С этой недели на берегах наших северных морей аборигены начинают отмечать традиционные праздники, посвящённые первой рыбе. Празднуют их не только коренные народы, ведь рыбалка здесь давно уже стала занятием интернациональным.
Андрей ГОЛОНОПУЛОС возглавляет одно из успешных рыбных предприятий Таймыра. Всё делают сами: рыбу добывают, перерабатывают и предлагают покупателям в собственном магазине. Такой вот рыбный мир Голонопулоса – коренного таймырского грека, между прочим!
- И как же грек оказался на Таймыре?
– Родился здесь. Уже третье поколение. Предки попали сюда – кто по доброй воле, кто через ссылку, закрепились и остались.
– Греческая кровь не стынет в морозы?
– Так она уже таймырская!
– Северяне, кого ни встретишь – даже если они не принадлежат к северным коренным народам, вдали от дома всё по рыбке своей скучают. Что ж это за продукт такой уникальный?!
– И по моим наблюдениям, кто хоть раз нашу северную рыбу попробовал, признаёт, что это наркотик. Хочется ещё и ещё. У нашей рыбы такой вкус, что с материковой (на полуострове континентальную часть страны принято называть «материком». – Прим. ред.) никак не сравнить.
– Ваше нынешнее рыбное дело – это чёткий план или стечение обстоятельств?
– Десять лет я служил старшим оперуполномоченным в транспортной милиции. А как раз к выходу на пенсию предложили возглавить посёлок Воронцово. Два года был там главой администрации. Затем работал в администрации Усть-Енисейского района. И тут опять зовут в Воронцово – принять дела рыболовецкой артели, которая возникла на основе ГОУСПП «Северный». Это было государственное унитарное предприятие, по сути, совхоз, который ликвидировали. Но люди остались. Как и долги по зарплатам – два миллиона. Выглядело всё тоскливо. Но я понимал, что рыбодобыча не может быть убыточной. Мы же не выращиваем эту рыбу. Затраты несём только на её вылов. Долги появляются тогда, когда люди воруют. Если не воровать, то направление вполне жизнеспособное.
– И сколько времени понадобилось, чтобы доказать вашу правоту?
– За полтора года мы закрыли все долги. Ведь пригласили меня сами рыбаки. И я им сразу честно сказал: деньги нам никто не предложит. Будем зарабатывать. Долги перевели в пай каждого рыбака. И со всеми потом рассчитались.
– Вы, как и коренные жители, имеете квоты на вылов?
– Ни в коем случае. Я вообще против квот. Задумка, может, была и хорошая. Есть коренной житель – у него есть потребность в рыбе. Не знаю, как в других регионах дела обстоят, у нас на Таймыре, например, планируют каждому представителю коренных этносов дать квоту в тонну на год. И встаёт вопрос: а как проверить – отпущенную тонну он поймал или в разы больше?
Если мы – рыбодобывающее предприятие – везём свою рыбу контейнерами, нас встречают «все разведки мира»: территориальная полиция, транспортная полиция, рыбинспекция, ветслужба, Россельхознадзор. И все проверяют.
А одиночку-рыбака практически невозможно учесть. Не мы вычерпаем Енисей, а коренные жители при таком раскладе. И потом квоты появились у нас недавно – три года назад. Но разве раньше никто рыбу не ел? Как ловили её ненцы, нганасане, долгане, энцы, эвенки, так и ловят. И никто про сетку, которая стоит у них в реке для пропитания, про двадцать рыбин, которые он домой везёт, слова не скажет.
У нас, в Воронцово, как заведено. Рыба пошла. Поймали. Подходит лодка с рыбой к берегу. Приходят все, кому нужна рыба – как правило, вся деревня и приходит. И рыбу забирают бесплатно.
– То есть артель поймала, а забирают рыбу все кому не лень?
– В том-то и дело. Это ж первая рыба! Все соскучились по летней рыбке. Зимняя-то вся мороженая была. А эта свежая, ещё бьёт хвостом. Подходят лодки – вот только с сетей улов сняли. Вся деревня выходит. По идее я должен был бы бегать по берегу, народ отгонять, орать: «Всё на весы!» Но, право слово. Одна, две, три лодки… Вот и наелась деревня. Набрала себе муксунов, нельмушек. Потом уже рыбу в ящики, на весы – пошла сдача в производство. Это наш мир. Он таким был, таким и будет. И никакие квоты выдумывать не нужно. У северянина рыба на столе будет всегда.