Хозяйка приюта в Монтане объяснила, почему не пустила Астахова

Единственное, почему хозяйка детского ранчо в Монтане Джойс Стеркел, жалеет, что не поговорила с детским омбудсменом России Павлом Астаховым, это проблемы с визами на историческую родину детей, усыновленных в 90-х.

По закону, принятому три года назад, дети, усыновленные в конце прошлого столетия, и получившие американский паспорт, не могут въехать в Россию по обычной визе, они должны восстанавливать российское гражданство.

«Это очень долго и очень дорого. Теперь мои приемные дети не могут увидеть своих родственников. Вот об этом мне нужно было спросить у Павла Астахова», - сокрушается она.

Ranch for kids из городка Юрека прославилось в июне прошлого года. Тогда российскую делегацию во главе с Астаховым и уполномоченным по правам человека МИДа Константином Долговым на ранчо не пустили.

Детский омбудсмен, объявив, что в глухую американскую провинцию его привела забота о сиротах, заявлял тогда: «По имеющимся данным, на ранчо проживают несколько десятков российских детей-сирот, брошенных там приемными родителями». Астахов возмущенно рассказал, что у ворот их встретил только человек с видеокамерой, который объявил, что детей срочно вывезли в Канаду, и напомнил, что по законам штата Монтана пересечение границ частной собственности дает хозяевам право стрелять на поражение. "Где-то вдалеке мы действительно слышали выстрелы,— утверждал детский омбудсмен.— Это что, изолятор? Или колония? Или отстойник для ненужных детей? Получается, что родители отдают детей куда подальше — туда, откуда они не смогут выбраться самостоятельно".

Теперь же, благодаря «Коммерсанту», отправившему в Монтану корреспондента, Джойс Стеркел получила возможность ответить российскому чиновнику.

«Если бы Павел Астахов попросил меня о встрече и нормально приехал, я бы, разумеется, его приняла, - рассказала она.— Но они 20 лет не замечали усыновленных из России сирот, а теперь вместо того, чтобы обсуждать, как две страны вместе могут помочь больным приемным детям, приезжают ко мне и говорят, что я тут устроила детскую тюрьму!».

Предки Стеркел, поволжские немцы переселились в Америку из-под Саратова в самом начале XХ века, а она сама в 90-х в составе американской гуманитарной миссии проработала два года акушеркой в Нижнем Новгороде. Вернувшись из России занялась международным усыновлением, а потом, когда свои дети выросли, удочерила русскую девочку Катю, а потом еще двух сирот из России.

Кате было десять лет, и первые приемные родители уже успели вернуть ее в детский дом в Перми, посчитав девочку сумасшедшей: она часто вспоминала, как нескольких ее подруг изнасиловали в интернате, и все время кричала по ночам.  

У остальных детей были похожие проблемы, с которыми Стеркел удалось справиться, и когда о ее победах пошла слава, ее стали просить о помощи другие усыновители. Так и родилась идея организации детского ранчо.

Первые отказники появились в ее доме в 1999 году, но уже через пять лет семейный дом перестал вмещать всех воспитанников. А в 2002-м на телеканале Hallmark вышел документальный фильм "Еще один шанс" (Second Chance), посвященный истории приемных детей семьи Стеркел. После этого просьбы стали поступать со всей страны, и два года спустя Джойс вместе с мужем купили ранчо у подножья Скалистых гор.

Сейчас на Ranch for kids живут 25 детей, из них 10 — из России, остальные с Украины, из Эквадора и Бангладеш. Почти у всех один и тот же диагноз — "фетальный алкогольный синдром", который в России обычно называют синдромом пьяного зачатия, симптомами которого в США называют импульсивное поведение, повышенную возбудимость, немотивированную агрессию и дефицит внимания. Стеркел говорит еще о целом букете фобий, которые развиваются у ребенка из-за длительного пребывания в детском доме.

