличаются. Лимнологический институт — за более точный, по его мнению, гидроакустический метод. В свою очередь Госрыбцентр считает, сколько омуля зашло на нерест в реки, а это всего 5% от общего числа. Отсюда и колоссальная разница в полученных оценках. В своих комментариях по ситуации с омулем Андрей Федотов говорил о перераспределении миграции рыбы. Она, по словам директора Лимнологического института, могла уйти на глубину, поскольку в береговой части стало меньше ее излюбленной пищи — личинок бычка. А на это влияет уже другой фактор — распространение нетипичных для Байкала водорослей, той же спирогиры.

Получается, единой позиции по численности омуля в Байкале нет, но его уже активно спасают и защищают. Следующий вопрос — кто защитит от нищеты людей, которые традиционно на рыбе зарабатывали?

Повод «придержать» разрешения

Основная территория добычи омуля в Иркутской области — как раз Ольхонский район. Раньше в регионе можно было вылавливать сотни тонн, в этом году Росрыболовство существенно, в три раза, по сравнению с прошлым годом, сократило квоту для Приангарья. Теперь лимит — порядка 61 тонны. Министерство сельского хозяйства уже распределило эту квоту между 25 пользователями, имеющими долгосрочные договоры. За чем же дело встало? Ведь закон о запрете, как мы знаем, еще не принят, проходит все круги согласования, но (парадокс!) разрешения на вылов в регионе уже не выдаются.

По словам тех, кто ждет возможности санкционированного выхода в море, Ангаро-Байкальское территориальное управление Росрыболовства отказывает им в разрешении на лов, ссылаясь на отсутствие договоров на рыбопромысловые участки. Это притом что ранее прокуратура указала: это не может являться препятствием для выдачи разрешений.

«В предыдущие годы территориальное управление Росрыболовства не смущало отсутствие рыбопромысловых участков на иркутской стороне Байкала и, как следствие, договоров на РПУ у добывающих организаций, — удивлен депутат Государственной думы РФ от Иркутской области Михаил Щапов. — Подобные претензии появились только в этом году. Единственное, что изменилось: федеральное агентство по рыболовству планирует ввести запрет на вылов омуля. Однако соответствующего официального документа до сих пор нет. Ситуация выглядит так, как будто Росрыболовство решило затягивать выдачу разрешений под любым предлогом до официального запрета. Такая политика никак не спасёт омуль — сложно поверить, что 61 тонна негативно повлияет на его численность. Но можно точно сказать, что действия федеральных властей окончательно добьют законопослушных рыбаков».

«Ситуация парадоксальная. Местные жители вынуждены идти на незаконную рыбодобычу, — прокомментировал сегодняшние реалии первый заместитель мэра Ольхонского района Анатолий Брагин. — Ранее Росрыболовство разъясняло, что на Байкале создание рыбопромыслового участка — необязательное условие. Рыба-то мигрирующая. А сейчас разрешения вдруг не выдаются. При этом основная рыбалка у нас летом и вот сейчас, зимой. Первый лед встал — и можно было бы эту квоту всю выловить. Снять социальную напряженность и не нарушить закон».

В шаге от бунта

Главы муниципальных образований Ольхонского района этой самой «социальной напряженностью» обеспокоены не на шутку.

«У меня население в основном рыбодобычей и занимается. Больше ничем, — рассказывает глава администрации отдаленного села Онгурён Сергей Хелтухеев, подчеркивая, что у людей сейчас «эмоциональный взрыв». — У нас и так накаляющих обстановку проблем хватало: дороги нет, электричества нет, интернета тем более. Вроде бы 21 век, а живем хуже, чем в 20-х годах прошлого столетия».

Жители Еланцов тоже, кажется, готовы с лозунгами идти на площадь. Пока, к счастью, за ружья не хватаются. О возмущении народа говорил глава поселения Сергей Белеев: «На встречах с местными жителями столько негатива! Органы местного самоуправления всё это выслушивают. Ведь для населения мы являемся представителями государства, власти в целом. Запреты на федеральном уровне принимаются, а негатив — в наш адрес».

А «запрет» — у власти в последнее время, кажется, любимое слово. В районе это очень хорошо ощутили. Запрет на предоставление участков в собственность. Запрет на вылов омуля. С охотой тоже какие-то проблемы у местных возникли. Что еще придумают и примут? Пока кому-то дозволено всё по праву «силы», простой человек ощущает на себе непосильный прессинг законов — часто спонтанных, не продуманных, не предусматривающих механизмы компенсации тех или иных негативных последствий, к которым ведет изменение правовых норм.

К сожалению, уровень принятия решения у государства очень низкий. Кто просчитывает, какими будут «побочные действия«? Или попросту плевать на тех, кого они коснутся? Ответ на все вопросы очевиден: так относиться к людям нельзя, позиционируя себя как правовое государство, в котором всё — для них, для простых людей.