Накануне Дня народного единства, праздника, пришедшего на смену дню Великой Октябрьской социалистической революции, многие мыслящие люди склонны предаваться философским размышлениям глобального свойства.
Что мы празднуем и вместо чего? Есть ли оно, означенное «единство» в русском народе? Что сегодня представляем из себя мы, русский народ? Куда идём?
Ну и так далее, вплоть до глубоко традиционных «Кто виноват?» и «Что делать?».
Вот о такого рода «материях» «Аргументы недели» сегодня беседуют с известным российским писателем, автором нашумевшего романа-эпопеи «Русский крест» Александром ЛАПИНЫМ. 4 ноября в издательстве «Вече» выходит в свет его новая книга «Куда идут русские?». Но об этом чуть ниже, а пока…
Что празднуем?
– Александр Алексеевич, так что, на ваш взгляд, для нас, русских, суть день 4 ноября? Есть ощущения, что повод вроде как и правильный, исконный, однако… 7 ноября был прост и понятен: революция, свобода, красивый парад, салат на столе, этакая предтеча Нового года, а вот с «народным единством» не всё так просто…
– Видите ли, какая тут получается вещь… Возможно, лёгкий оттенок, скажем так, недоверия к этой «новой дате» в народе происходит оттого, что «пришла» она по инициативе сверху, от власти, а отношения власти и народа у нас никогда простыми не были. Но… именно с 4 ноября, по моему мнению, всё «угадано» предельно точно. Нам есть, нам действительно есть что праздновать.
Важность момента очевидна: в тяжелейшее время Смуты, во время, когда под сомнением было самоё существование не только русского государства, но и русской нации вообще, народ сумел самоорганизоваться, сам выдвинул из своей среды лидеров – Минина и Пожарского, выдвинул на прочном фундаменте абсолютного доверия, и… Добился того, чего добился: изгнал наглых оккупантов, восстановил и упрочил государственность, выбрал магистральный путь развития на многие десятилетия вперёд… Этот день можно считать неопровержимым доказательством того, что в России было, есть и будет гражданское общество. В чём, увы, многие, в том числе и обременённые вполне академическими знаниями, систематически пытаются нам отказать.
А касаемо «переклички» с 7 ноября, что ж… Это дело, как принято сейчас говорить, «грамотного пиара», который сумели сделать большевики. Вот и День народного единства нуждается в этом…
Классика триады и триада классики
– Из сказанного вытекает следующий, вполне традиционный для таких размышлений вопрос – вопрос о национальной идее. Некоторые склонны считать – пока таковая не будет чётко сформулирована и принята как руководство к образу жизни, никаких положительных изменений в обществе ожидать невозможно. Есть ли у нас эта идея? И как бы вы её могли обозначить?
– Национальную идею невозможно навязать, она должна приходить из низов, из народа, она должна сначала ощущаться каждым и только потом может быть воплощена в словесную формулировку, только так, а не наоборот.
Я сейчас скажу то, что масса жителей России сочтёт крамолой. Ориентир – не сама идея, но направляющая к ней веха – известный всем призыв «Россия для русских!».
Ах, завоют сейчас десятки тысяч, это же оголтелый национализм! Ничего подобного. «Россия для русских» – так отчеканил император Александр III, в период подъёма национального самосознания. Россия для тех, кому дороги и жизненно важны её интересы, политические, экономические – все. Для тех, кому Россия – родной дом. Для тех, для кого патриотизм – не пустой звук, а смысл ежедневного бытия. Заметьте, я ни разу не произношу здесь ни единого тезиса о национальности по крови.
Однако данная максима есть именно указующая веха. А сама национальная идея, хотим мы того или нет, существует уже не одно десятилетие, мы живём в её парадигме, обозначенной уже давно и в принципе хорошо всем известной. Да-да! «Самодержавие, православие, народность».
Самодержавие – не путаем с монархией, основанной на наследственной передаче власти, – присутствует в самом чистом виде. У Владимира Владимировича Путина полномочий отнюдь не меньше, чем у государя Николая II, если не больше. И народ на сегодняшний момент воспринимает самодержавие благодушно. И по чисто практическим причинам в том числе.
Православие – также вполне естественно вписывается в нашу жизнь. Часть наших сограждан склонны считать его искусственно насаждаемым, особенно сей постулат популярен в Москве, однако я не склонен ставить знак равенства между Москвой и Россией. В России православие не насаждается, оно там ж и в ё т.
А совокупность двух вышеперечисленных факторов и образует ту самую «народность», поскольку без неё, без нутряной, подчас на слух неразличимой, поддержки народа ни самодержавие, ни православие невозможны.
Долго ли ещё сохранится такое положение вещей? Я не знаю, но пока всё обстоит именно так.
– Сегодня, пожалуй, как никогда эта идея подвергается суровому испытанию: страну просто захлёстывает поток мигрантов, да и некоторые формально российские регионы обстановку вовсе не улучшают. Я вот всё-таки не могу понять, как ни пытаюсь: допустим, ещё недавно все союзные республики в составе СССР спали и видели во сне независимость. Сон сбылся, они её получили, стали самостоятельными государствами. Живи и радуйся! В том же Таджикистане можно собирать по три урожая в год и купаться в изобилии. Однако как-то не складывается. «Освободившиеся» почему-то не жаждут обустраивать собственные государства...
