...Миша Хан - кореец. Ему восемьдесят пять лет. Дядя Миша - так его зовут в деревне. По паспорту Хан Ен Сик. Мы знакомимся на пороге его дома. Трехкомнатная квартира, в которой Миша Хан живет один...
...Зимой в долгие пурги он лежит на боку и смотрит на советскую стенку «Авангард». Хан Ен Сик приехал на Камчатку в сорок седьмом, когда вожди Иосиф Сталин и Ким Ир Сен договорились, что братские корейцы поедут поднимать советский Дальний Восток, Камчатку...
Полностью фотогалерею "Очарованные странники" можно посмотреть здесь
...Я сидел спиной к окну, и мне хорошо было видно, как на мой вопрос, откуда вы, дядя Миша вдруг завсхлипывал и по-стариковски запричитал, что на этом месте он всегда плачет. Родители его умерли, и возвращаться в Корею ему не к кому и не за чем. Магнитофон-бабинник на «красном» месте в комнате, на полках «Авангарда» коллекция магнитофонных кассет. Икон нет. Не хватает портрета Высоцкого. И гитары. Миша Хан достает с полки кинокамеру. «Я хотел быть киномехаником на передвижке», - говорит он. Потом достает фотоаппарат Киев-6С. Это была очень дорогая советская фототехника. Достает систему «Фотоснайпер» с объективом триста миллиметров и фотоаппаратом Зенит. Делаю потрет Хана - лицо у дяди Миши получается в расфокусировке, а руки и объектив в отличной резкости. Что я хотел этим сказать? Миша Хан был лучшим механиком камчатских северов, он работал этими золотыми руками еще на брошенных японцами холодильных установках. «Я пойду схожу на кладбище, поговорю со своими. Жена умерла. Остался я один», - всхлипывает Миша Хан. У Миши четверо детей, восемь внуков. В родной деревне ему одиноко. Я спросил на прощание: «Дядя Миша, в бога веруете?» «Нет», - ответил дядя Миша.
Николай Филлимонович Труш. Ему восемьдесят. Во время павловской реформы у него пропали на сберкнижке двести тысяч советских рублей. Когда Филимоныч в пятьдесят третьем ловил сельдь в Ильпыре, заболел цингой; геологи привезли ему картошки, зубы все поэтому не выпали.
Лиха хватил Филимоныч. Вместе с женой приехали по вербовке на сезонную работу, жена потеряла паспорт, остались. Прожили вместе много лет. Свою «старуху» Филимоныч схоронил. «Детей бог не дал, - говорит Филимоныч. - Первая девочка умерла от кори в полтора года. Тогда же в пятидесятые все болели, врачей было мало. Вторую беременность жена не выносила... Однажды ехал на собаках, вез детей в школу, а собаки встали не идут, мороз-то пятьдесят шесть ударил.
Проработал всю жизнь простым рыбаком, бригадиром на ставном неводе. Я занесен в книгу почета в честь 60-летия Великого Октября. У меня были льготы как у пенсионера: две тонны угля, кубометр дров, двенадцать квадратов жилья и тыща восемьсот киловатт бесплатно».
Филимоныч любит рассказывать о работе: «В садке бывает и по тысячи тонн рыбы. Нужно опыт иметь, чтобы отрезать необходимое количество. Когда много напустишь, она станет вялой - облезают носы, хвосты - качество теряется. Каплёр испытываешь - сколько черпанешь за раз. Например, триста килограммов. Считаешь, сколько черпков надо. Десять черпков - три тонны. Сейчас лебедка работает. Быстро».
На кухонном столе Филимоныч разложил почетные грамоты, удостоверения к знаку «Победитель Социалистического соревнования» за несколько семидесятых лет к ряду. На окне висела прозрачная занавесь с розами. Сквозь розы солнце ложилось бликами и тенями на профиль Филимоныча. Долго я не мог выбрать, какой портрет оставить, какой же будет самым точным...
...Как-то зло, не душевно я написал о стариках...
Работать мне пришлось в небольшом рыбацком селе. Осенью самое время беседовать с ветеранами, стариками. Они ждут зиму, кряхтят, болеют животами и трещат костьми. Миша Хан и Филимоныч у меня были первыми. После восьмого старика я впал в депрессию. Все, что я написал далее в эту командировку было пропитано старческим сарказмом. Потом я понял - нет на самом деле сарказма у стариков. Есть покорность и смирение. Это самое мудрое, что приобретает человек в жизни.