Аргументы Недели → Общество № 1(343) от 17.01.2013

Партийность – дело интимное

, 16:30

Лидер межрегионального движения автомобилистов «Свобода выбора» Вячеслав ЛЫСАКОВ был приглашён в руководство президентского «Общероссийского народного фронта» лично президентом (тогда – премьером). Ныне он депутат Госдумы от ОНФ (фракция «Единая Россия»), зампред комитета по конституционному законодательству и государственному строительству. Почему в России самые дорогие и самые плохие дороги? Где грань между трезвым и пьяным водителем? Зачем организатор межрегиональных протестных акций присоединился к фракции ЕР? Для Лысакова эти вопросы ни капли не риторические.

Дороги, которые мы выбираем

– Пробки – уже не только столичный фактор-раздражитель?

– Да, это проблема всех городов-миллионников и почти миллионников. Согласно общемировым нормативам, исходя из плотности населения и количества машин, нам требуется вдвое больше дорожной сети. В России миллион с небольшим километров дорог и приблизительно столько же не хватает. В последние десятилетия финансирование дорожной отрасли было абсолютно неадекватным. Даже в советское время, при дефицитном бюджете, строительство дорог финансировалось лучше. В последнее время картина стала меняться – в частности, благодаря воссозданию дорожных фондов, которые ликвидировали в начале нулевых. Теперь они снова появились: в них поступают деньги и с транспортного налога, и с топливных акцизов – таким образом, деньги становятся целевыми, «окрашенными», поэтому их нельзя потратить на что-то другое.

Главное, для государства это не убыточная отрасль. Расходы на дорожное строительство возвращаются в бюджет в пяти- или десятикратном размере. Потому что строительство дорог стимулирует развитие экономики: появляются рабочие места, для дорог нужны мосты, для мостов – сталь, для стали – станки и так далее. Есть пример Америки 30-х годов: благодаря автомобилизации и дорожному строительству страна вытащила себя из пропасти. Про аналогичный эффект в России говорить рано – мы только начали этот процесс. Жаль, что в годы профицитного бюджета мы копили жирок, а не вкладывали нефтедоллары в дорожную отрасль.

– Больной вопрос – качество.

– Увы. Только 37% федеральных и 26% региональных (местных) дорог соответствуют техническим нормативам (а в некоторых регионах – только 10–20%). До последнего времени наши дороги нуждались в серьёзном ремонте каждые два года, теперь мы выходим на межремонтные сроки в семь лет. Тем временем на Западе межремонтные сроки – 20, 30 и более лет. Одна из причин нашего положения в том, что в 60-е годы было принято политическое решение: строить асфальтобетонные дороги, а не цементобетонные, потому что битум, в основе которого нефть, стоил для СССР копейки. А весь мир выбрал цементобетон, который гораздо прочнее. Сегодня есть такие сорта цемента, которые выдерживают любые нагрузки.

– Значит, проблема в нефтяном лобби?

– Нет. Проблема в том, что всё новое в России всегда внедряется с огромным трудом. Надо остановить государственную машину и задать ей другое направление. У нас огромный разрыв между наукой и практикой. В России прекрасные научные школы в области новых технологий (в самых разных отраслях), но это – отдельный мир.

Сравните. В России в год сдаётся 500 км федеральных трасс. А в Америке одна бригада из 20 человек строит 700 км в год благодаря технологии, когда дорога строится из готовых блоков, так называемых плит преднапряжения (нет зависимости от климатических условий, нет нужды в большом объёме техники и дорожных одежд). Впрочем, не всё так плохо: например, наши мостостроители дадут фору всем западным коллегам.

– Третий больной вопрос – цена.

– Это стойкий миф, который приходится развеивать. Конечно, справедливы замечания по поводу воровства, но его хватает во всех сферах. Дорожная сфера не является более коррупционной, чем другие. Нельзя сказать, что все дорожники – воры. Да, бывают исключительные случаи. Например, на четвёртом транспортном кольце в Москве проектировался участок, каждый километр которого должен был стоить как километр подводного тоннеля Ла-Манш между Англией и Францией. Я бы не сказал, что такие случаи делают погоду. Дело в другом. У нас в стоимость дороги включают и выкуп земли, и прокладку коммуникаций. А в остальном мире речь идёт лишь о стоимости строительства самой дороги. Поэтому стоимость наших дорог выглядит в несколько раз выше. У нас особые статистические стандарты, только и всего.

