С кандидатом физико-математических наук, заместителем главного редактора журнала «Нева» Александром МЕЛИХОВЫМ беседует наш корреспондент.
- Александр, в последнее время внимание людей, хоть как-то следящих за состоянием российской науки, было приковано к реформированию РАН. И к основным проблемам науки относили непозволительно недостаточное финансирование. Что вы, как человек по роду деятельности общающийся со многими учёными из разных областей знания, наблюдаете?
– Я наблюдаю прежде всего историю науки. Скажем, Уильям Гершель, сын бедного выкреста-музыканта и сам гобоист в военном оркестре, с юности изготавливал телескопы, а потом Георг Третий начал его финансировать. И Гершель сделался великим астрономом, а заодно открыл инфракрасное излучение. А если бы король стал финансировать какого-нибудь купца, то пришлось бы придумывать систему контроля, чтобы тот не продал и сам телескоп. Когда бесконечно обсуждается, КАК финансировать, но совсем не обсуждается, КОГО… Как футбол может развиться лишь в той стране, где мальчишки грезят футболом, так и выдающихся учёных порождает общественное восхищение наукой. Но откуда романтичные мальчишки и девчонки узнают о выдающихся учёных, если из телевидения их давно выжили шуты и проходимцы? Финансирование деньгами в некоторых научных сферах сделалось вполне приличным, но о необходимости финансирования восхищением ответственные лица, кажется, даже не подозревают. А именно восхищение – главное горючее.
– В советские времена трудно было представить семью образованных людей, не выписывающую журнал «Наука и жизнь». Сейчас этот журнал не в каждой библиотеке и найдёшь. Тем не менее в августе выходит первый номер журнала под названием «Образовательная политика» с вашей, Александр, статьёй, озаглавленной «Если соль перестанет быть солёной: наука и власть». Какие задачи ставит перед собой этот журнал? И есть ли в России вообще образовательная политика?
– Образовательная политика сегодня старается быть прагматичной, как и вся политика. Больше говорят об интересах, чем об идеалах. Но наука – дело идеалистов. Никто из великих учёных среди своих мотивов ни разу не назвал какие-то выгоды – только красоту, азарт, а Эйнштейн однажды сказал, что в науке мы укрываемся от жестокости и безобразия реальности. И главный редактор журнала Александр Асмолов разделяет ту мою идею, что образование должно готовить ещё и аристократов духа, стремящихся послужить чему-то прекрасному и долговечному. Без них любой народ становится просто нежизнеспособным.
– Государство понимает, что нужно делать?
– Методика формирования научного класса известна: нужно открыть возможности уже имеющимся аристократам создавать себе подобных в школах и кружках для особо одарённых и романтичных, отбирая их на олимпиадах как можно более широким бреднем, создавая сеть специализированных учебных заведений и кластеров, как свежий пример – сочинский образовательный центр «Сириус».
– Вы задаётесь двумя вопросами: Так ли уж противоположны интересы науки и власти? Нет ли у государства и науки общего и притом более опасного врага, что это за враг?
– Скука, бессмысленность жизни. Если мы посчитаем, сколько народу убили алкоголь и наркотики, это будут потери полномасштабной войны.
– Вы полагаете, что авторитет науки основывается не на том, что она создаёт полезные вещи, а на том, что она поражает воображение. Вы, Александр, любите приводить пример с повальными восторгами по поводу теории относительности Эйнштейна, которую, кстати, мало кто и тогда понимал, и сейчас понимает. А возможен ли нынче такой восторг?
– Восхищаются не лауреатами Нобелевской премии, их имена мелькают в СМИ только в период вручения очередной премии в отличие от списка Форбс.
Среди десятков моих знакомых есть только один, кто интересуется списком Форбс. А для того чтобы наука процветала, достаточно одного процента населения. Если в каждом классе будет один романтик и будущий аристократ духа, этого с избытком хватит и для науки, и для культуры.
– Как мне представляется, если в романтические 60-е, когда все повально были увлечены наукой и её достижениями и именно наука казалась путём к счастью, то сейчас мало кто считает науку способной осчастливить человека или дать ему надежду, как её даёт религия.
– В науку и сейчас верит больше людей, чем в Бога. Креститься не значит верить. Иначе так не процветали бы шарлатаны, которых церковь осуждает.
