В первые дни наступившего года практически во всех районах города можно было увидеть одну и тут же картину: в местах, выделенных для продажи новогодних елок, за наспех сколоченными ограждениями валялись сотни загубленных и теперь уже никому не нужных деревьев. Подобные картины можно было увидеть в Санкт-Петербурге и в прошлом году, но ныне масштаб этого варварства явно зашкаливал…
В последние дни минувшего года, бродя вдоль многочисленных заборчиков, заваленных елками, глаза петербуржцев не задерживались ни на одной из них. Покупать их просто не хотелось. Хилые редкие ветки и подернутые желтизной иголки вряд ли бы выдержали даже картонного зайчика. Елочных базаров было как никогда много, но выбора на них не было.
«Почему не берешь, что, не нравится?» — Продавец южанин вытащил из кучи деревьев трехметровый ствол с тремя десятками жидких веток, стоимость которого почему-то была лишь на сотню рублей меньше, чем цена норвежской ели, выращенной в специальном питомнике. Кстати, их в этом году в гипермаркетах было немного, и разбирались они почти мгновенно. Такие ели действительно создавали праздничное настроение.
В пору, когда заготовкой новогодних елей для горожан занимались специалисты леспромхозов, мысль рубить ель, которую никто не купит, в головы их не приходила. Праздник же должен быть красивым! Ныне же петербуржцы, оказавшись после новогоднего застолья на улицах, то и дело натыкались на груды елок. И, естественно, возникали вопросы: зачем нужно было в очередной раз давать предпринимателям разрешение на вырубку столь большого количества деревьев? Кто ответит за это варварство? Просчитывал ли кто-нибудь реальное количество необходимых городу живых елей? Неужели те, кто согласовывал разрешение на вырубку, не понимали, что алчные предприниматели будут рубить все без разбора, вовсе не задумываясь о том, захотят ли горожане украсить сухостоем свои дома? Но даже на такие «деревья» жадные торговцы отказывались снижать цены до позднего вечера 31 декабря. И за несколько часов до боя курантов просто побросали свой товар, превратившийся в мусор.