– Пробки в столице – позор на весь мир. Вы говорите о строительстве новых дорог, но в Москве для них не осталось места. Весь город застроен – без учёта логистики, инфраструктуры.

– Московские чиновники «зарабатывали» на коммерческом строительстве, каждая разрешительная подпись стоила безумных денег. Им было плевать, какой геморрой они создают всем остальным. Это именно московская проблема, в других городах России нет такой плотной застройки. Понятно, что делать: сносить эти торгово-развлекательные центры и офисные здания. Непонятно только, за чей счёт. Требуется политическое решение, некоторые страны Европы через это проходили. Другой выход для столицы – строительство эстакад, но почему-то московская администрация болезненно реагирует на такие предложения.

Пить нельзя. А кефир?

– Вы не раз говорили, что порядка на дорогах нужно добиваться не только ужесточением правил, но и послаблениями.

– С 1 января вступил в силу мой законопроект. Первый (за год) выезд на встречку, если он не создал никакой опасности, теперь можно не наказывать безальтернативно лишением прав. Судья может изучить обстоятельства и ограничиться штрафом. Ещё новшество – отмена доверенности на управление автомобилем.

– Теперь расскажите про ваши ужесточающие поправки.

– Сегодня ровно три месяца, как эти поправки лежат в правительстве без ответа. Буду писать премьеру. Я предлагаю вот что. Повысить минимальные штрафы со 100 до 500 рублей. Увеличить ответственность за управление автомобилем в состоянии опьянения: с 5 до 50 тысяч рублей. Ввести уголовную ответственность за повторное управление в состоянии опьянения. Введение балльной системы, чтобы 40 мелких либо четыре грубых нарушения карались лишением прав. Подчеркну: повышение штрафов имеет смысл – это показывает практика. Когда штраф за непристёгнутый ремень составлял 100 рублей, не пристёгивался почти никто. А когда в 2007 году штраф подняли до 500 рублей, люди стали пристёгиваться.

– Тем не менее вы настаиваете, чтобы вновь разрешили 0,3 промилле алкоголя в крови.

– Хотя бы 0,2. Я, собственно, выступаю за возвращение критериев опьянения. Абсолютный ноль – это не критерий трезвости, нуля не существует в природе. Сейчас для признания человека пьяным достаточно продувки, даже кровь не берут. А ведь результаты зависят от многих факторов. О пресловутом кефире или спиртосодержащих лекарствах я и не говорю – иногда для ошибочного результата достаточно погрешности прибора или особого газового состава воздуха. Первый вице-премьер Шувалов сказал, что за малые промилле не наказывают, и, значит, нет смысла в допустимости малых промилле. В отличие от него, я обратился в суды и МВД и получил статистику за октябрь: от 12 до 15% лишены водительского удостоверения менее чем за 0,2 промилле, в том числе и за сотые доли промилле. В год – это около 40 тысяч водителей, лишённых прав абсолютно несправедливо.

Премьер Медведев воспринимает допустимость малых промилле как разрешение выпить, тогда как речь идёт о другом – о погрешностях при измерениях. По данным ведущих российских специалистов по медицинскому освидетельствованию, а также метрологов, именно 0,2 промилле позволяют учесть все суммарные погрешности при измерениях. Кстати, запах начинается с 0,3 промилле, изменения реакции – с 0,5–0,8 промилле.

Между народом и президентом

– Вы избраны депутатом по спискам «Единой России», но вы не член партии. Почему не вступаете?

– Не хочу. Зачем? Это дело добровольное и, я бы сказал, интимное. Я создаю свою партию – партию автомобилистов, чтобы вместе со мной в Думу прошли 20–30 моих единомышленников. Я не могу один бороться со всей государственной машиной.

– Вам легко далось решение войти в совет путинского «Народного фронта»?