«Усыновление, - объясняет она, - похоже на брак по расчету, когда обе стороны вроде бы договариваются любить друг друга, но через некоторое время понимают, что совершили ошибку. Истории всех приемных семей в США делятся на три категории: 30% везет, и жизнь ребенка складывается удачно, еще 30-40% переживают разные трудности, но с помощью врачей и психологов с ними справляются, в 30% усыновление заканчивается катастрофой».

Именно эти дети, из последней группы попадают к ней.

Проблема в том, что в большинстве случаев приемные родители не подозревают, с чем им придется столкнуться: набор документов, которые они получают в российских детских домах, не дает ни малейшего представления о ребенке.

«Это огромная кипа бумаг, но там нет ни слова о том, как росли эти дети,— уточняет Стеркел.— Нет никаких данных о родах, нет сведений об условиях жизни, нет социальных портретов родителей, кроме упоминания о матери-алкоголичке. Когда они говорят «энцефалопатия», это обычно значит «алкогольный синдром», а остальные диагнозы просто невозможно перевести на английский. Родители понимают, что с ребенком все очень плохо, лишь спустя несколько лет, когда он идет в школу».

Американские психологи утверждают, что дети с алкогольным синдромом зачастую не понимают, что плохо и что хорошо, а жизнь в детдоме приучила их беспрекословно повиноваться старшим, но не членам семьи, а уличных банд.

Попасть в приют удается далеко не всем. Не берут подчеркнуто агрессивных, тяжелобольных, детей с ярко выраженными сексуальными отклонениями.

Ежегодно Джойс принимает не больше 12 детей, так что постоянно на ранчо находятся 20-30 воспитанников. С детьми занимаются 17 воспитателей, полностью разделяющих Теорию рутинной терапии, которую использует Стеркел.

«Львиная доля проблем с приемными детьми связана с тем, что они не чувствуют себя в безопасности и боятся всего нового и непривычного, - объясняют сотрудники ранчо. - Мы предлагаем им строгий распорядок, который никогда не меняется, и именно эта ежедневная рутина дает им чувство защищенности».

Большинство воспитанников проводит здесь около года. Рецидивы после возвращения в семьи бывают, но их удается избежать, если семья участвует в реабилитационном процессе. Пребывание на ранчо обходится родителям в $3,5 тыс., так что отправить ребенка сюда могут далеко не все.

Российские дипломаты приехали сюда впервые в декабре 2010-го. Месяц спустя о встрече с Джойс Стеркел попросили сотрудники посольства в Вашингтоне.

«Мне было нечего от них скрывать: они хотели узнать, как живут дети, а я хотела рассказать, что такое алкогольный синдром и почему американцы иногда передают приемных детей в другие семьи», - вздыхает она, уточняя, что слушать ее никто не захотел.

И когда прошлой весной на ранчо из посольства России сообщили, что Монтану собирается посетить официальная делегация во главе с Павлом Астаховым, Стеркел ответила, что на ранчо уже побывали российские дипломаты и она не видит никакой необходимости в приезде официальной делегации во главе с уполномоченным, а потом попросила Госдепартамент перенести сроки визита русской делегации.

Но Астахов, заявив, что график его работы " утвержденный президентом России, не могут изменить никакие предупреждения Госдепа", поехал.

Хозяйка к гостям  так и не вышла, а у ворот ранчо делегацию встречал только приемный сын Джойс Саша, который на всякий случай вооружился видеокамерой.

«Часть детей в это время были в школе, остальные — на ранчо. Но они не пытались войти, им сказали, какие права собственности в США, особенно в штате Монтана, - рассказала Стеркел. - И знали, что если они пересекут границу участка, я имею полное право стрелять. Разумеется, я бы этого не сделала. Я бабушка, у меня семь детей и десять внуков, какие выстрелы?!»

Члены официальной делегации простояли у ворот Ranch for kids минут 20, развернулись и уехали. С тех пор никто из российских представителей в Юреке не появлялся.