Название форматное для новостей. Все кинутся "постить" - заполнять дырки в эфире и тд. История моя о жизни далекого северного села. На Камчатке север находится примерно на широте Санкт-Петербурга. Село Ивашка. Дорог нет, направления четкие - весной народ едет на снегоходах рыбачить гольчика.
Метет вторую неделю. Апрель. Утром бегу по руслу Ивашки по сугробам к направлению «погранзастава». В советские времена вся Камчатка считалась пограничной зоной. Сюда так просто не попасть было. Теперь пограничники просто машут мне рукой, когда бегу по снегу, приветствуют... Я попал на Камчатку, потому что пишу книгу о северных рыбаках.
Вот знакомлюсь: Александра Альфредовна Лефлер. Корячка, немка, заядлая рыбачка. Тёте Саше восемьдесят лет. Сын Владимир трудится в столярном цеху рыболовецкого предприятия. Зимой рыбак становится столяром. Владимир обтачивает заготовки под весла. Каждой неводной бригаде положено по два комплекта весел. В соседней рыбартели приловчились ставить невода на малосильных моторах. Ивашкинские рыбколхозники по старинке вручную - оно так надежнее. Отец тёти Саши был чистокровным русским немцем, его звали Альфред Адольфович, в тридцать седьмом его расстреляли. Мать рано умерла.
Тетя Саша выросла в корякской тундре, водила собачью упряжку, работала в больнице медсестрой, на ферме дояркой, на рыбобработке была самой первой резчицей. Вырастила четверых детей. Теперь живет себе припеваючи на пенсии; ждет наступления выходных, чтобы сын Володя отвез к погранзаставе, старой разрушенной вышке. И она там сядет и будет весь день дергать корюшку. Корюшка самый цимус идет в марте-апреле, такая - в ладонь, с зеленоватой икрой - восемь штук съел и сыт. Если «поболя» бывает размером корюшка - ладонь с запястьем - то это уже зубатка, огуречник по местному. Пахнет огурцом и сладкая на сковородке.
Утром бегу по сугробам - веду здоровый образ жизни, - а тетя Саша, гляжу, уже сидит у погранзаставы и корюшку одну за другой. Помашет мне обязательно, меня уж знают в деревне, поприветствует...
Потом ездили с Юрием Николаевичем Кисиленко на гольчика. Гольчик - голец, разновидность лососевых. Но не промысловая рыба. Голец - хищник, он идет вместе с другим лососем в реку на нерест и пожирает икру сородичей. Голец сильная рыба. Мы едем по устью речки, становимся то там, то здесь, бурим скважины - проруби, дергаем, а гольчика еще нет. Едем дальше. Рано. Вот в апреле вся деревня тронется на гольчика - на снегоходах потянутся на речки: набурят лунок, надергают гольца-молодца. Костерки, шашлыки. Сказка, а не жизнь на северах камчатских. Не всем сюда попасть - дорог нет на Ивашку. И слава Богу, говорят местные жители. А то разграбили бы, истоптали эту землю чужие люди. От чужих людей спасение - тундра и топи непроходимые, суровое северное море и долгие июньские туманы. Хранит Камчатка своих рыбаков.
Юрий Николаевич старый рыбак. Он трудился рыбаком на неводе, потом бригадиром, теперь на берегу обеспечивает ход путины. Вот он мне историю рассказал:
«Стояли раз на неводе, и вдруг ночью заштормило. Проснулись, смотрим, качает сильно. Надо докричаться до МРСа, а команда спит, а день весь наработались - и спят, будто расстрелянные. Дрыхнут сукины дети! А тут уже не на шутку разошлось. По рации все кричат - шторм, шторм! Ай-ай! Пароходы и пароходики разбегаются - уходят подальше от берега. А нам только на берег надо, чтоб спастись, а на берег надо через бурные устья. И вот уже так вдарило, что мы все стоим внутри желонки и держимся руками за койки. Желонка?.. Это такая лодка герметичная, с оконцами, где рыбаки живут и отдыхают. Когда живорыбицу катер или МРС подтянет, так нету времени перекуривать - кидай, заливай. По сорок тонн в одну живорыбицу, прорезь еще ее называют, по сорок клали, рыба сама себя давила и засыпала. Обработчики просили, чтоб рыба спала у них на конвейерной летне, а то дрыгается и мешает ее резать. Ну, в общем, разбудилась сама как-то команда МРСа. И стали они к нам подходить, а я стою на палубе желонки, ветер свищет, волны вскидываются такие, что мне бурунов вверху не видно. И вот подошел катер, я кинул буксирный конец - не попал. Капитан решил наверняка чтоб. И прямо в метре от меня подошел. И тут волна. Увидел я свет в овчинку, и увидел винт крутящийся у самой своей головы, и упал на палубу и голову зажал - ну все, писец мне! Ухнул винт на вытянутую руку от меня. Я перекреститься не успел, вскочил и бросил буксир... Поймали, схватились намертво, и потащились к устьям. Еще другую желонку захватили со второго невода. А в устьях бары идут великие. Бары такие, что лучше прямо в море помереть, чем на те бары кидаться. И мы кидаемся. Как долбануло нас! Все из рундуков повылетало. Чайник пролился на печку, и парит как в бане. Перец красный просыпался. Мы все чихаем. Молиться - ни сил, ни времени. И вдруг нас второй раз ка-ак вдарило! И наклонило. Потом тишина наступила. Я подумал, что наконец-то все закончилось - мы утонули и полегли на грунт... Но пронесло. В устья прорвались сквозь великие бары, вот тихо и стало. Потом рассказывала Ира Петухова, диспетчер: «Гляжу, дураки какие-то психанутые идут в устьях, а бары вдесятеро выше их перекидываются. Кто ж это такой ненормальный? А вот вы там оказались, наши родные ивашкинские колхозные рыбаки!»
Юрий Николаевич мужик крепкий. И поработать и выпить, и повспоминать, и дела всякие порешать скоро. Рыбацкой закалки человек.
В общем, вскрылись на севере Камчатки реки. А мы с рыбаками поехали на Русаки. Русаковские термальные источники. В старом советском рыболовецком колхозе была традиция - отдыхать зимой на Русаках. Теплые ванны из «мертвой» воды. Вода синяя до черноты. Прозрачная. Это вода из под вулкана, дистиллированная - называют ее поэтому «мертвой». Мы ехали восемьдесят километров по заснеженной тундре. Реки вскрылись, и мы валимся кубарем в промоину. Я соскакиваю, а водителя Алексея кидает прямо в воду. Снегоход перевернулся и лежит на склоне. Мы вытаскиваем снегоход, продуваем систему подачи топлива, заводим японский агрегат и едем дальше. Вечером плов с бараниной. Ночью купание в «мертвой» воде под звездами. Утром фотосессия на припорошенных ключах. Едем с Алексеем к жерлу старого разорванного взрывом вулкана, проезжаем горное озеро, и снова валимся с обрыва. Но в воду не скатились - уперлись и перевернули снегоход. Шестьсот килограммов весит японец. Вспоминаю, как я бегал по сугробам, вот спасибо здоровому образу жизни. Здесь на Русаках рыбаки отдыхают. Может и нет великосветского комфорта, но есть душевность. Нет сюда дорог из больших городов. Нет сюда ходу чужим людям. Камчатка бережет свои северные деревни.
Мне посчастливилось увидеть эту землю. Я поклонился духам вулканов - гамулам. Оставил здесь часть своего сердца.
И решил написать историю о том, что камчатские реки вскрылись в этом году рано.