В Москве проводили соцопрос. Одна из тем – география родного государства. Молодой человек с айфоном в руках и в порванных джинсах ответил: «Камчатка? Это город... рыбный, где-то на море»...
«Браконьер» – понятие относительное
Позвонил мне летом знакомый рыбак: «Кету заберёшь?» Жил я на горе. Спустился к нему в гараж. Целый мешок кеты... В гараже сети, приспособления для засолки, крючки, которыми «шкерят» – режут рыбу. Взвалил я мешок и потащил к себе домой в гору. Карабкаюсь, потею. Петропавловск-Камчатский построен на сопках, дома невзрачные, но если потрясёт, баллов до семи выстоят. Кухня у меня большая, чистая – пока снимал филе, всю изгадил. Резал мелкими дольками, клал в банку и заливал маслом. На зиму приготовил лососёвый засол. Кета крупная, свежая, с поротыми брюшками...
Из северных дневников:«Есть у меня знакомый рыбак по прозвищу Великий Серафим. Серафиму седьмой десяток, он грузен, но на палубе сноровист. Взгляд из-под бровей – не из простецких. Серафим – это воплощение рыбака-браконьера Камчатки. Он живёт на этой суровой земле много лет, считает, что имеет полное право ловить – «дербанить» – рыбы столько, сколько нужно ему. И это законно по-человечьи...»
«Браконьер» на Камчатке – понятие весьма относительное.Бичи, режущие рыбу на мелководье нерестовых рек, – дрянь и никчёмные люди. Они, по мнению Великого Серафима, недостойны называться браконьерами. Пробившуюся к своим нерестилищам рыбу уважают и берегут. Есть так называемые проходные дни – когда рыбаки не кидают сети, дают возможность лососю отнереститься. Иначе через четыре года, когда подросшая половозрелая рыба должна вернуться к месту рождения, чтобы по законам природы оставить потомство, нереститься будет некому. Не станет лосося – не станет прибыли. Кому ж такое выгодно? Отчаянные рыбаки, рвущие форштевнями скоростных лодок океанские буруны, кидающие сети в предустьях и бухтах, куда подходят из океана косяки, самые браконьеры и есть. Великий Серафим ловит промыслового лосося всю путину. Технология простая: порят брюшки, достают икру, а рыбу за борт. Великий Серафим снабжает поротой рыбой всех соседей, сослуживцев. Ругаются на него подельники: «Запалишь ты нас, старый чёрт!»
Великолепная пятёрка
Великолепная пятёрка Камчатки: чавыча, нерка, горбуша, кижуч, кета. Всё это лосось. Перед лососем можно склонить колено. Великая целеустремлённая рыба. Невзирая на штормы, зубы касаток, рыбацкие сети, лосось идёт к своим нерестилищам. Для этой рыбы брачное ложе становится братской могилой... Откладывая икру, лосось начинает гнить заживо: нерка превращается в горбатых монстров, горбуша синеет, вываливаются глаза. После нереста лосось погибает, своими гниющими телами кормит подрастающую молодь. Это доисторическая рыба. Пережила и мамонтов, и динозавров. Потому что, наверное, не боялась смерти...
Рыбаки не философы. Руки грубы так, что огнём не сожжёшь. Усталые лица, но хмурые и некоторые с похмельной краснинкой. Море в полсуток вышибает хмель. Идёшь на шхуне, траулере – качает, всегда ветер. Кок мудрит на камбузе – щиплет волоски со свиной головы. Бублики, шницеля, конфеты... Капитан один в рубке. Задумался. Прибор перед ним, он высматривает косяки. Заметил, и тут же команда – два звонка! Побежали рыбаки: вскакивают с коек, как матросы на военном корвете, натягивают робу, непромокайку. Курят и у каждого кружка с кофе. Витёк, второй механик, бросает буй... Ого, пошла снасть с палубы с грохотом в зелёный океан! Сделали круг, подобрали сети, пошла выборка. Рыба валится на палубу, вся команда пошла чистить улов... Сорную рыбу – скатов, бычков – за борт. В трюм валятся ценные промысловые породы. Чайки-дряни гогочут, плачут, жрут рыбу, несутся вслед за пароходом. Морякам на чаек тьфу, противные твари – гадят на палубу. Усталые моряки снимают непромокайки. Кофе, сигареты. Одноглазый кок неприветлив с чужаками, своих ласково кормит: подложит шкварочку Витьку, второму механику...
Из северных дневников: «Морю отдался – всё – будь верен. Тут мужики подходили – рыбаки. Курили, руки жали. Вот народ – их пароход месяц в ремонте: пошли в Охотское – движок стуканул. Они ремонтировались, камбалой питались. Убежали вчера на палтуса. Уважаю».
Почему рыбаки не любят циклоны?
Приезжали американцы с CNN. Собирались снимать суровую работу рыбаков – штормы и громадные волны. А я ухмыльнулся: рыбаки не любят циклоны, «бегут» на своих эмэрэсках и эмэртэшках «прятаться» в бухты. Знаменитые тихоокеанские циклоны зарождаются в Индийском океане, а угасают, пройдя через Камчатку и Командоры, на Алеутских островах, в районе Аляски. Если рыбацкий траулер попадает в циклон, то увеличивается расход топлива. Во время шторма возрастает себестоимость рыбной продукции. Это невыгодно рыбакам. Великий Серафим сказал как-то: «Рыбацкая работа нелегка, и совсем не до романтики. Море красивое только на картинках».