– Я посчитал это за честь. Кроме того, появилась прекрасная возможность получить доступ к Владимиру Путину. На первой же встрече я обсудил с ним несправедливость транспортного налога. Тогда он возражал мне, а недавно все мы услышали, как Владимир Владимирович выразил сомнение в правильности нынешнего взимания транспортного налога. Конечно, я не единственный, кто переубеждал его. Но уверен, что наша личная беседа, в ходе которой я мог эмоционально высказаться, также сыграла роль.

– Ваши соратники по «Свободе выбора» не критикуют вас в связи с вступлением в «Народный фронт»?

– Нет, у нас единая команда с 2005 года. А попутчики, которые заходят к нам на сайт и что-то пишут, – постоянно меняются: одни появляются, другие исчезают. Критика звучит всегда. «Свободе выбора» изначально предрекали скорую смерть, ругали её методы – дескать, надо отстраивать общественную организацию как-то по-другому. Я предлагал им показать это собственным примером. Мы все давно забыли имена этих критиков.

– Вы выступали против мигалок…

– Я ничем не поступился – никакой мигалки у меня нет. Мигалки в Госдуме положены только спикеру, вице-спикерам и руководителям фракций. Я вам больше скажу. Мой кабинет с двумя приёмными – это привилегия первого зампреда комитета. Обычные депутаты сидят в комнатушках по 18–20 метров вместе с одним-двумя помощниками. При том что депутаты имеют ранг федеральных министров, а у министров и шикарные кабинеты, и комнаты отдыха. Да, я пользуюсь служебным транспортом, но не для того, чтобы виски пить, а для того, чтобы по пути работать с документами. Я не выезжаю на встречку, не езжу на красный свет. Хотя водители жалуются мне, что есть депутаты, которые на этом настаивают. Не говорю, что они из нашей фракции. Такие депутаты во всех фракциях бывают.

– До своего депутатства вы резко высказывались против Парада Победы. Сможете сейчас повторить свои слова?

– Если в этом году его проведут так же, то повторю. Другое дело, что, став государственным человеком, я отношусь ко всему серьёзнее. На мне теперь особая ответственность. Жертвы на дорогах из-за моих действий или бездействий будут моей личной виной. Если я стал говорить не только о послаблениях, но и об ужесточениях, – то не потому, что перекрасился и стал бюрократом. Легко защищать автомобилистов абстрактно и кричать «долой ГИБДД». А когда какой-то урод сбивает чьего-то близкого человека, то звучат совсем другие претензии: этих уродов надо наказывать, у нас самые низкие штрафы и так далее. Законодатель должен представить себя на месте каждого.

– Депутатов от «Народного фронта» критикуют за то, что они голосуют по указке «Единой России».

– Мы должны развалить фракцию? Есть правила игры, которых мы обязались придерживаться. При голосовании всегда надеешься, что профильный комитет правильно разобрался в каждом конкретном вопросе. В принципиальном для меня вопросе – например, по поводу промилле, если мои поправки не будут учтены фракцией, – я проголосую против.

– Вы поддержали запрет на усыновление американцами российских детей.

– Расхожие представления таковы: американцы, мол, усыновляют российских детей-инвалидов чаще, чем сами россияне. Официальные данные другие: в прошлом году американцы усыновили 44 больных ребёнка, а россияне – 188.

– Зачем же лишать этих 44 детей возможности быть усыновлёнными?

– Я рекомендую недовольным усыновить их.

– То же самое рекомендуется депутатам, которые запретили усыновление для американцев.

– Если вы имеете в виду меня, то я уже староват, мне в этом году исполнится 60. Не приведу в пример коллег по Госдуме – я лучше знаю коллег по «Свободе выбора». У нас есть два таких парня: первый усыновил двоих детей при наличии собственного ребёнка, а второй содержит семейный детский дом, где постоянно воспитываются 15–18 детей. И они не прислали мне письма о том, как мне должно быть стыдно. Потому что такие люди не кричат о сиротах, а берут их под свою опеку.

Подписывайтесь на «АН» в Дзен и Telegram