– Вы сами говорите, что борцы с лженаукой борются не с отдельными шарлатанами, одолеть которых было бы не так трудно, но с человеческой природой, для коей жизнь без надежды на чудо трудно выносима. А какую надежду может дать наука, если любое её открытие тут же используется либо для ещё более изощрённого уничтожения людей, либо для ещё более интенсивного наращивания прибылей?
– Наука порождает гордость за человека, а главный враг нашего счастья – ощущение собственной мизерности.
– Я думаю, психологи и социологи здесь с вами поспорили бы. Безусловно, такие люди в обществе есть, но подавляющее большинство сравнивает себя не с мощью непознаваемой Вселенной, а с успехами своего непосредственного окружения. Вспомним Маяковского, который желал сравниваться с Коперником, «его, а не мужа Марьи Иванны, считая своим соперником». Для таких переживаний надо быть человеком соответствующего масштаба.
–Если бы людей интересовали только личные победы над ближайшим окружением, они бы так не сходили с ума из-за побед футбольных команд. Даже из-за выплаты ипотеки они так не бесятся. Не говоря уже о выплате государственного долга.
– Вы утверждаете, что природа людей влечёт их вовсе не к науке, но к ремесленничеству (ради пользы) и к магии (ради утешения). Но как тогда объяснить всплеск интереса к науке в те же 60-е? Это же был новый Ренессанс!
– Грёза. Неограниченная энергия, покорение грозы, бессмертие… И физики эти были не «ботаниками» – красавцы, храбрецы…
– Вы полагаете, что и любовь к футболу, и любовь к математике в человеке может пробудить лишь другой человек, проникнутый этой любовью и обладающий поэтическим даром её выражения. А сам человек без внешнего импульса не способен к этому интересу?
– Думаю, что нет. Мифология науки должна нарабатываться несколькими поколениями.
– По вашим словам, главная ценность научного слоя заключается не в том, что он производит, но в том, что он любит то, к чему стремится, а любит он нечто прямо противоположное тому, к чему стремится остальной мир. И потому научное сообщество должно разве лишь для виду соглашаться, но в душе глубоко презирать все авторитеты, которые ему навязывают сильные мира сего: верховенство материального производства, верховенство рынка или какое бы то ни было иное верховенство. То есть учёные должны быть маргиналами, внесоциальными элементами? Улучшать комфортность других, оставаясь за бортом?
– Там, где науку уважают, голодать учёным не позволят. А роскошествовать им и самим не нужно. Обладанием самыми грандиозными яхтами и часами за миллионы долларов они не грезят.
– Остановите на улице любого человека и попросите назвать его хотя бы одного нобелевского лауреата по науке. А вот одиозное имя финансового спекулянта Сороса знают все. Почему так происходит? А ведь – цитирую – пока имена великих учёных не будут вызывать у нас восхищение, российская наука не оживёт. Каждый российский учёный, инженер, программист, завоевавший международное имя, укрепляет обороноспособность России, ибо работает на её позитивный образ; невозможно не питать уважение и симпатию к стране, где стремятся и умеют взращивать таланты, – ничто не стоит так дёшево и не ценится так дорого.
– Ну Эйнштейна или Ньютона каждый знает. Теперь ещё и Перельмана с Пуанкаре. Но то, что не знают Ляпунова, Колмогорова, Капицу, Семёнова, Уотсона и Крика, – это стыд и позор. И для страны, и для школы. И для власти.
– Как вы думаете, много ли молодёжи задумается над вашими словами: «Учёный должен помнить: что хорошо для науки, то хорошо для человечества, в мире нет ничего более высокого, чему бы следовало жертвовать»?
– Один из ста – это огромный успех. Больше и не требуется.
Наша справка
Александр Мотелевич МЕЛИХОВ – русский писатель и публицист. Окончил математико-механический факультет Ленинградского университета, работал в НИИ прикладной математики при ЛГУ, кандидат физико-математических наук. Как прозаик печатается с 1979 года. Проза опубликована в журналах «Нева», «Звезда», «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов».
Автор книг «Провинциал», «Весы для добра», «Исповедь еврея», «Горбатые атланты, или Новый Дон Кишот», «Роман с простатитом», «Нам целый мир чужбина», «Чума» и многих других.
В последние годы А. Мелихов развивает концепцию «человека фантазирующего», рассматривая историю человечества как историю зарождения, борьбы и распада коллективных грёз.