Был на Камчатке такой пароход «Аметист». Ловили краба в Охотском море, намотали на винт «хребет» – канат, на котором крепятся снасти. Было морозно. Оледенели. «Сыграли» оверкиль! В мгновение перевернулись, и утонули рыбаки со своим пароходом.
Короткий век у рыбака – десять-пятнадцать промысловых лет. Жестокая качка, солёный ветер, вечный запах рыбы. Списываются на берег, уезжают на материк.
Справка «АН»
Камчатский край находится на полуострове Камчатка, расположенном на крайнем северо-востоке России, а также Командорских и Карагинском островах. Территория края – 464 тыс. кв. километров. Здесь проживают около 350 тыс. человек. В состав края входят Камчатская область и Корякский округ. Полуостров омывают на западе воды Охотского моря, на востоке – Берингова моря и Тихого океана. Столица края – город Петропавловск-Камчатский. Основной доход край получает от промыслового рыболовства.
У браконьера век долог – всю жизнь
Рассуждаем с Олегом Лапшиным, директором Камчатского института рыбного хозяйства и океанографии. «Браконьер – он и есть браконьер, как ни выдумывай, ни рассуждай на тему: прав или не прав по-человечьи... Великий Серафим и другие с ним. Рыболовецкие колхозы и крупные заводы получают квоты – разрешения на вылов по рекомендации учёных. Государство регулирует вылов. Да, лосося ещё много в океане. Что значит, можно дербанить его сколь угодно?» Малые народы Камчатки – коряки, ительмены, алеуты.Им разрешено беспошлинно ловить рыбу. Под флаги «малых народов» встают браконьерские артели, битвы с властью и наукой идут до последней икринки. Директора промысловых и рыбоперерабатывающих артелей нанимают охранные предприятия для «зачистки» нерестовых рек от браконьеров.
Минтай – красавец. Его особо не побраконьеришь! Он глубоко нерестится. Икра его не так ценится, как само минтаево мясо. Оно без холестерина. Европа и Азия мегатоннами потребляют океанского красавца. С виду минтай уродлив: выпученные глаза. Вонюч. За год в Тихоокеанском бассейне минтая добывают до миллиона тонн.
Великий Серафим на минтая ходит официально и законно. Его в команде уважают – старый волк с чутьём. Ловят минтая, попадается краб. Так и говорит капитан: «Сейчас тараканы пойдут!» На краба лицензии нет у минтайщиков. А чего делать? Выбрасывать? Великий Серафим краба чистит, ломает клешни, варит, закатывает в контейнер. На берегу мороженого краба сдадут приёмщикам-нелегалам, деньги – в семейный бюджет дружной команды траулера. У каждого рыбака и жёны, и дети, и внуки.
Из северных дневников: «Красное солнце – плохая примета, жди, рыбак, усиления ветра. Пароходы пережидают плохую погоду – штормуют – ложатся носом на волну при самом малом ходе. Поздняя осень – время циклонов – рыбацкие артели несут убытки. Мощный циклон теоретически даже способен изменить ход торгов, например, на Токийской бирже».
Сидим мы с Олегом Лапшиным, директором КамчатНИРО, в центре Москвы, пьём кофе в уютном кафе. Олег учёный, доктор наук. Я несерьёзный человек – эмоциональный, влюбчивый – журналист. Тоскую по Камчатке. Напеваю: «Мой дом, Петропавловск-Камчатский...» Люблю я Великого Серафима и других, скучаю. Чего мне, что он браконьер, что безнаказанно ловит рыбу, уменьшает запасы государства... Природа ему будет выставлять счета. Не я и не Олег Лапшин. Перед глазами – пропахший рыбой Петропавловск, автобусы с хмурыми неприветливыми жителями, мешок кеты, сопка, где стоит мой сейсмоустойчивый дом, причалы и маленький пароходик с рыбацким профилем, буксующим среди нагнанных циклоном льдов.
Из северных дневников: «Но вот, к примеру, сивучи – морские львы. Конфликт... Когда рыбаки сдают улов, перекидывают рыбу с палубы на берег, сивучи подходят бандой туш в двадцать, они ревут и требуют свою долю... Они хватают и рвут садки, рыба сыплется в воду, сивучи дерутся за еду. Учёные объясняют этот феномен по-научному: звери приспосабливаются к новым доступным источникам питания. Но если рассуждать по-человечьи, то получается, как и Великий Серафим, сивучи имеют право на эту рыбу. Они требуют справедливости. Вы ловите в нашем океане, это наш дом, вы опустошаете наш океан, так платите налоги!.. Экологи сивучей защищают, проводят конференции, рыбаки колют морских львов баграми, вышибают глаза, матерят. Потому что каждая тонна лосося, минтая и камбалы достаётся рыбакам тяжёлым трудом».
Великий Серафим добрючий мужик. Ездит с семьёй за ягодой и грибами. На даче сажает картошку и редис. Красную икру в его семье на бутерброды не мажут. «Так деньги ж не едят!» – с улыбкой говорит Серафим. А для приезжих чужаков объясняет: «Икра – это чистый белок, её можно есть день, два... далее больше одного бутерброда в сутки уже не лезет. Поддерживает, конечно, силы, но нужны и углеводы, и жиры. А икра – что с неё, только стул характерный».Предложил Великий Серафим устраивать в аэропорту для приезжих разъяснительную акцию – выставлять таз с икрой и ложку. Чтобы наелись один раз и навсегда – от пуза и до тошноты.