До городка Клинцы, который уютно расположился в 170 км от Брянска, добираться более 2 часов по весьма разбитой дороге. Почти сразу после выезда из областного центра начинаются типичные среднерусские поля и равнины. И знаменитые брянские леса. Потом ещё 30 км – и попадаешь в старинное русское село Бутовск. Именно там живёт Ольга Сучкова, которая австрийскими коровами спасает небольшой кусочек русской провинции от безнадёги и пьянства.
А коровы у вас какой «системы»?
– Я ещё лет в шесть сказала матери, а жили мы тогда в шахтёрском посёлке, что хочу стать оператором машинного доения. И чего мне это в голову пришло? – говорит Ольга, параллельно проводя экскурсию по своему «Машинному двору». Именно так и написано на воротах. У нас нет, как у немцев, полной заасфальтированности всего и вся. Но нет и привычной российской грязи по колено. Видно, что стоят рабочие машины, а не с выставки: «четыре зерноуборочных комбайна, три кормоуборочных, ещё трактора, грузовики. Всё на ходу. 2,5 тысячи га в обработке. Но только техника, которая помогает кормить стадо. На роскошь денег нет».
Стадо у Ольги не большое и не маленькое. В размер кредита, который вдруг дал один банк. Построили новый коровник, завезли самое современное оборудование, купили бурёнок в Германии и Австрии. И началась нелёгкая жизнь бизнесвумен в российской глуши.
Видно, что своими коровами Ольга гордится. А может, даже и любит. У каждой есть немецкая кличка, паспорт и бирка в ухе. И в компьютере, который автоматически (!) ведёт строжайший учёт надоев, состояния здоровья и прочей коровьей жизни, они тоже под немецкими именами. Но в глаза и доярки, и директор называют их более привычными Нюрами или Машами.
В коровнике почти не пахнет навозом. Ну, почти не пахнет. С вымеренной периодичностью по полу проходит специальный скребок, который через систему трубопровода убирает навоз в бункер. Оттуда его забирает трактор и вывозит на поля. И, кстати, перед входом в доильное отделение в обязательном порядке надо надеть халат и бахилы. 18 видеокамер транслируют это на монитор.
Молоко вообще не соприкасается с воздухом, пока машина его не привезёт на переработку. Это гарантия того, что оно не скиснет. От коровы молоко по специальным шлангам подаётся во французский танкер-охладитель из нержавейки. И хранится там при температуре плюс 4 градуса. Такая техника мало у кого есть в России.
Наследство Чубайса
О рентабельности Сучкова говорит не очень охотно. Не потому, что тайна, а потому что это самая больная тема для российских фермеров. Например, реформа РАО «ЕЭС», проведённая нынешним нанодеятелем Анатолием Чубайсом, привела к тому, что себестоимость литра молока практически равна 2 киловаттам. А сколько их надо для того, чтобы этот литр надоить?! А ещё есть кредиты, которые надо отдавать. А ещё зарплата рабочим и закупка необходимого нового оборудования.
– Мне рентабельно отдавать литр молока минимум по 15–16 рублей. Но переработчики иногда навязывают и цену гораздо меньшую. А сколько оно стоит в магазинах?! – возмущается Ольга.
Чтобы не быть зависимой от жадных акул переработки, она закупила сибирское оборудование на три с лишним миллиона рублей. Скоро на местном рынке появится новый бренд: «Бутовское молоко».
Как ни странно, Ольга Сучкова не хозяйка, она Руководитель. Именно так – с большой буквы. Тихо умирало в Бутовском хозяйство «Ударник». А когда умерло окончательно, решили создать новое, с необычной пока для России формой собственности «Товарищество на вере» – ТнВ «Ударник». Что это такое – объяснять долго и нудно. Но суть в том, что все товарищи в нём вносят свой вклад, а некоторые за успех отвечают ещё и своим имуществом.
В товариществе работают 63 человека. Из них управленческое звено – всего семь. В том числе зоотехник, ветеринар, бухгалтер. Средняя зарплата – 12 500. Что для российского села очень приличные деньги. Эти 63 человека кормят ещё, как минимум, сотню – детей, внуков, родных.
Раньше в «Ударнике» надаивали 1600 кг молока за год от каждой коровы. Сегодня 2800 кг – за квартал.
В здании правления, где днём почти никто не бывает, все на ферме, никак не могут закончить ремонт. И царит вынужденный стиль фьюжн: стоят ещё советские неподъёмные сейфы и рядом компьютеры с выходом в Интернет. «На роскошь денег нет», – повторяет Сучкова.
Зато, заходя в кабинет любого чиновника любого ранга, просто физически ощущаешь, что тут-то как раз только на роскошь и есть. Зато часто их не остаётся на вымирающую провинцию.