– Скажу так – это вполне закономерный результат постсоветской политики. И, честно говоря, я именно так всё и представлял много лет назад. Мог бы порадоваться своей прозорливости, однако… воздержусь.
В сложившейся ситуации на первый взгляд – одни сплошные минусы, но есть один безусловный, огромный плюс. Именно благодаря такому стечению обстоятельств русские осознали себя русскими! Понимаете? Живя в стерильном советском мире они потихоньку-потихоньку, а начали забывать о том, к т о они (и мы с вами, конечно же) есть на самом деле. Незаметно, по капле терялась национальная самоидентификация. И только жестокая встряска остановила пагубный процесс такой потери.
Тем не менее просто остановить – этого крайне мало. Надо заново выкристаллизовывать эту национальную самоидентификацию. Чего хотим мы и чего хочет государство? Мы высказываемся за визовый режим, а президент страны говорит о неправильности отталкивания бывших республик из среднеазиатского сегмента. Говорит, наверное, видя мысленно единое евразийское пространство, но… Надо определиться, искать компромиссы.
И исходить в их поисках целесообразнее, наверное, из того, что те, кого государство не хочет оттолкнуть, больше уважают сильную волю, а не разного рода послабления и уступки.
Безусловно, огромное значение приобретает миграционная политика. Для себя я обозначил две её основные разновидности – европейская и американская.
Европейская, если утрированно, представляет из себя элементарное поднятие лапок вверх перед мощной миграционной волной, бесконечные льготы, откупы и прочие преференции пришлым. Если Европа в этом плане не изменится – конец её неизбежен. Нам означенный путь совершенно не подходит.
Американский вариант миграционной политики куда более солиден и предпочтителен. Они открыты для приезжающих соискателей гражданства США, однако приоритет – высокообразованным и, что немаловажно, обладающим физическим здоровьем. Даже внешность подчас учитывается.
У нас в России пока нет никакой миграционной политики. Ни той, ни другой.
Революция или эволюция?
– Как бы вы охарактеризовали исторический этап, на котором мы сегодня находимся? И что ждёт нас впереди, в ближайшем обозримом будущем? Революция?
– Либо революция, либо эволюция. Очень хотелось бы последнего. Я – против революций, ведь никогда и ни за что не угадаешь – кого, какие силы она выбросит на поверхность.
А между тем исторически мы стоим именно на том пороге, на котором уже были в десятых годах ХХ века. Вопрос в движущей силе желаемой эволюции.
Мне в качестве неё видятся предприниматели. Но не из тех сегодняшних олигархов, которые представляют собой компрадорскую буржуазию в наичистейшем незамутнённом виде.
– А ведь именно их считают чуть ли не панацеей от всех бед…
– Они не связывают своё будущее с Россией, какая панацея? Все их капиталы давно вывезены, дети их и внуки давно граждане иных стран, о чём вы говорите? Я имею в виду именно национально ориентированных предпринимателей, пытающихся и зачастую небезуспешно, развивать бизнес на своей родной земле.
Да, таких, может быть, не так много. Они почти никак не проявляют себя, но они – сила. Взять ту же Болотную – при всей её неоднозначности там собрались в общем-то не предприниматели в полном смысле этого слова, однако требования были строго в необходимом именно предпринимателям ключе! Очень надеюсь, что нашим путём станет всё-таки путь эволюционный, через продавливание необходимых требований, через встраивание в действующую власть (взять того же Навального – его баллотирование в мэры следует рассматривать именно как попытку встраивания) и преобразование её, перенаправление в необходимое русло…
– Накануне Дня народного единства выходит ваша новая книга публицистики «Куда идут русские?». Если можно, расскажите вкратце о ней. И над чем вы сейчас ещё работаете? В литературном смысле, естественно…
– Эта книга – сборник статей. А объединяет их, в сущности, то, о чём мы с вами сейчас говорили: тема прошлого, настоящего и будущего русского человека. Объективно ли мы оцениваем те исторические события, которые кардинально изменили ход истории и преобразили облик страны? Как протекает непростой процесс нашей трансформации от человека советского к гражданину нового русского национального государства?
– А чуть подробнее…
– Ну… Например, в одной из статей я рассматриваю такую проблему: искусственное форсирование кардинальных перемен и попытки быстрой смены не только направления политического движения, но и национального мировоззрения – одно из основных отличий России от европейских государств. «Всё и сразу» – это правило, которым нередко злоупотребляли лидеры нашей страны, время от времени направляя вектор политического становления России вспять, откидывая страну в своём развитии на годы, а то и десятки лет назад. Почему это происходило и не повторится ли вновь? Пытаюсь найти ответ на этот вопрос.
А кроме того, заканчиваю четвёртую книгу «Русского креста». Она охватывает события, происходившие с героями романа в 1991–1993 годах. Здесь и все сложности восприятия демократии – при собственно демократии мы жили только эти два с лишним года. Плюс, кстати, к только что сказанному, все тонкости «бизнеса первого поколения», когда бизнесменами, предпринимателями становились не потому, что так хотелось, а ради того, чтобы просто не сдохнуть… Вот об этом и речь.